Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей - Билл Боуринг

разное время на другом краю света — трансплантации антимонополистического законодательства в Японию в 1947 г. и его отвержении местной юридической системой,— Роберт Стэк подбирается к корням проблемы гораздо ближе[891]. Мало того, что американцы дали Японии законодательство, не объясняя причин[892], они никогда не понимали, что в эру Мэйдзи, 1868—1912 гг. (также период российских реформ), японские правительства тщательно, всесторонне и с великой изощрённостью, провели реформы, черпающие прежде всего из европейских моделей гражданского права. Принятие стандартов прав человека в японском праве, как и в России, было поэтому, весьма отлично, несмотря на «нежелание Японии участвовать в дискурсе прав человека вообще»[893]. Тут, возможно, имеется парадокс, ибо, как отмечает Олстон, японская конституция 1946 г., хотя и являясь «классическим случаем иностранной трансплантации»[894], оказалась успешной и никогда не исправлялась. Но, как указывает Олстон, следуя Иноуэ[895], равенство полов и личное достоинство были включены в рамках традиционного японского понимания аристократической чести, в рамках иерархического порядка общественных отношений, в то время как религиозная свобода и разделение церкви и государства были совместимы со специфическим характером синтоизма[896].

Так, нельзя усомниться в трансформации российской юридической системы с середины 1980-х — и особенно с 1991 г., со вступлением в Совет Европы в 1996 г. и ратификацией Европейской конвенции о защите прав человека в 1998 г. Но должно быть очевидно, что, особенно в сфере конституционных прав и правах человека, Россия не импортировала модели США. Вместо этого, она, по собственному выбору, вновь почерпнула у западноевропейской основной тенденции. Такой процесс не уникален и не ограничивается Россией. Как указал Дейвид Фельдман в связи с медленным, неохотным и частичным включением подзадержавшейся Великобританией европейских принципов прав человека[897], «…подход Конвенции намного больше гармонирует с чрезвычайно коллективистским культурным наследием, формирующим часть фундамента, на котором развилось и должно возводиться государственное устройство Великобритании»[898]. Эта коллективистская традиция поразительно контрастирует с американским «фундаменталистским» либерализмом, и должна внести вклад в убеждение скептически настроенных россиян.

Вопрос: что там было прежде? Была ли «юридическая культура» просто проклятием для прав человека, как предполагает Осакве? Была ли Россия просто оплотом отсталости и деспотизма? Действительно ли россияне обречены догонять просвещённый Запад из состояния юридического варварства? Для ответа на эти вопросы существенное значение имеет историческая перспектива.

Я предлагаю только два исторических примера. Крепостное право в России было отменено в 1861 г. Рабство в США было окончательно отменено в США в 1866 г.— Американское антирабовладельческое общество было основано в 1833 г.[899] Суд присяжных уже несколько лет доступен в 9-ти из 89-ти регионов России, и его действие планируется распространить на остальные. Это — не новшество, навязанное России после поражения в «Холодной войне». Это — реставрация эффективной системы суда присяжных для всех серьёзных уголовных дел, возглавлявшегося независимыми судьями, которая существовала в России с 1864-го до 1917 г. Суд присяжных был введён во множестве западноевропейских стран примерно в то же время, что и в России, хотя он энергично отстаивался ведущими реформаторами права с конца XVIII века.

Российская история реформы и новшества

Чем часто пренебрегают — это какое-либо признание собственных предреволюционных традиций России, особенно реформы Александра II (1855—1881). Начавшись с революционного Манифеста об отмене крепостного права в 1861 г., эти реформы увенчались Законом от 20 ноября 1864 г.[900] Согласно ему, устанавливалась настоящая состязательная уголовная судебная процедура, и в уголовный процесс было введено обязательное рассмотрение дел с участием присяжных. Судьям была дана возможность стать по-настоящему независимыми, частично благодаря освобождению их от обязанности сбора доказательств и предоставлению им возможности действовать в качестве свободного арбитра между сторонами. Прокуратура потеряла свои полномочия «главного блюстителя законности» и стала государственным обвинителем по западной модели. По иронии истории большевики, придя к власти, восстановили дореформенную модель прокуратуры.

В самом деле, как писал Сэмьюэл Кучеров в 1953 г., «между 1864 и 1906 годами Россия представляла собой уникальное в политической истории государство, где судебная система была основана на демократических принципах, тогда как законодательная и исполнительная власти оставались полностью авторитарными»[901]. Сборник по суду присяжных в России содержит обширные воспоминания одного из самых знаменитых судей того времени А. Ф. Кони[902]. В книге также приведены речи адвокатов и напутственные слова присяжным со стороны судей по наиболее известным уголовным процессам, например, по делу Веры Засулич (1878 г.), обвиняемой в попытке убийства губернатора Санкт-Петербурга Трепова, в которого она стреляла среди бела дня и при свидетелях. Кони, бывший председательствующим судьёй, выразил протест по поводу давления властей, Засулич была оправдана, и этот вердикт был соблюдён властями.

Примечательно, что в главных речах перед юридической аудиторией в начале своего президентства Путин ссылался именно на эти моменты. Речь 24 января 2000 г.[903] была произнесена в его тогдашнем качестве исполняющего обязанности президента перед собранием глав республиканских, краевых и областных судов. Главной темой была независимость судебной власти. Он процитировал судью Кони, и упомянул о необходимости соответствия общепризнанным нормам международного права. Что самое важное, он прямо сослался на ратификацию Россией Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, включившую её в российскую юридическую систему. Прежде всего, сказал он, была признана юрисдикция Европейского суда по правам человека. Поэтому особенное внимание следует уделить тем проблемам российской судебной системы, которые, вероятно, вызовут реакцию Европейского суда. Кроме того, 27 ноября 2000 г.[904], на V всероссийском съезде судей, вовсе не упомянув о диктатуре закона или международных обязательствах, он подчеркнул, что суд должен быть «скорым, правым и справедливым»[905], отметив, что эти простые, но точные принципы были уже сформулированы в России в 1864 г., во время судебных реформ, которые почти сразу следовали за отменой крепостничества.

Ссылки Путина на историю и на существующие обязательства, добровольно принятые Россией, не были случайностью.

Демократические юридические традиции России

Для понимания этих процессов мы должны заглянуть ещё глубже в российскую историю и традиции. Грубых ошибок штатовских и прочих западных юридических экспертов и комментаторов можно было бы избежать, представляя, что судебная независимость, состязательная судебная процедура и суд присяжных — не импортированы в последнее время с либерального Запада на некультурный Восток, а представляют собой восстановление богатого и специфичного российского опыта.

Эта история начинается в кульминационный момент для Великобритании и всей Западной Европы, к удивлению западных исследователей. Недавний учебник, основанный на курсе лекций в Московском государственном университете[906], указывает, что первый российский профессор права, С. E. Десницкий (1740—1789), был продуктом не столько французского просвещения и таких мыслителей, как Дидро и Руссо, сколько просвещения шотландского.

Десницкий учился в Шотландии с 1761-го по 1767 г.