Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо

чем бы ни занималась Детка, щекотала нервы: она была частью Горти, а Горти впервые в своей жизни – частью окружающего мира.

Конвой из сорока грузовиков, попетляв по Скалистым горам, выехал на платную Пенсильванскую автомагистраль, дофырчал до ярмарочного комплекса Оттавы в Огайо и растворился посреди выставочного комплекса Форт-Уорта. Когда Горти исполнилось десять лет, он безо всякого стеснения помог принять роды у огромной Бет – такое событие вписывалось в число ожидаемых непредвиденностей ярмарочной жизни. В другой раз дурачок-микроцефал, улыбчивый слабоумный карлик, обычно сидевший в углу во время шоу уродцев, пуская пузыри и довольно хихикая, умер у Горти на руках, выпив щелочь. Страшный алый зев и полный боли и непонимания взгляд оставили шрам в памяти мальчика. И этот шрам тоже был частью Детки, которая была частью Горти, который был частью всего мира.

Второй момент – Зена. Она была его руками, глазами и мозгом, пока Горти не освоился и не научился с абсолютной правдоподобностью вести себя как девочка-лилипутка. Именно Зена взрастила в нем ощущение семьи, и изголодавшаяся душа мальчишки впитала его, как губка. Сочным выразительным голосом Зена прочитала ему десятки разных книг, передавая манеру речи героев. С помощью гитары и фонографа открыла для него мир музыки. Новые знания не влияли на его характер, и в то же время он никогда ничего не забывал. Ибо Горти был наделен эйдетической памятью.

Гавана часто сожалел об искалеченной руке приятеля. Зена и Детка носили во время исполнения номера черные перчатки, что выглядело несколько странно, кроме того, не помешало бы, если бы они обе играли на гитаре. Иногда по вечерам, разговаривая с Зайкой перед сном, Гавана сетовал, что Зена сотрет все пальцы, играя днем на сцене, а потом вечером для увеселения Горти – гитара плакала и звенела до поздней ночи. Зайка сонно отвечала: «Зена знает, что делает», и это, конечно, была истинная правда.

Зена знала, что делает, когда выкинула с ярмарки Хадди. Ее поступок вызвал массу кривотолков. Будучи комедианткой до мозга костей, Зена нарушила неписаный ярмарочный кодекс. Этот шаг дался ей нелегко еще и потому, что Хадди был совершенно безобиден. Он состоял в труппе подсобным рабочим – широкая спина, широкий мягкий рот. Хадди боготворил Зену и безоговорочно включил в свое немое обожание Детку. Покупал им печенье и дешевые булавки, а когда они репетировали, прятался под сценой и восторженно слушал.

Когда его уволили, Хадди пришел попрощаться. Он побрился, покупной костюм сидел на нем колом. Хадди стоял на ступеньках трейлера с соломенным «саквояжем» в руках, давясь непрожеванными словами. «Меня уволили», – наконец выдавил он.

Зена коснулась его лица.

– Людоед сказал почему?

Рабочий покачал головой.

– Просто позвал и дал расчет. Я… я ничо такого не сделал, Зи. Я просто… – Хадди заморгал, опустил поклажу и вытер глаза рукавом. – Вот! – Он запустил руку в нагрудный карман, сунул Зене маленький сверток и убежал.

Горти услышал разговор со своей кровати и, округлив глаза, спросил:

– Что он такого сделал, Зи? Нормальный ведь парень.

Зена закрыла дверь. Взглянула на сверток. Предмет был завернут в подарочную золотистую бумагу и обвязан красной лентой со сложным, пышным бантом. Большие ладони Хадди, наверное, трудились над ним целый час. Зена сдернула бант. В свертке лежал шифоновый носовой платок, дешевый и безвкусный. После многочасовых тщательных поисков Хадди не нашел более изящного подарка.

Горти вдруг понял, что Зена плачет.

– Что с тобой?

Девушка села рядом и взяла его за руки.

– Я сходила к Людоеду и пожаловалась, что Хадди… пристает ко мне. Вот из-за чего его уволили.

– Но Хадди тебе ничего плохого не делал!

– Я знаю, – прошептала Зена. – Ох, знаю. Я солгала. Хадди должен был уйти… немедленно.

Горти уставился на Зену.

– Не понимаю.

– Я собиралась тебе все объяснить, – осторожно произнесла она. – Тебе будет больно, Горти, но эта боль, возможно, предотвратит другую, намного большую. Слушай. Ты же никогда ничего не забываешь. Вчера у тебя с Хадди был разговор, помнишь?

– О, да. Я смотрел, как он, Джемми, Оли и Вонючка забивают колья. Мне нравится за ними наблюдать. Становятся в круг с кувалдами, сначала бьют несильно – шлеп, шлеп, шлеп, потом каждый размахивается кувалдой и бьет сплеча со всего размаху – бах, бах, бах! И кол тонет в земле на глазах. – Горти замолчал, глаза его заблестели; он снова услышал в голове пулеметную очередь ударов, увидел перед собой рабочую команду с кувалдами, словно просматривал пленку, отснятую кинообъективом разума.

– Да, милый, – кивнула Зена. – А что ты сказал Хадди, помнишь?

– Я потрогал верх колышка внутри железного кольца, он весь раскололся, и сказал: «Кол измочалился». А Хадди сказал: «Смотри, чтоб твою руку не измочалило. Зазеваешься, а мы по ней стукнем». Я посмеялся и ответил: «Со временем новая отрастет». Вот и все, Зи.

– Кроме Хадди тебя никто не слышал?

– Нет, они начали забивать новый кол.

– Видишь ли, Горти, Хадди пришлось уйти из-за того, что ты ему сказал.

– Но… он принял мои слова за шутку! Захохотал… Что я такого сделал, Зи?

– Горти, миленок, я предупреждала тебя – никому никогда не говори ни слова, ни полслова о твоей руке или о том, что она отрастет, если ее отрезать. Ты должен носить перчатку на левой руке и не снимать ее ни днем, ни ночью. И никогда ничего не делай своими…

– …своими отросшими тремя пальцами?

Зена зажала ему рот рукой.

– Никогда не говори о них никому, – прошипела она. – Кроме меня, никто не должен знать. Вот! – Она бросила цветастый платок ему на колени. – Оставь себе на память. Смотри на него, чтобы больше не забывать… а меня избавь от новых… Хадди был… Некоторое время я не буду любить, Горти. Извини.

Отвернувшись, Зена выбежала из жилого прицепа. Горти захлестнули обида и жгучий стыд. А когда поздно вечером Зена подошла к его кровати, обняла его своими теплыми маленькими руками и заверила, что все прошло и плакать больше не надо, Горти почувствовал такой прилив счастья, что не мог произнести ни слова. Он зарылся лицом в плечо Зены, задрожал и дал клятву – не ей, а себе, – что всегда будет поступать так, как она скажет. К разговорам о Хадди они больше не возвращались.

Горти очень ценил книги, которые они читали вместе: выдуманные истории – «Змей Уробороса», «Меч в камне» и «Ветер в ивах», странные, лукавые, очень гуманные книги, неповторимые в своем роде, такие как «Зеленые поместья» Хадсона, «Марсианские хроники» Брэдбери, «Война с саламандрами» Чапека и «Ураган над Ямайкой» Хьюза.

Сокровищем была и музыка – смешная, как полька из «Золотого острова» или какофонические фантазии Спайка Джонса и Реда Ингла, или пышный романтизм Кросби. Горти нравилось петь «Придите, верные» и «Жаворонка», хотя у него были и другие любимые песни, нравилось лазурное благозвучие Чайковского, архитектурные построения Франка – из