Синтез. Создание Бога в эпоху Интернета - Александр Бард

эффекты такого рода, не требует сознательного осмысления, а просто усиливается. В мозге, который призван различать намерения и причины повсюду, эффекты становятся еще более впечатляющими.

Докинз подчеркивает родство мемплекса религии с компьютерным вирусом: его успех отчасти зависит от того, что жертве трудно обнаружить заражение, по крайней мере, пока не станет слишком поздно. Человек, ставший жертвой такого вируса, скорее всего, не знает об этом и в любом случае будет энергично отрицать заражение. Как же тогда определить, что злой паразит завладел мозгом? Первый признак, о котором упоминает Докинз, заключается в том, что пациент обычно вдохновляется глубокой внутренней убежденностью в том, что то или иное утверждение действительно истинно; убежденностью, которая никак не связана с доказательствами или разумной аргументацией, но тем не менее кажется зараженному человеку совершенно убедительной. И здесь возникает интересный момент, который Докинз, вероятно, не предполагал. В своих агрессивных нападках на религиозную веру он, по сути, ставит чрезвычайно точный диагноз самому себе.

Если бы дело обстояло так, что религия действительно паразитировала на человечестве и снижала шансы на выживание и деторождение религиозных людей и других групп, можно было бы поспорить, заслуживает ли такое положение дел категорического осуждения с любой другой точки зрения, кроме сугубо антропоцентрической. Для планеты в целом, возможно, было бы даже положительно, если бы люди не так активно размножались и если бы религия, таким образом, в какой-то степени сдерживала демографический взрыв. Вряд ли есть какие-то научные причины морализировать по поводу того, что маленький паразит делает с муравьем, так же как есть причины морализировать по поводу того, что овца делает с травой (а значит, и с муравьем), или по поводу того, что волк или любой другой хищник делает с овцой, если представится возможность. Это просто природа, идущая своим чередом; любая попытка морализаторства столь же ошибочна, сколь и неуместна. То же самое, вероятно, относится и к нападкам на религию, поскольку она снижает шансы людей на выживание, вызывая затраты и не принося никаких выгод организму-хозяину, то есть с дарвиновской точки зрения она, по меньшей мере, неверно направлена и неактуальна. Так что если наш мозг оказался машиной выживания религии, то это просто так и есть.

Но это еще не все. Дело еще и в том, что представление о том, что религия снижает шансы людей на выживание, просто не соответствует действительности. Напротив, уже давно существуют весьма убедительные доказательства обратного: религиозные люди и группы однозначно демонстрируют, что они имеют репродуктивные преимущества, что было доказано множество раз, в том числе в эссе исследователя религии Майкла Блюма, которое называется "Репродуктивное преимущество религии" и на которое обратила внимание, в частности, Сьюзан Блэкмор. Статистика однозначно показывает, что у религиозных народов рождается больше детей. Это касается всех стран. Докинз, Деннетт и другие правоверные атеисты не в состоянии включить эти неоспоримые данные в свою аргументацию, которая резко критикует религию и является одним из краеугольных камней их веры в науку, поэтому они предпочитают закрывать на них глаза. Но это, как отмечает Блэкмор, не тот способ, которым должна функционировать наука. Если неоспоримые факты противоречат теории, нужно просто разрушить свою теорию и создать новую, соответствующую реально существующим знаниям в этой области. Но жить в соответствии с этим строгим идеалом не так-то просто, особенно если человек сам является верующим, и особенно если он совершенно не знает о том, что он на самом деле верующий. В этом случае соблазн посвятить себя глубокому внутреннему убеждению и закрыть глаза на неудобные факты, указывающие в совершенно ином направлении, практически непреодолим. Только вера и ничто другое дает человеку силы бороться.

С появлением синтетизма мы становимся свидетелями смерти картезианского театра, а значит, и личности. Широкое признание меметики дает нам превосходную альтернативу вере в атомизированного индивида как центр существования. Речь идет о синтетическом агенте, который, в отличие от картезианского субъекта, никогда не воображает себя маленькой изолированной фигуркой, своего рода квартирантом, временно проживающим в теле; пассивным наблюдателем за глазами, который иногда неохотно, иногда нейтрально онтологически предвосхищает окружающий мир, с которым он затем общается посредством губ и рук. Вместо этого агент - это актор в различных комбинациях и ситуациях; частично произвольно и временно разграниченный индивид, частично произвольно разграниченное тело, но также тело, взаимодействующее с другими телами и явлениями в своем окружении. И именно как такой актор, подвижный на всех уровнях, посреди, а не каким-то таинственным образом предшествующий внутреннему действию - которое в каждый момент вечно, - синтетическая агентивность может возникнуть как самоощущение.

Как бы контринтуитивно это ни звучало для синтезирующего агента, он может рассматривать себя лишь как побочный продукт идеологии, приходящей из будущего, и в этом гегелевском смысле выступать в роли откровения и контролера по отношению к господствующей, но быстро разрушающейся идеологии. Ибо только в столкновении идеологических парадигм - история идей раз за разом показывает, как философия практически взрывается творчеством как прямое следствие смены социокультурных парадигм, и яркими примерами тому служат Греция и Индия осевого периода и Западная Европа и Северная Америка раннего индустриализма - спекулятивная философия может увидеть и раскрыть иллюзорные качества господствующих идеологий. И вот сейчас мы находимся в зачаточном состоянии информационизма, посреди каскада информационных потоков, разлетающихся во все стороны, где медленно, но верно растет синтетизм как встроенное и необходимое метафизическое поле Хиггса парадигмы.

Исходя из этого понимания логических терминов и творческих возможностей метауровня, мы можем сформулировать революционную амбицию синтетизма - его удар саблей прямо в солнечное сплетение старого индивидуализма - с боевым кличем, разрушительным для капитализма: Идеи хотят быть свободными, идеи не могут принадлежать! На самом деле, идеи не принадлежат никому из нас; это мы принадлежим им, и мы не можем делать ничего другого, кроме как подчиняться им. Не владея своими идеями, которые никогда не принадлежали личности, кроме как в ее собственном воображении - которое также не принадлежало личности, чтобы повелевать им, в соответствии со свободной волей, которой она также никогда не владела, - личность полностью кастрирована. И именно таким образом нетократический индивид хочет рассматривать буржуазного индивида. Поэтому вопрос о том, кому принадлежат идеи - не говоря уже о том, кто, практически говоря, может ими владеть, - это самый большой, самый важный и самый спорный вопрос нынешней, набирающей силу смены парадигм. Мемеплекс власти приведен в движение, и мир трепещет. Добро пожаловать в информационную классовую борьбу!

 

Синтетический агент, его желания и стремления

По мере того как физика переходит к информационализму и тем самым становится реляционистской, становится очевидным новый взгляд на человечество и новое