Кровь. Закат - Эльдар Салаватов

– Дааа… – Кровник старался выглядеть заинтересованным, – делааа…

Ему хотелось есть и спать. В любой последовательности. Лучше одновременно.

– Так открываю вчера же «Куранты» новые, за вчерашний день свежий номер, а там интервью с… этим, как его…

Водила бьет по тормозам. Кровник еле успевает упереться рукой в бардачок. «Шестера», взревев, дает задний ход, влетает в переулок, тушит фары.

– Ты че?! – Кровник потирает затылок: стукнулся с размаху о подголовник. – Че такое?!

Он чувствует, как вибрирует сидение под его задницей. Как дрожит пол под подошвами. Он слышит гул и лязг.

Танки. Тяжелые, гусеничные, пронумерованные громады. Проплывают один за другим слева направо. Говорить невозможно – тупо не услышишь самого себя. Они молча ждут, когда последний исчезнет из вида и удалится на достаточное расстояние. Там, где они проехали, вместо дорожного покрытия – асфальтная каша.

– Ну их на хер… – говорит водила. – Не знаю, че у них за приказ, а в соседа из пулемета шмальнули, когда по дороге им встретился на своем «четыреста двенадцатом»… съездил на рынок мужик… в реанимации щас лежит…

– Тоже Руцкой позвал? – спрашивает Кровник.

– Не знаю.

– Об этом в газетах не писали?

– Не писали… – почему-то недовольно говорит таксер. – Зато писали, что у Руцкого три миллиона долларов в швейцарском банке.

– Ну… – Кровник пожимает плечами, – мало ли чего там…

– Деньги покажи! – вдруг зло говорит таксист.

– Конечно, – дружелюбно улыбается Кровник.

И бьет мужика локтем в лицо.

Он мчит на предельной скорости, почти не обращая внимания на светофоры. Тачка совсем убитая: троит на малых оборотах, пердит на высоких.

Глушит машину в одном из дворов на набережной.

Часы на приборной панели призрачно тлеют зеленоватыми стрелками. Без пяти. В самый раз.

Он распахивает дверь и поеживается – раскочегарил печку на полную, теперь октябрьский воздух кажется предельно ноябрьским.

Выходит из машины, поглядывая по сторонам: тишина. Огонек сигареты тлеет где-то на уровне пятого этажа. Летит вниз и взрывается снопом искр в палисаднике. Кровник слышит глухой кашель. Потом звук закрываемой балконной двери. В нескольких окнах телевизионные мигающие тени.

Аккуратно щелкает ручкой задней двери.

– Пошли… – говорит, негромко протягивая руку в теплую тьму салона. Девочка выбирается наружу. Бушлат висит на ней мешком.

Они обходят машину кругом. Кровник забирает с переднего пассажирского сидения кейс.

– С Богом… – говорит он.

С точки зрения конспирации место для встречи Паршков выбрал безупречно. Можно смело говорить о нем вслух по телефону пусть даже сто раз прослушиваемому.

– Помнишь, где Великан жил до того, как получил трешку? – спросил Паршков.

– Помню…

– Отлично… Помнишь, на что его окна выходили?

– На забор его окна выходили…

– А за забором?

– О! – Кровник хмыкнул. – Помню!

– Там. В том, что ближе всех к забору.

– Красавец! – сказал Кровник и подумал: «красавец». Даже если кто-то действительно слушал телефон Паршкова – пусть сломает себе мозг, пытаясь понять, какой такой великан, где он жил до того, как получил трешку, и что там было за его забором.

За забором рядом с бывшим домом Витябы Величко располагался заброшенный завод Московского Речного Пароходства по ремонту плавсостава. Когда-то там днем и ночью визжали «болгарки» и сыпала искрами электросварка. Сейчас все три цеха стояли молчаливыми закопченными громадами, отражаясь черными прямоугольниками в мутной Москве-реке.

Кровник долго стоял у дыры в заборе, всматривался во тьму, давая глазам привыкнуть. Начал различать гору каких-то ящиков, лодку, лежащую днищем вверх, железный трос, намотанный на большую бухту – словно гигантская катушка с ниткой…

Он увидел парочку корабельных винтов, якорь, прислоненный к глухой стене, застывший на месте мостовой кран.

Достал пистолет из кармана, вытащил магазин и не спеша выщелкал из него все патроны. Восемь. Так же не спеша – один за другим – вставил их обратно. Перешнуровал ботинки покрепче. Вслушивался так, что зачесалась внутренняя поверхность ушных раковин. Звуки: плеск воды, гул города в отдалении…

Сунул пистолет за пояс, скривился – холодная железяка. Взялся – в который уже раз за последние сутки – за рукоятку кейса. Нащупал детскую ладонь. Потянул ее на себя. Девочка тихонько двинулась за ним.

Они обогнули пару прогнивших сарайчиков, какой-то большой разобранный механизм, сильно пахнущий старым мазутом. Молчаливая громада цеха надвигалась на них. Кровник занес ногу для очередного шага и застыл. Отпустил руку девочки, взялся за рукоять «стечкина».

– Тьфу ты… – выругался шепотом. Понял вдруг, что огоньки под самой крышей – отражение далеких фонарей в чудом сохранившихся оконных стеклах. Он взвесил чемодан в руке, посмотрел на ребенка: стоит, задрав свое белеющее лицо вверх. Смотрит на него.

– Сейчас… – прошевелил одними губами. – Пять сек…

Они вернулись на несколько шагов назад. Кровник аккуратно сунул кейс в щель между двумя большими коробами с песком.

– Вот… – прошептал он, – совсем другое дело…

Теперь в одной руке у него ребенок, а в другой оружие. Он еще раз осмотрелся, запоминая расположение коробов относительно здания.

– Ну… – сказал негромко, – топ-топ…

И они вошли в цех.

Внутри был полумрак. «Полу» потому, что где-то там – в дальнем углу здания – зрело неяркое электрическое зернышко. Желтоватое пятно, какое обычно дает переносной фонарь с наполовину севшими батарейками. Кровник видел длинное тело прогулочного катера с содранной там и сям алюминиевой обшивкой… Похожее на обглоданную тушу касатки с голыми ребрами шпангоутов – оно вытянулось почти во всю длину цеха. От заваренных намертво изнутри ворот – до того места, где на ступеньках небольшой лестницы сидел и курил человек, положивший себе под ноги небольшой электрический фонарик. Он поднял голову на звук шагов.

Кровник остановился.

– Привет, Серега… – сказал он негромко. Его голос улетел куда-то под потолок, куда-то к конструкциям, удерживающим на себе крышу…

– Здорово, – Паршков затушил сигарету о перила и поднялся.

Сколько Кровник его помнил, Паршков всегда был в этом костюме. Невнятном, мешковатом, зеленом костюме с затертыми до блеска манжетами и локтями. И галстук. Галстук, кажется, тот же, что и

Черная вата продавилась сквозь прутья перил: темное пятно на уровне второго этажа шевельнулось. И фонарик погас. Кровник маятником качнулся в сторону, и его тут же ударило в плечо, швырнуло на пол – и только после этого он услышал выстрелы. Сухие щелчки: в него стреляют из оружия с глушителями. Он услышал и увидел, как пули высекают искры из металлических стапелей в сантиметрах от его головы, шлепаются в алюминий обшивки, рикошетят о бетонный пол.

Вспышки! Почему не видно вспышек?! Пламегасители?

Он закатился под днище катера. Плечо. Онемело. Но это ненадолго. Ну вот. Уже начало жечь.

– БАХ!!! – не целясь по метнувшейся тени, – БАХ!!! БАХ!!!

Вопль. Автоматная почти бесшумная очередь прошила металл над его головой. Тело катера загудело глухо. У Кровника свело зубы судорогой.

Он откатился еще глубже под киль, попытался найти взглядом девочку. Кажется, она стояла вон там… Где?! Где она?!

Он ощутил колебание воздуха – раскаленный кусок свинца пролетел в миллиметре от его уха. Следующая пуля обожгла щеку. Словно десяток молотков вогнали десяток гвоздей по шляпку в алюминий обшивки. Он кувыркнулся еще раз и полетел в ремонтную яму под килем. Попытался сгруппироваться и шлепнулся со всего маху, взвыв от боли в плече и отбитом колене.

Услышал, как пули дырявят обшивку там, где он только что жевал сопли.

Кровник поднялся: шатает. Боком двинулся по узкой бетонной траншее в сторону носа щупая пустую темноту перед собой раскрытой левой ладонью. Света ноль. Фонарик уже хрустнул под чьей-то подошвой. Но затворы еще щелкают. Судя по звукам, пули входят туда, где его уже нет.

Он добрался до самого конца ремонтной ямы, и тут выстрелы прекратились.

Он замер. Дыхание так просто не выровняешь. Грудная клетка вздымается, как цунами. Воздух рвется из ноздрей как… Черт! Он пыхтит, словно паровоз!.. И уши! Уши твою мать заложило!..

Кровник открыл рот, раззявил варежку, глотнул воздуха, хрустнув гландами. Он услышал звук, похожий на весеннюю далекую капель. Гул металлических перекрытий: несколько пар ног, торопливо переступая, прыгая через ступеньки, бежали по ржавым лестницам вверх.

Кровник высунулся по переносицу и тут же нырнул обратно. Ничего не увидел. Выждал пару секунд: три… два… один…

Он рывком вырвал себя из ямы. Сильно оттолкнулся обеими ногами. Кувыркнулся. Добежал до стены на полусогнутых.