Вдаль и вдаль ведут дороги. Путешествие двух братьев - Ройд Толкин

разлито безмятежное море самого преданного внимания. Женщины излучают покой и смотрят на меня сияющими широко раскрытыми глазами. Они жаждут перенять мастерство этого гуру из Уэльса. Это как отнять конфетку у ребенка.

«В основе лежит природа, единение с землей, со всем, что вас окружает».

Они кивают в такт и улыбаются мне в ответ. Я начинаю с того, что предлагаю им принять позу покоя. Они нагибаются вперед и вниз, одновременно, как группа синхронисток по плаванью, и садятся на лодыжки, наклонившись вперед. Головы едва касаются ковриков для йоги, а руки протянуты ко мне, как в каком-нибудь религиозном ритуале.

«Сосредоточимся на минутку на дыхании. Вдыхаем и хорошо, медленно выдыхаем», – я хожу между ними почти крадучись и слышу, как мой голос доносится до их запрокинутых спин. Я мягко даю им команду отпустить из тела все тревоги, чтобы они прошли по рукам и вышли сквозь пальцы, выплыли из окон и улетели прочь. Дрю снимает из угла комнаты, стараясь не шевелиться. Случайно я ловлю его взгляд и чувствую, что предательский озорной смешок готов вырваться из моей груди. Я быстро отвожу взгляд и с трудом подавляю желание рассмеяться над этой нелепой ситуацией.

Я стараюсь копировать поведение главной (настоящей) тренерши, которая грациозно ходит среди участниц и кладет руки на их спины, пока я говорю. Я делаю то же самое. В фильме «Формула любви для узников брака»[32] есть такая сцена, когда загорелый инструктор в ярких плавках кладет руки (ненадлежащим образом) на кого-то в группе и каждый раз тихо произносит: «Бум». Я не могу выкинуть из головы эту сцену, и, может быть, поэтому мне так трудно сдержать свою веселость. Я борюсь с непреодолимым искушением сказать «бум». Нельзя смотреть на Дрю. Нельзя смеяться.

Вместо этого я сосредотачиваюсь. Я подражаю инструкторше и мягко кладу ладони на спины. Под моим руководством они принимают позу коровы, позу кошки и какие-то другие позы. Чувствую, что у меня начинает получаться. Разминка окончена, и я занимаю местечко на коврике у стены. Санди возвращается к своим обязанностям, и теперь я среди ее учеников.

Через несколько минут я уже весь мокрый от пота и еле удерживаюсь, чтобы не рухнуть. Слава богу, я в задних рядах, и никто не видит, какой я шарлатан.

Тренировка окончена, и я опять выхожу вперед и смущенно начинаю приносить извинения.

«Я не умею преподавать йогу. Я занимался йогой два раза в жизни. Теперь три. Простите меня, пожалуйста», – говорю я с искренним раскаяньем.

В ответ я слышу недоверчивые возгласы. «Но вы были неподражаемы!» – кричит кто-то. Они безоговорочно поверили. Кто-то даже подходит и спрашивает, где именно находится мой ретрит-центр йоги, потому что они хотят туда прийти, если окажутся в Уэльсе. Никто не высказывает никаких обид за мой обман. Все они по-прежнему такие же милые и излучают тепло, участие и всепрощение.

А что касается йоги, то могу сказать следующее.

Не припомню, чтобы Майк когда-нибудь в жизни занимался йогой. Это задание не было придумано с целью вдохновить меня на духовный рост. Нет, Майку просто захотелось надо мной поиздеваться. Но я его сделал. И может быть, еще открою когда-нибудь ретрит-центр йоги в Уэльсе.

Болван психованный

В детстве мы с Майком при каждом удобном случае бежали играть в лес около Халкина. Позже там же мы впервые опробовали пейнтбол на площадке, которая открылась. Цель игры в том, чтобы пробраться по лесу к флагу другой команды, схватить его и перенести на базу своей команды, и чтобы тебя при этом не подстрелили. Мы с Майком были в разных командах, что подпитывало нашу обычную конкуренцию. Я был уверен, что у меня неподражаемый природный талант к «армейским» играм, так что решил рассматривать эту игру, как серьезную тренировку. Вообразил, что у нас настоящие ружья с пулями, а не с дурацкими шариками с яркой краской, а сам я – крутой ниндзя и меня никто никогда не подстрелит.

Когда началась игра, все стали опасливо пробираться среди деревьев в разных направлениях. Поскольку я внушил себе, что пули настоящие, то и действовал крайне осторожно. Предугадать, в какую сторону двинется враг, было невозможно, честно говоря, я этого не знал и про себя самого. Не помню, чтобы там был какой-то общий план действий, так что я стал героем-одиночкой. Если будет надо, выиграю игру сам, решил я.

Я прошел вверх по склону пересохшего ручья к тому месту, где должен был быть флаг противника. У ручья были крутые берега, футов в десять высотой, на которых росли деревья. Идеальное прикрытие. Никто меня даже не увидит.

Я лег на живот и пополз по склону. Не спеша. Главное – скрытность. Никто не должен меня увидеть, а также услышать, как я ползу. Я продвигался дюйм за дюймом, как человек действия, о победе которого все будут говорить днями, если не неделями.

Пух!

Что это? Я увидел рядом с собой грязную лужицу и удивился, что могло ее вызвать. Я что, угодил в западню? Если и так, никакого успеха противнику это не принесло. В лесу было тихо. Меня не задело. Можно было двигаться дальше.

Следующий «пух!» ударил мне прямо по затылку. И это было больно. Очень больно! Внезапно боль пронзила меня всего. Меня подстрелили. Как такое вообще возможно?

Пока я терпел это позорное поражение, Майк наслаждался игрой. Он начал с того, что покинул свою базу и прочесал лес по периметру площадки. Он оказался на вершине крутого берега, посмотрел вниз и увидел какого-то клоуна, увлеченно ползущего по руслу ручья. На всеобщем обозрении. С таким видом, будто хорошо спрятался. Ну что же, он сам напросился!

Майк поднял ружье и небрежным жестом охотника направил вниз на свою утку. Он держал оружие по-гангстерски, одной рукой, с уверенностью, что предстоящая расправа не потребует особой меткости. Первый выстрел промазал. Всего один. Краска плюхнулась в грязь рядом с героем, который (что очень странно) даже не попытался уклониться от следующего выстрела; а просто замер и уставился на пятно рядом с собой, продолжая открыто лежать на том же месте. Поэтому Майк выстрелил еще раз, и пейнтбольный мяч ударил бедняге прямо в голову и разлетелся разноцветными брызгами. Выглядело все так, будто это его мозги разлетелись по лесу.

«Это был я», – с горечью признался я Майку, когда он закончил живописать свои подвиги. Конечно, он застонал от смеха и смеялся над этим много лет. Вот и все. А я с