Занимательная музыкология для взрослых - Владимир Александрович Зисман

уж не говорю о том, что в барочной опере была абсолютно однозначная традиция — реприза арии, то есть повтор ее исходного материала, который предполагал не буквальное повторение, а значительную степень импровизации солиста. На тему арии, разумеется.

Итак, на сцене оркестр или что-то камерное, я уж не знаю, куда бы там повернула эволюция, дирижер (или литаврист) говорит: uno, due, tre, quattro… И понеслось!

Это какие же jam-sessions устраивали бы оперные театры!

После какой-нибудь пятнадцатой импровизации на стандарт из «Лючии ди Ламмермур» публика бы просто свистела и выла. Какие там «Три тенора» на стадионе, вы о чем вообще?

Но, в принципе, и здесь ничего кардинально нового не наблюдалось бы.

Их нравы

«На Пифийских играх блюститель амфиктионов Каллистрат, соблюдая устав, не допустил к участию в состязаниях, как опоздавшего записаться, одного флейтиста, своего согражданина и друга, но, угощая нас у себя, привел и его на симпосий во всем убранстве, принятом на состязаниях: увенчанного и сопровождаемого хором. Поначалу и в самом деле игра его была весьма искусна, но постепенно входя в настроение симпосия и поняв, что большинство участников склонны ради услаждения чувств допустить с его стороны любую вольность в музыке, отбросил всякую сдержанность и показал музыку, сильнее всякого вина опьяняющую тех, кто ею жадно упивается. Слушатели уже не довольствовались выкриками и отбиванием такта, вскакивали с мест и сопровождали эту музыку соответствующими телодвижениями, не подобающими достоинству благовоспитанного человека».

Плутарх. «Застольные беседы»

Каденция в инструментальном концерте

Каденция — это импровизационный фрагмент в концерте для солиста с оркестром практически в финале, когда уже все написанное композитором исполнено и солисту осталось лишь показать публике, на что он способен, когда ему не мешает ни оркестр, ни дирижер. В итальянской опере приблизительно все то же самое, но в концерте все выглядит еще более наглядно. Композиционно каденция выглядит как беспорядочные попытки все-таки вырулить к тому месту произведения, которое предоставляет возможность наконец все это завершить. То есть до некоторой степени напоминает путь Моисея по Синайской пустыне в поисках Земли обетованной или не менее поразительную траекторию движения Спартака по Апеннинскому полуострову в попытке выйти к морю. Занятия достаточно нелепые при наличии минимальных представлений о географии.

В те времена, когда композитор и исполнитель были одним и тем же лицом, каденция представляла собой импровизацию в чистом виде. Когда эти функции разделились (а это произошло на стыке классицизма и романтизма), композиторы стали выписывать каденции, но так, чтобы они напоминали импровизацию. Правда, в наши дни исполнители иной раз сами сочиняют каденции. Обычно это относится к произведениям эпохи классицизма. Но это ни боже мой не импровизации, а долгий и вдумчивый процесс сочинения с учетом стилистических особенностей произведения, а потом не менее вдумчивый процесс разучивания собою же написанного. То есть не импровизация, а профанация великой идеи.

И конечно же, что касается исполнения, то это всегда отдельное развлечение для дирижера, который в момент окончания каденции должен запустить оркестр. Она, конечно же, выписана у него в партитуре. Но как вы помните, каденция — это демонстрация возможностей солиста (нет, конечно же, каденция подводит еще и философские итоги произведения в целом, но дирижера и оркестр волнует не это). Проблема в том, что, во-первых, там действительно очень много достаточно беспорядочно написанных автором нот, и они сменяют друг друга с такой скоростью, что уследить за этим очень непросто. Во-вторых, традиции импровизации в этом случае позволяют солисту играть еще более неровно, чем он это делает обычно, поэтому зачастую для дирижера бывает совершенно неочевидно, куда именно в данный момент нелегкая занесла солиста. И наконец, в-третьих, и это главное, каденции, как правило, заканчиваются трелью или пассажем, который своим завершением дает сигнал к вступлению оркестра. Насколько внятен будет этот сигнал — вопрос в первую очередь к солисту. Дирижер не просто должен вздрогнуть, но и успеть показать вступление оркестру. А музыканты тоже люди, и у них время реакции зависит от множества факторов.

В общем, выход из каденции для дирижера всегда стресс.

И между прочим, умный и вдумчивый солист завершает каденцию с той степенью логики и осмысленности, которая позволяет закончить произведение без излишних проблем для окружающих.

Занимательная мемуаристика

Когда-то в давние времена моей студенческой юности, когда море мне было по колено, мне позвонил какой-то незнакомый человек и сказал, что только я могу выручить проект, который находится под угрозой. «Сегодня вечером, — сказал он, — в Союзе композиторов нужно исполнить Концерт для гобоя соло (???), потому что больше некому». Ну, я, естественно, на лесть и словился. Пришел пораньше, за час, ноты посмотреть.

Вообще-то, как вы уже знаете, жанр концерта предполагает своего рода соревнование между солирующим инструментом и оркестром. То есть желательно наличие если не оркестра, то хотя бы фортепиано, которое в меру своих возможностей будет изображать оркестр.

Меня представили композитору из какой-то высокогорной отдаленной секции Союза композиторов СССР, и он вручил мне ноты. Один нотный лист. На нем было написано чернилами строчки четыре. Я в полном изумлении к автору: «А что играть-то?» Он мне показывает надпись на пятой строчке — Cadenza.

Я ему: «А где сама каденция?»

Он пожимает плечами и отвечает: «Сам».

«Понял, — говорю. — Сколько мне надо продержаться?»

«Минут десять. Или пятнадцать».

Как договорились, четверть часа подряд я нагло поливал со сцены Союза композиторов СССР в народном этнически выдержанном стиле.

Справедливости ради надо отметить, после концерта он проставился. Там же, в ресторане Союза композиторов под названием «Балалайка».

С коньяком.

Так вот, что касается импровизации

К импровизации исторически идут разными путями. Я бы сказал, диаметрально противоположными. А приходят к одному результату. Это, наверное, и называется конвергенцией. В древние барочные времена каждая церковная крыса, сидящая за органом, могла импровизировать не хуже, чем Чик Кориа. А то и лучше.

Да и примадонны эти вчерашние тоже, наверное, знали, что делают — все-таки музыка, видимо, была поживее нынешней.

Джазовые музыканты пришли к импровизации, наоборот, оттого что просто не знали нот. Зато у них был слух и чувство ритма.

А у классических музыкантов импровизация отвалилась, как рудимент. Ненужные органы — что? Правильно — отмирают.

Антракт

Особенности симфонии

Дело привычное — четыре части. Первая — в сонатной форме, как мы уже выяснили, вторая