Комната смерти - Джеффри Дивер

езде и опасности, он — из-за состояния здоровья. Возможно, подобный элемент риска вносил в их совместную жизнь больше эмоций, еще сильнее сближая обоих. Обычно Сакс воспринимала это как данность. Но сейчас, когда Райм был далеко, а она обыскивала особо сложное место преступления с участием слишком много знавшего о ней убийцы, ее не оставляла мысль, что от вечного одиночества их отделял лишь единственный выстрел или удар сердца.

«Хватит, — резко подумала Сакс, может быть, даже вслух. — У тебя есть работа».

Оказалось, однако, что эмпатия в ней на этот раз не пробуждается. Идя через комнаты, она чувствовала себя писателем или художником, которому никак не является муза. Ни единой мысли не рождалось. Она даже не знала, кем был убийца. Последняя полученная информация сбивала с толку. Это сделал не снайпер, а скорее всего кто-то другой из специалистов Мецгера. Но кто?

Амелия не могла понять мотивов неизвестного. Если он хотел устранить свидетелей и помешать расследованию, то зачем эти жуткие пытки, точные надрезы ножом? Казалось, он не спеша сдирал с нее кожу. Взгляд Сакс упал на ошметки плоти под креслом, к которому была привязана Лидия. На кровь.

Чего он хотел?

Возможно, если бы ей подсказывал Райм, участвуя в работе по радио или видео, на нее могло бы снизойти озарение.

Но Райма не было, и проникнуть в душу убийцы пока не удавалось.

Сам поиск не занял много времени. Каковы бы ни были мотивы преступника, он предусмотрительно работал в перчатках, что было заметно по морщинистым следам на пятнах крови в тех местах, где он касался тела Лидии, срезая кожу. Он также избегал наступать в кровь, так что никаких явных отпечатков ног не наблюдалось, а электростатическая проверка не покрытого ковром пола не обнаружила скрытых следов. Амелия нашла несколько квитанций и заметок на самоклеящейся бумаге, засунутых в карманы висевших на двери ванной джинсов. Этим и ограничивались все документальные свидетельства, которые удалось собрать. Она осмотрела тело, вновь отметив чудовищные раны, небольшие, но точные, будто неизвестный сдирал кожу с пальцев жертвы, и единственное смертельное ножевое ранение в грудь. Вокруг раны виднелись синяки, будто он с силой мял пальцами ее плоть в поисках незащищенного костями доступа к сердцу.

Зачем?

После Сакс связалась по радио с коллегами, сообщив, что они могут подняться наверх для видео- и фотосъемки.

У двери она помедлила, в последний раз бросив взгляд на тело Лидии Фостер.

«Прости, Лидия. Я не подумала! Мне следовало сообразить, что он прослушивает телефонные линии возле кофейни. Следовало сообразить, что преступников могло быть двое».

Амелия пожалела, что не успела получить те сведения, которые могла предоставить эта женщина. Известные переводчице подробности и ее записи явно имели ключевое значение. Иначе зачем было столь жестоко ее допрашивать?

Она снова попросила прощения у Лидии Фостер за эту эгоистичную мысль.

Выйдя на улицу, Сакс сняла запятнанный кровью Лидии комбинезон и сложила его в мешок для мусора, затем, вымыв руки, проверила свой «глок» и огляделась в поисках возможной опасности. Она не увидела ничего, кроме сотни черных окон, темных тупиков и стоящих машин, но в любом из этих мест мог скрываться неизвестный, держа ее на прицеле.

Сакс уже собиралась повесить телефон на пояс, но помедлила. Ей действительно хотелось поговорить с Раймом.

Она нажала кнопку быстрого вызова на своем последнем мобильнике с предоплаченной картой — его номер. Сразу же отозвался автоответчик. Амелия подумала было оставить сообщение, но дала отбой, решив, что сама толком не знает, что сказать.

Может, просто — что ей сильно его недостает.

Глава 43

Линкольн Райм моргнул. В глазах адски жгло, сладковатый вкус нефти во рту смешивался с кислым привкусом химикалий.

Он только что пришел в себя и с удивлением обнаружил, что его вовсе не мучает кашель. К его рту и носу была прижата кислородная маска, и он глубоко дышал. Горло, однако, болело, и он догадался, что кашель донимал его раньше, когда он был мертв для всего мира. Оглядевшись, Райм понял, что находится в разогретой солнцем машине «скорой помощи», припаркованной на том самом мысу, где на них напали. Вдали, на фоне покрытого зыбью зеленовато-голубого залива, виднелся «Саут-Коув инн».

Склонившийся над Раймом коренастый медик[7], с круглым черным лицом, поглядел ему в глаза, а сняв с него кислородную маску, осмотрел еще рот и нос.

Темное лицо медика ничего не выражало. Наконец он сказал с американским, а не с британским акцентом:

— Очень плохая вода. Отходы. Химикаты. Всякое. Но ничего сильно страшного. Раздражение. Больно?

— Жжет. Сильно. Да.

Односложная манера речи медика будто оказалась заразной.

Райм глубоко вздохнул.

— Прошу вас, скажите — со мной были еще двое. Что с…

— Как его легкие?

Вопрос задал Том Рестон, подошедший к машине сзади. Помощник закашлялся, потом еще раз.

— Ты… ты цел? — ошеломленно пробормотал Райм, подавив собственный кашель.

— Ничего серьезного. — Том показал на свои покрасневшие глаза. — Просто слишком уж много в этой воде всякой дряни.

«Очень плохая вода. Отходы…»

Райм заметил, что одежда его помощника вся промокла, и это давало ответ сразу на несколько вопросов.

Во-первых, именно Том спас ему жизнь. И во-вторых — два выстрела, которые он слышал, предназначались Михалу Пуатье.

«У меня жена и двое детей, которых мне нужно содержать. Я очень их люблю…»

Сердце Райма сжалось при мысли, что капрала больше нет. Видимо, убив его, нападавшие сбежали, а Том нырнул в воду, чтобы спасти Райма.

Медик снова послушал его грудь.

— Удивительно. У вас хорошие легкие. Я вижу шрам от аппарата искусственной вентиляции легких, но он старый. Вы в хорошей форме. Тренируетесь. А ваша правая рука, система протезов…