У последней черты - Дмитрий Ромов

со своим столом. Ну, что же, я тоже шёл сюда не с ним встречаться и уж, тем более, не с его бандосами.

— Быть читателем в нашей стране тоже почётно, — открыто и приветливо улыбаюсь я. — Кстати, вы уже слышали анекдот про лимон на ножках?

— Это тот где, «так это ты мою канарейку в чае утопил»? — кивает Галя, а её муж бросает быстрый взгляд на Назара.

— Ага, его. Вижу, что слышали.

Так вот, Лимончик, утоплю я тебя…

Глаза у вора делаются ледяными и он едва сдерживается, чтобы не выказать свой гнев.

Утоплю, не сомневайся. Мне тоже нелегко сдерживаться, но я тебя переиграю, урка. Вот увидишь. Не в чае, так в кровушке, но утоплю. А то, кажется, ты себя Александром Македонским возомнил. Да вот не на того наткнулся, так что забудь про испании и греции. И про всё остальное. Ну, или это я забуду обо всём. Посмотрим, как выйдет…

— Юрий Михайлович, мне очень неловко нарушать вашу компанию и, тем более, отвлекать от ужина, — говорю я. — Давайте, я чуть позже загляну.

— Да мы закончили уже. Сейчас проводим Галю и обсудим дела.

Он поднимается из-за стола. Галя тоже. Конечно, хреново, что Назар слышит, что у нас с Чурбановым будет разговор. Он, по любому, понимает, что я не «Роксолану» пришёл обсуждать. Он тоже встаёт.

— Ну, что же, — говорит Лимончик. — И мне уже пора ехать. Я могу Галину Леонидовну подвезти. У меня целых две машины здесь.

Это вряд ли. Если только сам за руль сядешь.

— Нет-нет, спасибо. За мной подруга должна была приехать. Уже ждёт, наверное.

Мы спускаемся на первый этаж и выходим в вестибюль, а тут… А тут шухер. Менты, администратор с выпученными глазами, с улицы синие огни.

— Капитан, — хмурится Чурбанов и протягивает удостоверение. — Что здесь такое?

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! — вытягивается во фрунт немолодой усатый кэп. — Так вот, вызвали по поводу убийства!

— Чего? Какого убийства? Ты выпил что ли?

— Юрий Михайлович, огромная просьба, — подлетает администратор с трагическим видом. — У нас репутация! Посетители! Пожалуйста! Нельзя ли это всё отсюда из фойе… туда…

Он делает энергичные движения, словно перемещает что-то невидимое, но неимоверно тяжёлое в сторону двора.

— Туда, — умоляюще повторяет он, — перенести… К месту преступления…

— Да какого ещё преступления?

— Галочка, что тут такое?! — влетает в фойе Вика, Галина подружка.

— Гражданочка, — кидается к ней сержант точно с такими же ковбойскими усами, как у капитана.

Ковбойская бригада, понимаешь ли.

— Матвейчук, отставить! — командует капитан. — Товарищ генерал-полковник, там опера уже работают и судмедэксперт под…

— Какое преступление? — спрашивает Чурбанов.

— Так пострелял троих и застрелился. И ещё одного увезли в скорую с травмой и ожогом. На кухне там набедокурили. Сумасшедшие, наверное.

— Веди! — приказывает Чурбанов. — Так, Галя, езжай. Сергей Олегович, до встречи. Егор, со мной.

Эх, пожрать не судьба сегодня…

— До встречи, Сергей Олегович, — повторяю я за генералом. — Только не завтра.

Его будто током бьёт от этой наглости, а я подмигиваю, и понизив голос, добавляю почти шёпотом:

— Завтра не приходите. Да и вообще лучше не приходите. И сейчас такси себе вызовите.

Собственно, это прямое и недвусмысленное подтверждение, что я получил его извещение об объявлении войны. Получил и принял. Не партизанской, а самой настоящей, открытой, горячей, ядерной. Последняя линия, тонкая и красная, прочерченная кровью. Переступив через неё, обратно уже не вернуться. Обратно войдёт только один из нас. И я переступаю через линию, оставляя на заснеженном асфальте четырёх бойцов Лимончика. Я провожу ребром ладони поперёк горла, а он лишь сжимает сухие губы.

— У нас кухня с залом соединяется, — объясняет администратор. — Это счастье, что они в этой стороне разбушевались, а не там. Четыре трупа, это как назвать?!

— Твою мать! — скрипит зубами Чурбанов.

Заходим на кухню.

— Они мимо пробежали… — рассказывает оперу парнишка, тот что был с горой грязной посуды. — Один убегал, а второй догонял. Первый меня не задел, а второй, тот что там, в центре лежит… он меня толкнул со всей силы и я… ну, в общем…

— А того первого, можешь описать? Ты опознал его среди убитых?

Опер, не глядя на парня, пишет в блокноте. А парень… А парень в этот момент переводит взгляд на меня и замирает… Ещё и рот открывает не то от удивления, не то от ужаса.

— Так что, можешь его описать? — повторяет опер. — Или опознать?

23. Черное небо с редкими звездами

Судя по всему, описать он может. И не просто описать, а даже пальцем показать. Я это понимаю, а опер нет, потому что на паренька он пока не смотрит. Зато на него смотрит Чурбанов. Смотрит он на этого паренька, а потом переводит взгляд на меня. И я так понимаю, взгляд этот дикий и бешеный.

Понимаю, но не вижу. Я смотрю на парня. Смотрю и улыбаюсь. Без угрозы, без подтекста, просто улыбаюсь. И едва заметно качаю головой, подсказывая вариант правильного ответа.

Чурбанов, я вижу периферийным зрением тоже поворачивается к нему и едва заметно качает головой. Про улыбку не скажу.

В этот момент опер поднимает голову и поднимает глаза на паренька. Оценив его взгляд он резко оборачивается и видит замминистра. Чурбанов, правда, в штатском, но к чести опера, он его узнаёт. Узнаёт и вытягивается по стойке смирно.

— Товарищ генерал-полковник, — начинает он…

— Доложите, что тут у вас, — приказывает тот.

— Предположительно… Конфликт, приведший к гибели нескольких человек. Погибшие не были посетителями ресторана и не участвовали в мероприятии, проводившемся сегодня в ЦДЛ. Но они проникли на кухню, скорее всего, через служебный вход с этой стороны.

Он показывает на знакомую мне дверь.

— Устроили драку, в результате чего был нанесён ущерб кухне. Была разбита посуда и опрокинута кастрюля с кипящим грибным соусом. Соус попал на человека, он сейчас отправлен в институт Склифосовского. А остальные участники потасовки выскочили во двор, где их поджидал водитель одного из автомобилей и открыл огонь и из пистолета. Причём, из ПБ-6. Это бесшумный…

— Знаю, дальше.

— Так точно. Расстрелял, а потом выстрелил себе в голову. Эксперты работают, но на первый взгляд по положению тел похоже, что действительно он палил. Кому принадлежит машина, выясняем. Опрашиваем свидетелей. Вот молодой человек видел двоих и одного опознал. Женщина видела вроде всех пятерых, но лиц не запомнила. Один, самый огромный, схватил её и повалил на пол. Вроде как надругаться хотел. Но она закричала… Тут ещё разбираться будем.

— Ясно, — кивает Чурбанов. — Доложите своему начальству, чтобы держали меня в курсе. Продолжайте работать.

— Есть, доложить.

Он