Глубокая печаль - Син Кёнсук

два шага, Ынсо остановилась от удивления, медленно обернулась и посмотрела на него. Сэ заглянул ей прямо в глаза и, сожалея о сказанном, с мрачным видом пошел перед ней: «На самом деле, что это со мной?» Старался сдержать себя, но все время вспоминал утреннее поведение Ынсо, когда она прочитала в газете рекламу книги издательства Вана и долго, рассеянно стояла на кухне, повернувшись к нему спиной.

«До каких пор ты будешь извиняться передо мной?!» – Одна эта фраза положила конец дружелюбному настроению, в котором они пребывали до входа в горный парк, теперь же поднимались в горы в тягостном молчании.

Ынсо шла вслед за Сэ и делала вид, что ничего не произошло, однако никак не могла успокоиться – в ушах всё еще звучали слова Сэ: «До каких пор ты будешь извиняться передо мной?!» – они сильно потрясли ее: «Почему я заранее не предвидела, что Сэ может так сказать?!» – укоряла она себя.

Каждый шаг давался с трудом, постепенно она отстала, опомнившись, стала искать Сэ среди людей в кепках и с рюкзаками на плечах, но безнадежно: шаг за шагом она так далеко удалялась от Сэ, что потеряла его. Не сумев отыскать его в толпе, она не успела долго погоревать стоя на месте – поток людей подхватил ее и понес дальше.

Ынсо и представить не могла, что Сэ может так резко пропасть, ведь он всегда был рядом, да и сейчас она почему-то была уверена, что он тоже находился недалеко.

Ынсо в одиночестве поднималась в гору.

Там, вдалеке, укрывая своей обширной тенью горную тропинку, растет дерево гинкго, посаженное принцем Маый[19] после того, как он отрекся от престола и направился в Алмазные горы Кымгансан. Пышная летняя зелень гинкго начинала мало-помалу желтеть.

Принцу, потерявшему все, наверное, грустно было смотреть на бушующую зелень гинкго, и едва ли он мог думать, когда высаживал их, что густые листья тоже пожелтеют и опадут? С каждым шагом, удалявшим принца от престола, его рубище до последней нитки пропитывалось горьким сожалением, таким же густым, как покрывающая его дорогу тень зелени гинкго. Но мог ли он знать тогда, что и эта горечь сожаления не вечна, как и быстро пожелтевшая зелень.

Ынсо присела под легендарным гинкго и увидела узкую едва заметную тропинку, ведущую в горы. Она подумала, что Сэ, возможно, пошел по ней, и пристально всмотрелась в даль. Тропинка заманчиво поднималась в горы и постепенно уползала далеко-далеко, казалось, что она была протоптана для настоящих аскетов. Не может быть, чтобы поднимающиеся по ней не ощущали неимоверной тяжести в ногах и не натирали мозолей.

«С тех пор, как отношения с Ваном камнем легли на душу, и до сегодняшнего дня я могла сдерживаться и контролировать себя, но больше не могу!» – Ынсо остро ощутила, как ей в эту минуту не хватает поддержки Сэ.

Каждый раз, когда Ван отталкивал ее, она чувствовала, как будто морским приливом накатывают часы одиночества и пустой траты времени, и она принималась бездумно слоняться по улицам. Это время еще не забылось, оно живо всплыло сейчас перед ней. Горечь от того, что за все время так ничего и не было создано совместно с любимым человеком, выжгла глубокую рану в ее душе, но то, что теперь она сама вносит в жизнь Сэ точно такую же горькую пустоту, она не хотела даже замечать.

Ынсо почувствовала тревогу и быстро встала с места. Густые желтые листья гинкго, наслаивающиеся один на другой, вскрыли уныние, скопившееся в ее душе. Словно убегая от тени этого дерева, она выскочила из-под его ветвей и стала звать Сэ.

В ту роковую ночь Хваён посадила собаку в машину и уехала из дому. Она протаранила ограждения моста и упала в воду. Когда ее вытащили, она уже была мертва, но собака выжила. Ынсо узнала слишком поздно, что, прежде чем сесть за руль, Хваён приняла снотворное.

Узнав о смерти подруги, Ынсо долго брела куда-то и, наконец, пришла к Сэ – это случилось впервые после того дня, когда она однажды весенним днем унесла гранат из его мастерской. В тот день ей больше не к кому было идти.

Позднее она поняла, что Хваён специально выпила снотворное и села в машину. В тот день Ынсо хотела поехать с ней, но той удалось ее отговорить.

Ынсо слишком поздно осознала, что в тот день Хваён решила умереть – она оставила письмо, прося простить ее: «Я не думала, что придется так рано расстаться. Но у меня больше нет сил, чтобы жить дальше. Прости, что причиняю тебе боль…»

Когда она пришла к Сэ, могла только плакать, вся в слезах спросила:

– А кто я?

Сэ ответил:

– Ты моя родина.

Та женщина в желтой кофточке чогори и красной юбке с венком на голове, которую Ынсо и Сэ повстречали у подножия горы, оказалась невестой. Поднявшись к дому, построенному на склоне горы, Ынсо увидела свадьбу в самом разгаре. «Они что, в горах познакомились?» Люди, окружавшие жениха и невесту, были одеты в походные костюмы. Ынсо заглянула внутрь домика, где проходила свадьба, – среди незнакомых людей стоял Сэ. Радость, что она, наконец, нашла Сэ, была недолгой. По его лицу, следившему за свадебным торжеством, было видно, как ему одиноко в незнакомой толпе, – Ынсо это поняла сразу.

Раздался зычный голос организатора, который тоже, как и все приглашенные, был одет в спортивную одежду:

– Горы, как наша родная мать, ласкают и лелеют нас всю нашу жизнь. Посмотрите, какие они высокие. Горы, находясь между небом и землей, занимают до половины пространства этих двух миров. И я верю, что эти два человека, которые встретились в горах и теперь женятся здесь, смогут мудро перенести все невзгоды жизни. Горная тропа похожа на наш жизненный путь: ровная дорога жизни переходит в крутой подъем, а крутой подъем обязательно перейдет в спуск. Вот так, поднимаясь и спускаясь, мы доходим до самой вершины, – а с достигнутой высоты – мы созерцаем мир…

Речь закончилась, и сразу взорвались громкие аплодисменты. Сэ тоже хлопал, но не выразил ни капли радости.

Протиснувшись сквозь аплодирующих гостей свадьбы, одетых по-походному, Сэ вышел наружу. Ынсо подняла руку над толпой и помахала, но он не заметил и вышел один. Она повернулась, чтобы выйти следом за Сэ, но в этот момент поток людей с поздравлениями хлынул вперед к жениху и невесте. Видимо, те стали выходить из зала, чтобы поприветствовать гостей, и Ынсо была зажата в самой середине радостной толпы. Кто-то стал распылять снежную пыль, кто-то стрелять