Век Екатерины Великой - София Волгина

– Кстати, княгиня, в каковых нынче вы отношениях с вашей сестрой?

– С Елизаветой?

Великая княгиня утвердительно кивнула. Екатерина Романовна скривила пухлые губы.

– Ни в каких. Я не могу простить ей непристойное поведение с моим восприемником Петром Федоровичем. Что она себе позволяет!

– Она-то что? Сие желание Великого князя. Видно, полюбил ее. Не беспокойтесь, я не против их любви.

Дашкова внимательно, с сочувствием посмотрела на подругу. Вздохнув, сказала:

– Плохо представляю ваши отношения. Сама я обожаю своего мужа, жить без него не могу!

– Такого умницу и красавца? – Великая княгиня понимающе улыбнулась. – Его невозможно не любить. Однако я б любила своего некрасавца, коли б он выказывал ко мне хоть сколько-нибудь человеческое отношение.

– Боже мой! Не представляю, как можно вас не любить! Просто у него к вам зависть, что вы всеми любимы, красивы и умны. «Грудь лебедина, походка павлина, очи сокольи, брови собольи» – сия поговорка про вас, Ваше Высочество, – говорила Дашкова, не сводя с нее глаз.

Екатерина улыбнулась, чуть склонила высокую шею и скромно констатировала:

– Вестимо, не красавица, но, скажем так… не без достоинств.

– Да вы сотканы исключительно из достоинств, Ваше Высочество!

Великая Княгиня усмехнулась. Да… с достоинствами Дашкова весьма погорячилась. Взять хотя бы ее, Екатерины, связи с Салтыковым и Понятовским, о коих ее подруга, скорее всего, пока не знает.

Екатерина Алексеевна исподволь с минуту наблюдала за Дашковой. Подумала с завистью: «Сия малопривлекательная внешне женщина с прямым и грубоватым характером наслаждается семейным счастьем, а мне оное не дано?». Слезы выступили на глазах, до того ей стало себя жаль.

– Ну что вы хотите? Через две недели после свадьбы он сказал мне, что влюблен во фрейлину Карр, а своему камердинеру, графу Дивьеру, поведал, что нет никакого сравнения между ней и мной…

– Боже, какой ужас, – распахнула глаза княгиня Дашкова.

– Вот и судите, как можно было полюбить его. Я боялась допустить его до своего сердца, за кое он так плохо бы отплатил.

– Да я от ревности извелась бы!

– Вот-вот! Не хватало токмо умереть от ревности безо всякой для кого бы то ни было пользы, – иронически заметила Великая княгиня, искоса наблюдая реакцию княгини. – Так что выбор у меня оставался всего один – не любить его.

Взгляд Дашковой выражал сочувствие и неподдельное любопытство.

– А может, он все-таки любит, но скрывает? Ждет вашей любви?

Екатерина засмеялась.

– Ежели б он хотел быть любимым – я бы любила. Но для того супругу моему надобно пойти навстречу мне, а он на подобное не способен.

Дашкова развела руками.

– Правильно! Оставим сию беседу.

– Лучше расскажите, читали ли вы последнее время что-нибудь новое? – спросила Великая княгиня.

– Читала! То, что вы мне последний раз рекомендовали. И Вольтера, и Монтескье. Хочу приняться за Тацита и Бейля.

– Как хотелось бы обсудить с вами их, но, к сожалению, мне надобно ехать готовиться к балу. Надеюсь, увидимся.

Екатерина Романовна прижала руки к груди.

– Всенепременно, Екатерина Алексеевна, душа моя. Одно удовольствие танцевать менуэт и контрданс – и наблюдать, как танцуете вы! Положительно, нет ни у кого подобной грации в движениях.

Екатерина довольно улыбалась, выдерживая паузу, словно бы говоря: да, согласна, в оном я и в самом деле хороша. Княгиня горячо продолжала:

– А как на вас смотрят кавалеры! Бьюсь об заклад, каждый бы оставил свою партнершу ради вас.

Пришло время остановить восторженные тирады, и Екатерина прервала подругу:

– Кстати, княгиня, коль захотите съездить со мной на охоту в конце следующей недели, милости просим! Будем травить зайцев.

В глазах Дашковой появилось изумление:

– Я слышала, что вы увлекаетесь верховой ездой, а тут оказывается – вы еще и охотница. Вот это да! Поеду, охотно поеду. Кто же может отказаться от такого предложения? Жаль, муж сейчас в Москве. Он тоже был бы счастлив поохотиться с вами.

– Вот и ладно! А мужа возьмем в следующий раз, коли вам, Екатерина Романовна, придется по душе подобное развлечение.

Великая княгиня поднялась. Тут же камердинер поднес ей шубу. Через минуту Екатерина уже ехала в сторону Санкт-Петербурга.

После ссылки Бестужева и отъезда Уильямса и Понятовского Екатерина была разлучена со всеми, кого судьба свела с нею со времени ее приезда в Россию. Захар Чернышев находился при действующей армии. Сергей Салтыков, назначенный резидентом в Гамбурге, жил там, как в изгнании, да и, собственно, был ею забыт, понеже она положила себе не помнить тех, кто однажды изменил ей.

Екатерина страшно боялась одиночества – она знала оное совсем не понаслышке. Окромя того, за короткий промежуток времени имели место немало смертей близких и хорошо знакомых людей, уход коих из жизни напугал ее и заставил задуматься о зыбкости жизни. Умерла ее дочь; в следующем, шестидесятом году, умерла ее мать. Теперь же сильно хворала императрица Елизавета Петровна – близкий ей человек, почти мать, женщина, кою она почитала и на кою равнялась. Правда, с некоторых пор сии чувства весьма притупились. Бывали даже периоды, когда Екатерина ее ненавидела: слишком много в последнее время императрица пренебрегала ею.

Вопреки своим страхам о неизбежном одиночестве, Екатерина недолго пребывала в оном. На сей раз ее избранником оказался один из самых известных гвардейских офицеров, исполинского роста силач и задира, капитан Григорий Григорьевич Орлов. Он происходил из небогатых дворян, имел четверых братьев, двое из коих служили в гвардии в разных петербургских полках. Великая княгиня обратила на него внимание, поелику везде и всюду слышала пересуды о молодом офицере Орлове, не побоявшемся ухаживать за красавицей Еленой Куракиной, любовницей всесильного Петра Ивановича Шувалова, и даже сумевшем сделаться ее постоянным полюбовником.

Великая княгиня помнила о братьях Орловых, нашумевших своими похождениями еще лет семь-восемь назад. Особенно прославились своими подвигами двое – Алексей и Федор. Громкую известность получило их постоянное соперничество с самым сильным человеком в Петербурге, Александром Шванвичем, сыном преподавателя Академической гимназии. Крестной матерью его была сама императрица Елизавета Петровна. Гренадер поручик лейб-компании Александр Шванвич был пьяницей, повесой и задирой, как и братья Орловы, понеже все они были одного поля ягоды. Давно, как раз когда у Екатерины Алексеевны завязывались отношения с Сергеем Салтыковым, произошло одно событие, заставившее заговорить об Орловых и Шванвиче весь светский Петербург. Дело было в том, что бесконечные выяснения, кто же из них троих сильнее, и бесконечные же возникавшие в связи с оными драки заставили их найти мирный выход из создавшейся ситуации. Было постановлено, что ежели Шванвич встретит где-либо одного из братьев, то тот беспрекословно ему подчинится. Коли же Шванвич встретит двоих Орловых вместе, тогда он должон будет во всем повиноваться им. Однажды Шванвич зашел в трактир, где сидел Федор Орлов. Шванвич приказал Федору отойти от бильярда и отдать ему кий, затем велел уступить место за столом, вино и приглянувшуюся ему девицу. Федор, выполняя условия соглашения, повиновался, как вдруг в трактир вошел Алексей Орлов. Братья тут же потребовали вернуть им все – бильярд, вино и девицу. Шванвич заартачился, но Орловы вытолкали его за дверь.

Обозленный Шванвич затаился и, спрятавшись за воротами, стал ждать братьев. Первым вышел Алексей, и Шванвич нанес ему палашом удар по лицу. Орлов упал. Рана, к счастию, оказалась не смертельной. Братья Орловы отказались мстить Шванвичу – кто его знает, как бы он стал хитрить и выворачиваться перед своей крестной-государыней. Так или иначе, все трое они воевали в Пруссии.

Григорий Орлов, пребывая в Кенигсберге, вел жизнь кутилы, забияки и ловеласа. Везде и всюду ему море было по колено. Он появился в Петербурге весной пятьдесят девятого года, вместе с графом Швериным, флигель-адъютантом прусского короля, коего русские взяли в плен в битве при Цорндорфе. Шверина встретили как знатного пленника; в стражники к нему приставили двух офицеров. Одним из них был Григорий Орлов, особливо отличившийся при Цорндорфе. Будучи трижды раненым, истекая кровью, он не покинул поля сражения. Как и его брат, Алексей, одаренный от природы схожей богатырской силой, Григорий выделялся среди всех редкой красотой. Он понравился генерал – фельдцейхмейстеру, графу Петру Ивановичу Шувалову и получил завидное место адъютанта при нем. Благодаря своему новому положению, Григорий Орлов очутился на глазах у всего петербургского света. Ухаживая за княгиней Еленой Куракиной, чьей красотой восхищался весь Петербург, он стал соперником своего всесильного начальника. Из-за своего романа с княгиней Куракиной он потерял должность адъютанта, и его перевели в фузилерный гренадерский полк – впрочем, сие токмо увеличило его популярность в петербургском обществе. Особливо Григорий обращал на себя женское внимание, в том числе и Великой княгини Екатерины Алексеевны. Ей захотелось познакомиться с ним. Их сближению поспособствовало и то, что Орлов случайно занял дом, расположенный напротив Зимнего дворца. Воистину много случайностей и совпадений говорило о том, что Екатерина была настоящей счастливицей: все вело ее к тому, что ей было уготовано свыше.