И в горе, и в радости - Мег Мэйсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты повеселилась?
Я подумала, что она задала этот вопрос всерьез, и сказала «нет».
– Да. Это было очевидно.
Я почувствовала в ее словах обвинение и сказала ей, что пыталась.
– Да ну? Действительно? Когда именно, когда заперлась в туалете или когда смотрела в свой телефон во время моей дурацкой речи?
– Пожалуйста, не забывай, что я вообще не хотела вечеринку, – сказала я, – все это было идеей Патрика. Но неважно. Извини.
Я услышала громкий плеск воды – сестра вылезла из ванны. Она попросила меня секунду подождать, потом тяжело вздохнула в трубку и снова заговорила:
– Я знаю, что у вас с Патриком все дерьмово в последнее время по причинам, которые мне не ясны, но я хотела бы понять, почему ты не можешь просто отложить это на одну ночь, и типа, насрать на все, это мой день рождения, мой муж устроил все это, тут гости, и я просто выпью шампанского с гребаной оливкой, а завтра вернусь к своим семейным проблемам.
Я не могла объяснить Ингрид, почему веду себя так, будто ненавижу Патрика, не рассказав об истинной причине, – к тому времени я действительно его ненавидела. И я так устала – неожиданно, – я так устала быть плохой, разочарованием, вечной разрушительницей снова, и снова, и снова, что когда я ответила, я почти кричала.
– Потому что все это ложь, Ингрид. Все эти речи, и смех, и ой, Марта, ты прекрасно выглядишь, с днем рождения, большая дата. Они мне не друзья. Никто из них не знает самого главного обо мне, почему я такая, какая есть. И это моя вина, потому что я неудачница и лгунья. Даже ты меня не знаешь.
– Серьезно, о чем ты говоришь?
Я переложила телефон в другую руку.
– У меня ____________________.
– Кто это сказал?
– Новый врач.
И словно я пожаловалась, что я толстая, Ингрид сказала:
– Глупости какие. Ясное дело, он ошибается.
– Нет.
– Что? Действительно?
Я сказала «да».
– У тебя реально____________________? Черт. – Она на секунду замолчала. – Мне так жаль.
– Не надо. У меня все в порядке. Он дал мне лекарство, которое сработало. Я другой человек уже шесть месяцев.
– Почему ты мне не рассказала?
Я ответила:
– Я никому не рассказала, кроме родителей.
– А почему? Если у тебя все в порядке, почему просто не рассказать всем?
– Потому что это все еще охренеть как стыдно.
– Я бы не стала тебя осуждать. Никто бы не стал. Во всяком случае, никому не следует.
Затем она сказала что-то совершенно непохожее на нее, и я забеспокоилась, что расхохочусь:
– Мы, как общество, должны разрушить стигму вокруг психических заболеваний.
– Боже мой, Ингрид. Я бы предпочла, чтобы мы, как общество, его сперва построили, чтобы можно было поговорить о чем-нибудь другом.
– Это не смешно.
– Хорошо.
– А что думает Патрик?
– Ингрид, я же только что сказала.
– Что?
– Он не знает.
– Что? Боже мой, Марта. Какого хрена ты решила рассказать родителям, а не собственному мужу?
– Я не решала. Рассказала отцу случайно. А матери, как выяснилось, и рассказывать не нужно было.
– Что? Почему нет?
Я спросила, можем ли мы поговорить о ней позже.
– Хорошо. Но…
Кто-то закричал «мама» и начал стучать в дверь ванной. Ингрид проигнорировала это.
– Я до сих пор не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы он знал. Вы переживаете ужасные времена, и не считая того, что, возможно, ему стоит знать жизненно важную информацию насчет своей жены, иметь секреты – крайне дерьмовое поведение для женатого человека.
– Он должен был знать.
– Почему? Ты же не знала.
– Я не доктор.
– А Патрик не психиатр. И теперь ты знаешь, так что неужели это имеет значение?
– Да.
– Почему?
На фоне раздался еще какой-то грохот, дверь слишком резко распахнулась и ударилась о стену, а затем послышались голоса ее детей. Ингрид сказала мне подождать. Я слышала, как она говорит: «Кыш, кыш, кыш», – но они не уходили, и пауза затянулась на несколько минут. К тому времени, как она вернулась, она забыла свой вопрос.
– Марта, ты должна рассказать ему. Ты не сможешь бесконечно так жить и думать, что вы можете быть счастливы на каком угодно уровне, если ты не расскажешь ему эту огромную тайну.
– Не думаю, что мы можем быть счастливы на каком-либо уровне. Никогда. – Я впервые услышала, как говорю это прямо и вслух.
– Марта, серьезно. – Ингрид была измучена. – Где он сейчас?
Я сказала, что он ушел за газетой. С того места, где я сидела, я могла видеть кухню, часы на духовке. Мы разговаривали два часа. Я понятия не имела, где находится Патрик на самом деле.
– Пожалуйста, обещай, что расскажешь ему, как только он вернется. Или даже не знаю, напишешь ему письмо. У тебя это хорошо получается.
Я сказала, что расскажу и что мне пора, потому что в телефоне осталось четыре процента. Я не знала, было ли что-то из этого правдой.
* * *
Я посидела на месте еще немного, пока чувство вины не превратилось в раздражение или наоборот. В любом случае это чувство было достаточно сильным, чтобы заставить меня встать с дивана и подняться наверх. Я приняла душ и вытерла пол платьем, оставшимся там со вчерашнего вечера. Я спустилась на кухню, вылила кофе Патрика, почистила банан и не стала его есть, и к тому времени, когда я сделала все эти мелкие глупости, мне стало на все наплевать. Я достала из ящика
