Опасная граница: Повести - Франтишек Фрида

Он полез в сумку и вытащил гранату. Сколько лет он не упражнялся в метании? Да, немало времени прошло с тех нор, как он, четарж[5]-сверхсрочник, обучал этому делу новобранцев. Ни минуты не колеблясь, Маковец выдернул чеку, размахнулся и швырнул гранату на дорогу, а сам прижался к земле. Несколько секунд, прошедшие между броском и взрывом, показались ему вечностью. Неужели не сработал взрыватель? И тут раздался оглушительный взрыв. Выскочив из укрытия, он бросил еще одну гранату, потом еще... Граната полетела довольно далеко. И неудивительно, в армии он метал гранату на добрых семьдесят метров. Маковец выглянул из своего укрытия. Последняя граната угодила прямо под машину. Из-под нее вырвалось пламя, повалил черный дым. Кто-то дико кричал. Маковец порадовался тому, что оставил у себя гранаты, не вынул их, как этот ненормальный Пивонька. Ребята иногда смеялись, что он таскает лишние тяжести, но граната у солдата никогда не бывает лишней. Так говорил его бывший командир роты капитан Поржизек. Граната — самое эффективное оружие пехотинца. Граната — это...

Он снова посмотрел на дорогу. Она вдруг опустела. Орднеры прижались к земле и перестали стрелять — очевидно, боялись гранат. Возле горящей машины кто-то все еще кричал. Вверх поднимался черный столб дыма.

— Гонза! — позвал Маковец.

Пивоньки не было видно. Наверное, он под насыпью.

— Гонза! — позвал он еще раз.

Ему никто не ответил. Неужели убежал? А ему именно сейчас нужны спички. Маковец с удивлением осознал, что ход событий иногда зависит от совершенно незначительных обстоятельств. Вот кончились у него спички, а других он не купил. У Пивоньки же они были, хотя он и не курил. Почему все бывает наоборот? А там, внизу, деревянный ящик со шнуром.

— Пивонька! — опять позвал он.

Орднеры дали по нему автоматную очередь — в лицо ударил осколок камня. Он бросил последнюю гранату и быстро перебежал на другую сторону дороги. Присел за каменную тумбу и поглядел вниз. Пивонька лежал в порыжелой траве, изо рта у него текла струйка крови.

— Гонза!

Маковец посмотрел на мертвого, на его сумку, и ему пришло в голову, что там лежит граната, которая ему сейчас может пригодиться. Он скользнул по мокрой траве вниз и стал расстегивать пряжку сумки, руки у него дрожали, движения казались замедленными. Как же теперь переправиться на другую сторону, где висит ящик? Под мостом? Но там по пояс воды, да и генлейновцы к этому времени наверняка подберутся к нему.

По дороге снова затопали кованые сапоги. Маковец несколько раз выстрелил не целясь, он хотел только задержать атакующих. Нет, он не может здесь дольше оставаться! Пивоньке все равно ничем не поможешь, дальнейшая оборона бессмысленна.

Шаги на шоссе стихли. Кто-то что-то прокричал взволнованным голосом. Наверное, те, что на дороге, ждут, пока группа, продвигавшаяся через лес, зайдет таможенникам во фланг. Жаль, что второй патруль не пришел вовремя. У Юречки наверняка были гранаты, да и у Биттнера тоже. Они бы вмиг разогнали этих орднеров. Маковец злился на себя за то, что не сумел взорвать мост. А все из-за каких-то дурацких спичек. Теперь оставалось только одно — спасаться бегством.

Он вставил в карабин очередную обойму, несколько раз выстрелил, потом вскочил и побежал в кусты, росшие вдоль реки. Если ему хоть немного повезет, он скроется в лесу. Неподалеку от ствола отлетела щепка. Маковец так мчался, что орднеры потеряли его из виду и перестали стрелять. Он бежал через лес к Вальдеку, держась ближе к дороге. У станции придется ее пересечь, чтобы попасть на другую сторону. Через некоторое время Маковец остановился, чтобы передохнуть, и услышал стук каблуков. Таможенник подобрался к дороге и увидел Юречку.

— Стой! — крикнул он ему.

Тот остановился, держа карабин на изготовку:

— Что случилось? На вас напали? Где Пивонька?

Маковец показал рукой назад. Он задыхался, слова застревали у него в горле.

— Почему вы опоздали?

Неожиданно прогремел выстрел и пуля ударила в асфальт недалеко от них. Юречка отскочил с дороги в чащу.

— Пошли! — крикнул Маковец и бросился бежать.

Наконец показалась опушка леса и здание станции. Силы покидали его. Он должен был хоть немного отдохнуть.

— Подожди! — сказал он и на мгновение оперся о плечо своего товарища.

— Где... где вы так долго болтали? Вы нам были очень нужны...

Юречка стал ему что-то объяснять, но Маковец не слушал. Перед его мысленным взором все время стояло застывшее лицо Пивоньки. Этот большой ребенок с бесхитростным взглядом уже никогда не сможет копить крону за кроной... Большой ребенок...

Они перебежали через железнодорожные пути и направились к станции.

— Где Пивонька?

— Он на вашей совести! — прохрипел Маковец.

— Что?

— Если бы вы пришли вовремя...

— А почему вам не помогли из лагеря? Они же наверняка слышали выстрелы.

— Их было пятнадцать... а нас только двое! Только двое...

Маковец едва тащился, ноги у него будто свинцом налились.

Стейскал стоял возле станционного здания и смотрел в сторону леса, где над верхушками деревьев еще поднимался черный дым.

Они поспешили к нему. Стейскал пошел им навстречу. Откуда-то с опушки раздался выстрел. Маковец ощутил удар в бок. Он был настолько сильным, что Маковец повернулся, удивленно взглянул на Юречку, шедшего рядом, протянул к нему руку, собираясь, видно, что-то сказать, и стал медленно оседать на землю. Потом он почувствовал, как чьи-то сильные руки подхватили ого, а перед глазами мелькнула синяя железнодорожная тужурка. Но в то же мгновение на него обрушилось тяжелое, свинцовое небо.

Старший вахмистр Пашек сидел на пеньке и перочинным ножом резал ломтиками хлеб и сыр. При этом он поглядывал на выкопанный на опушке леса довольно глубокий окоп, на краю которого стоял ручной пулемет. Вороненый ребристый ствол его был нацелен на склон противоположного холма. Рядом с пулеметом лежала кучка обойм, завернутых в брезент. По левому краю леса прохаживался часовой с биноклем на шее. На другом конце лагеря был выставлен еще один часовой. Оттуда открывался вид на луга и поля, тянувшиеся вплоть до самого Вальдека.

Пашек окидывая лагерь удовлетворенным взглядом. Это было его детище. Он сам выбрал место, начертил план и передал его с соответствующими объяснениями командиру роты местной охраны. С тактической точки зрения это лучшее место, какое только можно было найти неподалеку от деревни. Отсюда хорошо просматривалась долина, кроме того, можно было проследить за передвижениями по дорогам, ведущим от государственной границы к деревне. Лагерь располагался в небольшом леске, а вырытые поблизости окопы удачно прикрывались кустарником. В лагере базировался взвод местной охраны. В центре стоял деревянный, замаскированный ветками домик, а вокруг него были разбиты палатки. В домике размещались столовая и комната отдыха. Оборудована комната отдыха была очень просто: посередине — грубый стол из неструганых досок, вокруг него — лавки.

Временами из домика доносились громкий говор и смех. Это ребята играли в карты. Старший вахмистр Пашек не любил картежников и в жандармском участке ничего подобного не потерпел бы, но в лагере были особые условия. Здесь служили не только жандармы. В число бойцов местной охраны входили таможенники, четыре солдата и несколько призывников из числа немецких антифашистов. В основном они питались внизу, в трактире. Хозяин готовил прилично, да и от лагеря было недалеко. И каждый предпочитал съесть какое-нибудь блюдо в трактире, чем поглощать консервы или собственную стряпню.

Пашек расстраивался, что дисциплина в подразделении в последнее время заметно упала. Но он не был в этом виноват. Люди жили в лагере с мая, четыре месяца не знали, что такое нормальная постель, а если изредка и выбирались домой, то только затем, чтобы вымыться и сменить белье. Угнетало всех и положение, сложившееся в республике. Пашек неоднократно получал приказы не поддаваться на провокации, устраиваемые членами СНП, и каждый раз выходил из себя от злости. Если бы ему разрешили действовать по собственному усмотрению, он со своим отрядом немедленно прочесал бы деревню, изъял все подозрительные материалы и заставил судетских ура-патриотов заплатить такие штрафы, что у них пропала бы всякая охота вывешивать флаги или вымпелы со свастикой. И в деревне сразу бы наступил порядок. Бывало, перед начальником жандармского отделения стоял навытяжку даже сам пан староста. А теперь? Стыдно сказать! Староста в Кенигсвальде — функционер СНП, его зять служит в канцелярии господина Генлейна. Неудивительно, что они так дерзко себя ведут, а со старшим вахмистром даже не здороваются.

А тут еще эта отвратительная погода, из-за которой у всех портится настроение, особенно у часовых и патрульных. Четырнадцать дней кряду шел дождь, потом подморозило, и вот снова пошел дождь, нудный, бесконечный. Люди спят под мокрыми одеялами и все время простужаются. Да, скверная выдалась в этом году осень.