Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - Батлер Сьюзен

Даже когда предупреждения обрели более конкретную форму, а германская активность на границе стала совсем очевидной, Сталин упорно продолжал верить, что Гитлер не нападет. Он считал, что ни в коем случае нельзя давать Гитлеру никакого повода для начала враждебных действий. В мае он дал свое согласие на просьбу Шуленбурга разрешить группам немцев организовать поиск захоронений германских солдат, погибших в России во время Первой мировой войны. Когда Сталин сказал об этом Тимошенко и Жукову, оба генерала были буквально огорошены такой новостью: более благоприятного способа вести разведку дислокации советских войск придумать было невозможно. Когда Тимошенко сообщил Сталину о «все возрастающих нарушениях границ советского воздушного пространства»[415], тот отрезал: «Я не уверен, что Гитлер знает об этих полетах». Затем Сталин сообщил генералам, что Гитлер говорил советскому послу Деканозову, что переброшенные к советской границе германские войска – это военная хитрость с целью скрыть от Лондона предстоящее вторжение в Англию. Он настаивал на продолжении поставок советской продукции в Германию. СССР поставлял Третьему рейху более половины всего германского импорта фосфатов, асбеста и марганца и треть своего никеля и нефти. Министр иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока, посетивший Москву в апреле, подкрепил доверие Сталина к Германии новой фикцией. Мацуока сказал ему: он уверен, что немцы намеренно распространяют слухи о якобы предстоящем нападении, чтобы добиться от Советского Союза продолжения поставок продукции в Германию[416].

На очередном первомайском военном параде Сталин поставил Деканозова рядом с собой на трибуне Мавзолея Ленина, символизируя тем самым дружественный жест в адрес Германии. А 14 июня, определенно по распоряжению Сталина и Молотова, газета «Правда» напечатала официальное сообщение TАСС, которое со всей очевидностью было адресовано Гитлеру. В сообщении содержалось обвинение Англии в распространении слухов о том, что вот-вот начнется война между Германией и Советским Союзом и что «слухи о том, что Германия намерена разорвать отношения с СССР, фактически лишены всяких оснований. Недавние перемещения германских войск с Балканского полуострова в восточную и северо-восточную Германию происходят по другим причинам, не имеющим ничего общего с германо-советскими отношениями. Слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются ложными и провокационными. Попытки выдать летние учения Красной армии как угрозу Германии являются абсурдными»[417].

15 июня Сталин заявил: «Я совершенно убежден, что Гитлер не будет рисковать, формируя второй фронт нападением на Советский Союз. Гитлер не такой идиот, и он понимает, что Советский Союз – не Польша, не Франция и даже не Англия»[418].

Даже посол Иван Майский сообщал из Лондона о подозрительной военной активности немцев, хотя он тоже не мог позволить себе поверить, что вторжение может произойти. 18 мая он записал в своем дневнике: «Гитлер не пойдет на явное самоубийство. А нападение на СССР практически самоубийственно»[419].

Однако не все в окружении Сталина поддались этому заблуждению. Георгий Жуков, волевой человек и в свои сорок с небольшим лет уже прославленный генерал, одержавший в 1937 году победу над японцами, сын уличного сапожника (как и Сталин), в начале 1941 года назначенный Сталиным начальником Генштаба, а также нарком обороны СССР Семен Тимошенко, ранее командующий Северо-Западным фронтом, – они оба пытались уговорить Сталина провести мобилизацию войск. К ним присоединился и член Политбюро Андрей Жданов. Сталин объяснил Жукову свое понимание ситуации за ужином на даче в Кунцево в ответ на просьбу Жукова усилить оборону западной границы: «Скажу Вам по секрету: наш посол имел личную беседу с Гитлером, и Гитлер сказал ему: «Не стоит тревожиться по поводу сосредоточения наших войск в Польше. Наши войска проходят переподготовку»[420]. Но Жуков продолжал настаивать, чем привел Сталина в бешенство: «Ты хочешь повоевать, потому что тебе медалей мало? Если ты спровоцируешь немцев на границе перемещением войск без нашего разрешения, полетят головы»[421]. И, хлопнув дверью, Сталин вышел из комнаты.

Все в американском посольстве знали, что вторжение вот-вот начнется. Персонал посольства разместил в подвале большие запасы продовольствия и напитков. За сутки до вторжения немцев весь женский персонал посольства был эвакуирован самолетами в Швецию или Иран. Мужчинам оставалось только ждать неотвратимого.

Суббота 21 июня была днем летнего солнцестояния, самым долгим днем в году. Зима была длительной и холодной, теперь же палило солнце, парки заполнились людьми. В России суббота была днем отдыха. Сэр Стаффорд Криппс, британский посол в Москве, предсказал, что для вторжения Гитлер выберет воскресный день: «Это даст ему некоторое преимущество, так как в воскресенье бдительность противника будет ниже обычной»[422]. А в воскресенье после дня солнцестояния русские, по его мнению, будут еще более беспечны.

Вечером 21 июня члены Политбюро собрались в кремлевском кабинете Сталина для обсуждения мер, которые необходимо принять в случае, если война с Германией станет реальностью. По свидетельству Анастаса Микояна, Сталин продолжал стоять на своем. Он помнил, что Наполеон напал на Россию именно в июне, но июнь 1940 года миновал, закончился и май сорок первого, а война так и не началась; возможно, и оставшиеся дни июня пройдут мирно. Уж слишком долго им всем приходилось находиться в столь тревожном ожидании. Генерал Дмитрий Павлов, командующий войсками Западного фронта, в эти часы находился в театре (вскоре его арестуют и расстреляют по приговору военного трибунала), Андрей Жданов отдыхал в Сочи, а Сталин к ужину вернулся на свою дачу в Кунцево. Вскоре после 21:00 ему позвонил генерал Жуков, он приехал в Генштаб для изучения ситуации и сообщил Сталину о дезертире, который с риском для жизни перешел польско-советскую границу, чтобы предупредить штаб Красной армии о готовности германской армии уже этой ночью форсировать реку Буг на плотах, лодках и понтонах[423]. Сталин на это заявил, что дезертира могли послать немцы, чтобы спровоцировать его (Сталина) начать враждебные действия, и что германские генералы могли действовать по собственной инициативе, чтобы подтолкнуть Гитлера к активным действиям. Тем не менее он приказал Тимошенко и Жукову возвратиться в Кремль, куда вернулся и сам. После обсуждения планов дальнейших действий в связи с происходящими событиями во все воинские соединения были разосланы следующие странные и противоречащие друг другу приказы, четко отразившие неуверенность и колебания Сталина в те тревожные часы:

«ДЛЯ НЕМЕДЛЕННОГО ИСПОЛНЕНИЯ:

1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев…

2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения…

а. В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе.

б. Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировав.

в. Все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточено и замаскировано.

г. Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.

3. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить»[424].