Кровь. Закат - Эльдар Салаватов

Этот голос… Увязает в шипении… прерывается, как прерывается связь в грозу. Он слышал его раньше? Или впервые вслушивается в эти нотки, такие незнакомые и одновременно… знакомые?

Он хочет ответить. Хочет закричать, но только разевает беззвучно рот – нечем. У него нет голоса. Горло – старая окислившаяся водосточная труба. Он может только слушать. Только вслушиваться в этот голос, упорно твердящий как мантру:

– Имя. Нет. Один. Ноль. Один. Ноль. Кнопка.…кхх…оп…ка…ссс…

Он слышит далекий гул где-то позади себя. Глухое ворчание где-то над собой и под собой. Сильную вибрацию – словно рядом закипает электрочайник размером с паровоз. Он видит, как изгибаются стены вокруг него. Как они вспучиваются изнутри, как слезает с них тонкая обманка, изображавшая кафель, словно дурацкая переводная картинка со старого портфеля… Проступают серые стены – проявляясь словно на фотографической пластине из негатива в позитив… Растворяются и они, расползаются, как пятна бензина по поверхности лужи… словно не в вековой породе прорублены эти шурфы, а в плавящемся на глазах свинце. И телефон. Он тоже. Деформируется. Стекает по стене, превращаясь в большую квадратную каплю. Жар. Странный жар, от которого режет глаза. Щиплет. Выедает зрение. Словно разом лопнули все капилляры.

Трубка в руке. Она становится мягкой, как разогретый на солнце кусок пластилина, теряет свою форму. И голос. Голос, который тоже начинает меняться. Голос, теряющий свою форму, уже не проговаривающий – выжевывающий слова. Буквы, слипающиеся в комья:

– ИменинетЕстьодинЕстьнольЕстьоди…ссс…оль…Кноп…ка…

– Алло! – хотел закричать Костя в трубку. – Алло!!!

И упал, закашлявшись, стуча себя по грудной клетке ладонями: серая вата полезла из ноздрей и рта, откуда-то изнутри по окислившейся водосточной трубе, из живота, из легких, забивая нос и глотку иииииии…

Писк, перетекающий в свист, прорастающий в шипение.

Он слышит крик.

Пыль.

Пыль забила горло и нос.

Рот и глаза.

Но не уши: он слышит.

Слышит возню рядом с собой в темноте.

Какие-то палки падают сверху, больно бьют его в грудь, по коленям, по ляжкам, по костям голени.

Он отбрасывает их ногами. Отталкивает руками, шипит, ловя занозы в ладони.

Кто-то кричит. Громко: крик полный боли и ужаса. Не здесь, где-то рядом. Где-то за стеной.

И еще кто-то совсем под боком. Шуршит и скребется, чихает и кашляет.

Он нащупывает дверь и пытается открыть – никак. Не шелохнулась.

– Ты… – сипит Кровник, – свет… дай… зажигалку…

– У тебя… – сдавлено говорит Пилотка из темноты, – у тебя…

Он натягивает ворот спецовки на нижнюю часть лица, пряча нос, роется по карманам, находит пластиковый цилиндрик. Щелкает кремнием. Зажигается с третьей попытки.

Кругом тени и перекошенные доски. Торчат наискось из стен, словно распорки. Они в рухнувшей шахте?

Пыль столбом. Мятые банки под ногами.

Кладовка. Полки осыпались, слетев со своих мест. Он отбрасывает их, расчищая выход, рывком распахивает дверь.

Они вываливаются в коридор. Пыль. Она повсюду. Она и здесь тоже. Чуть меньше, но есть. Клубится в свете фонарей, проникающем с улицы. Кровник, хапнув немного воздуха, ныряет обратно, находит кейс и пистолет.

Крик.

Это кричит женщина. Совсем рядом. Она зовет на помощь.

– Где это? – спрашивает Пилотка дрожащим голосом. – Это же рядом, да?

Кровник кашляет, отхаркиваясь и сморкаясь.

– Ну что ты стоишь? – говорит Пилотка, чуть не плача. – Быстрей! Пожалуйста! Помоги ей!

Он чувствует запах гари. Шатаясь и задевая стены плечами, бредет в сторону прихожей.

Крики женщины превращаются в сплошной вой. Она воет. Она хрипит от боли.

– Костя… – Пилотка всхлипывает, – Костя… Ну пожалуйста! Быстрей! Пошли к ней!

Иссеченная осколками стена прихожей. Проем, ведущий в зал, выглядит совсем не таким, каким он его видел в последний раз. Выбитый со своего места дверной косяк свешивается лохмотьями. Оттуда – из зала – видны отблески горящего пламени. Он чувствует запах обугливающейся полированной мебели и плавящейся пластмассы. И еще один. Запах паленого волоса и подгорающего мяса.

Женщина больше не кричит. Кричат другие люди.

– Сволочь… – Пилотка рыдает, – сволочь!..

– Уходим… – сипит Кровник, – быстро!..

Он дергает щеколду, распахивает входную дверь, и первым вываливается на темную площадку, держа пистолет наготове.

– Ты! – кричит она ему в спину. – Сволочь, мог!.. Ей помочь!..

– Не мог… – задыхаясь, сипит Кровник, – Не мог, дура… она на другом этаже… себе помоги…

Он машет ей, все еще стоящей на пороге квартиры:

– Быстрее шевели поршнями! Быстрее, говорю! Щаз шмальнут второй раз из гранатомета, и нам песец…

Она выходит на лестничную клетку.

– Это в нас? – спрашивает она и, обернувшись, бросает взгляд назад. – В нас? Из гранатомета?!

Кровник уже стоит на несколько ступенек ниже нее.

– В дом… в нас… не знаю… быстрее, говорю!.Слышишь, газом пахнет? Щаз так бахнет!.. Не тормози! Пошли, говорю, глухая тетеря!..

Кровник слышит, как распахивается дверь где-то выше по площадке. Как высыпают в подъезд громко разговаривающие, взволнованные люди.

– Эй! – кричит кто-то сверху. – У вас все в порядке?!

Пилотка смотрит на перила, за которые держится: она чувствует легкую дрожь всей поверхностью ладони. Люди спускаются по лестнице.

Она делает шаг, еще один. Топает, наконец, за ним, пошатываясь и переставляя ноги как палки.

Она ускоряет шаг. Охает. Следует за Кровником, по пятам, слегка прихрамывая.

– Что с ногой? – спрашивает Кровник на ходу.

– Не знаю, – говорит она. – Заболела вот только что…

Они пробегают мимо почтовых ящиков. Движутся дальше вниз по лестнице. Вот же он – первый этаж. Пахнет крысами, ссаками и засохшим говном. Дверь на тугой пружине: БАХ!!! – с тем самым звуком того самого пистолетного выстрела за спиной.

Они оборачиваются на бегу: в темном подъезде мечутся тени. Люди, спускающиеся вниз, подсвечивают себе путь огоньками сигарет. Слышны их громкие голоса.

Кровник перекладывает кейс в правую руку. Пистолет он спрятал в карман за секунду до этого. Они быстро идут в сторону выхода со двора. Они видят беззвучно пролетевший в просвете между домами автомобиль «скорой» с выключенной мигалкой. Скрип тормозов.

– Ох ты… – говорит Пилотка.

Звук сильного удара. Детский визг.

Кровник несется, едва касаясь земли и не чувствуя веса чемодана. Пилотка нагоняет его в тот момент, когда он делает первый шаг на тротуар. За угол они заворачивают вместе.

Он открыл глаза и увидел большого человека, возвышающегося над ним. Человека, уходящего ввысь, как гору. Голова этого великана сияла, объятая нимбом невероятной яркости и силы. Кровник скривился: его собственная голова раскалывалась. Ясен пень – получить прикладом в тыкву. Искры, просыпавшиеся из глаз, до сих пор цвиркали вокруг. Скакали по асфальту. Он сильно сощурился. Чуть было совсем не зажмурился. Но выдержал. Великан отворил уста и явил:

– Я мля сказал тебе – завали свое сосало!

– Гондон! – услышал он и понял, что это Пилотка. – Упырь! Ты его убил! Ты…

Ее вполсилы бьют наотмашь по лицу:

– Тихо, дура!

Он в бронежилете, тот – ударивший Пилотку. В бронежилете поверх серого «городского» камуфляжа. Автомат в толстых руках. Предплечья, как свиные окорока. Раскаченная шея. Кровник видит кобуру на его поясе. Чехол с наручниками. Черный берет на стриженой под ноль голове.

Ментовский спецназ.

Пилотка щелкнула зубами, заурчала, как крупное взбесившееся животное, и со всей силы пнула омоновца по яйцам. Тот вскрикнул. Кровника передернуло. Стараясь не дышать, он медленно-медленно сунул пальцы правой руки в карман.

– Сссука!.. – прошипел сквозь зубы мент.

И выстрелил в Пилотку.

Она лежала совсем некрасивая. С вывернутыми кистями. Зажмурившись и открыв рот.

Он надеялся, что она не успела испугаться. Что ей не было больно.

Бедная девочка.

Он убил их всех. Всех.

Сначала прострелил коленные чашечки и шею стоявшему рядом. Вырвал из его рук автомат и выпустил полрожка в голову следующему. Тот упал носом вперед и больше не шевелился. Кровник побежал навстречу кому-то, выходящему из автобуса, сбил его с ног. Вмял ему лицо вглубь черепа своим пудовым кулаком. Дал очередь в темный салон. Кто-то закричал внутри. Он стрелял на крики, пока в магазине не закончились патроны. Сменил магазин и добил раненых.

Ему было больно смотреть на нее.

Он присел на одно колено и приложил пальцы к ее шее. Помотал головой так, словно отгонял мух, и замер. Подхватил ее на руки, зашел в автобус и положил на сидение. Выскочил на улицу и поднял кейсы, валяющиеся на асфальте, швырнул их внутрь салона.

Чуть дальше по улице увидел несколько испуганных лиц, выглядывающих из-за киоска «Союзпечать».