Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы - Олег Черенин

Одним из возможных преемников Незбжицкого на должности начальника реферата «Восток» был майор Владислав Михневич, руководитель киевской плацувки «В.18». Работая в Советском Союзе с 1933 по 1936 год (с небольшим перерывом), он имел все данные к назначению. Незбжицкий хорошо знал и ценил работу Михневича в Киеве, который успешно руководил небольшой, но достаточно эффективной агентурной сетью.

Но череда постигших Михневича служебных и личных неприятностей поставила на его служебном повышении крест. Началось с того, что его подчиненный — внештатный сотрудник консульства, а по совместительству сотрудник киевской плацувки «Н.5» поручик Стефан Касперский, по документам прикрытия значившийся как Альберт Рон, — «спалился» на операции по связи с агентом.

Предыстория этого дела такова. В январе 1936 года, во время нахождения в отпуске в Праге, польской разведкой был завербован гражданин Германии — агент Особого отдела ГУГБ НКВД СССР.

О его работе в Москве польская разведка была осведомлена, не зная, впрочем, что он работает на советские органы безопасности.

Офицер 2-го отдела польского Главного штаба на инструктажной беседе предупредил вновь завербованного агента, что, после его возвращения в Москву, с ним свяжется «нелегальный представитель» польской разведки, инструкции которого следовало выполнять. 28 мая неизвестный действительно связался с агентом по телефону и оговорил условия встречи в вечернее время. Звонивший был идентифицирован советской контрразведкой и взят под наблюдение, а несколько позже задержан. Им-то и оказался Стефан Касперский.

Как было написано в Докладной записке заместителя наркома внутренних дел Г. Прокофьева Сталину: «При обыске у задержанного обнаружены спрятанные под жилетом следующие шпионские материалы:

— фотографии танков новых типов,

— записи, касающиеся артиллерии, в частности зенитной,

— сведения о боевой подготовке войсковых частей РККА.

Задержанный предъявил служебный паспорт польского МИД, выписанный на имя внештатного сотрудника консульства в Киеве Альберта Рона, который в присутствии представителя НКИД СССР признал, что указанные материалы он действительно получил днем раньше от неизвестного ему лица. Рон был арестован, и по его делу начато следствие»[316].

Руководство 2-го отдела проанализировало причины провала и пришло к выводу о недостаточной профессиональной подготовке участника операции по связи с агентом и отсутствии должного контроля за ее ходом со стороны Владислава Михневича. Касперский действительно до своего назначения в плацувку «Н.5» прошел всего лишь восьминедельные курсы разведывательно-информационной работы и двухмесячную стажировку в одном из подразделений 2-го отдела Главного штаба. Убедившись, что Касперский за время двухмесячного содержания под арестом в ОГПУ сведений о деятельности польской разведки в СССР не выдал, было принято решение о его обмене на арестованного сотрудника советской разведки.

В июле 1936 года польская контрразведка нанесла ответный удар. В ходе встречи с агентом, при получении очередной партии секретных материалов, был арестован секретарь советского военного атташе в Варшаве Соколин. Из сохранившихся материалов польской контрразведки следует, что агент, с которым последний поддерживал связь, на самом деле был «подставлен» советской разведке и в течение некоторого времени использовался для передачи в Москву хорошо подготовленной дезинформации[317].

Заместитель наркома иностранных дел Н. Крестинский внес на Политбюро ЦК предложение об обмене советского разведчика на Стефана Касперского (Альберта Рона), которое 19 июня 1936 года было положительно решено[318]. По представлению Незбжицкого, работа последнего в польской разведке была закончена по причине его профнепригодности.

Личные же неприятности Михневича были связаны с тем, что, как было отражено в актах судебного заседания, он, в состоянии нервной перевозбудимости, нанес побои первому мужу своей жены. Последний занимал более высокое служебное положение, что и определило строгость наказания — один год заключения под стражей в крепости. В связи с кадровым голодом на опытных офицеров разведки, срок наказания был снижен до трех месяцев, и Михневич прямо из камеры отправился с разведывательной миссией на Восток.

Тем временем нарастали кризисные явления всего внешнеполитического курса Польского государства в целом и в его военной разведке в частности. «Мюнхенские события» стали последним относительным «триумфом» восточного направления 2-го отдела. Как писал позже начальник разведки Стефан Майер: «Во время чехословацко-германского конфликта летом — осенью 1938 года глубокая разведка в России дала удовлетворительную картину действий и планов СССР».

Одну из главных ролей в освещении планов сторон сыграл Незбжицкий, который лично руководил действовавшими в Чехословакии плацувками, а после мартовских событий 1939 года курировал вопросы, связанные с формированием на польской территории чешского добровольческого легиона.

В этот период реферат «Восток» продолжал руководить работой нескольких источников в СССР, которые, судя по оплате их услуг, входили в категорию ценных. Так, в рамках операции «Реклама» затрачивалось до 2000 злотых ежемесячно, «Тигр» — 1300. Всего за 1938 год на проведение этих операций польская разведка израсходовала 39 000 злотых — очень большую по тем временам сумму. Разведывательные возможности других 16 агентов в СССР, если судить по «шпионским гонорарам», были весьма неоднородны. Минимальная ежемесячная выплата не превышала 50 злотых, максимальная — 1000. Например, ежемесячные выплаты агенту «Вольскому» достигали 1000 злотых, «Абрамовичу» и «Франку» — до 500. Всего за 1938 год агентурные расходы реферата «Восток» составили сумму в 100 860 злотых[319].

К сентябрю 1939 года подчиненный Незбжицкому аппарат состоял из 13 человек. Так, общей секцией, занимавшейся организационными вопросами деятельности реферата «Восток», руководил капитан Ян Уряш. В секции плацувок глубокой разведки в СССР работали майор Людвик Михаловский и капитан Болеслав Скшипек. «Западной» агентурой занимались ротмистр Януш Розвадовский и капитан Бронислав Эльяшевич. Агентурой Дальнего Востока — капитан Богдан Буткевич. Ближнего Востока — ротмистр Станислав Джевиньский. Картотекой реферата ведали гражданские служащие Залесский и Задрожна. В канцелярии и чертежной трудились Ядвига Лассауд, Мария Чайнацкая, Янина Кречмар и Банчковский[320].

В польской историографии до сих пор ведутся споры о роли довоенной разведки Польши в сентябрьской катастрофе 1939 года. Большинство известных нам исследователей полагают, что причины ее поражения были связаны с двумя основными взаимозависимыми группами факторов: ошибками в области оценки поступавших по линии разведки сведений (неверная их интерпретация) и отсутствием ключевой информации о возможности советско-германского сближения с последующим заключением пакта Молотова — Риббентропа[321].

С такими утверждениями трудно не согласиться. Но хотелось бы добавить, что польская разведка, находясь в полной зависимости от внешнеполитических установок сначала Пилсудского, а затем Бека и являясь одним из инструментов их реализации, просто стала заложницей проводимого ими курса в рамках «политики равновесия». Даже если бы ей удалось получить ключевую, в том числе упреждающую информацию о советско-германском сближении в августе 1939 года, временной лимит на изменение внешнеполитического курса, вырабатывавшегося в течение двух десятилетий, к указанному периоду был полностью исчерпан. При тех политических условиях и раскладах сил в Европе альтернативных вариантов выхода из августовского кризиса у Польши просто не было.

Вместе с тем нельзя отрицать определенные успехи 2-го отдела в разведывательном изучении военного потенциала Советского Союза. Несмотря на отсутствие серьезных источников в правительственных и высших военных кругах СССР, польской разведке удалось составить в целом правильную и целостную картину состояния РККА и ее потенциальных возможностей. В частности, полякам удалось установить изменения в трех западных военных округах, вызванные усилением группировок за счет передислокации и формирования новых соединений в составе семи стрелковых, восьми кавалерийских дивизий, трех авиационных бригад и одиннадцати танковых батальонов.

На основе добытых документов о штате, вооружении и техническом оснащении 36-й моторизованной дивизии РККА реферат «Восток» спрогнозировал процесс формирования аналогичных соединений летом 1939 года[322].

Развитие внешнеполитической ситуации летом 1939 года продемонстрировало «глобальную» неэффективность польской разведки в оценке угрозы советско-германского союза. За редкими исключениями, серьезной упреждающей информации о таком сближении получено не было.