Постоянство хищника - Максим Шаттам

второго этажа шевельнулась занавеска. Там кто-то был.

Людивина вздохнула. Она ехала сюда недолго, но успела остыть.

Подозревать кого-то из своих – это уж слишком. Даже смешно. Забила себе голову догадками за неимением конкретных, осязаемых зацепок. Чтобы не терять надежду, заполнила пустоту самыми элементарными догадками. Недостойно ни ее, ни новых обязанностей в ДПН. Пора возвращаться в штаб. К тому, что важно.

Значение имеет только Хлоя.

Людивина взялась за ключ зажигания, готовая повернуть его. Но вместо этого вынула его и вышла из машины.

В следующее мгновение она звонила в дверь Бардана.

47

Людивина еще раз настойчиво нажала кнопку.

Внутри несколько раз прозвучал звонок, так, что было слышно на крыльце.

Кто-то торопливо подошел и открыл дверь.

Людивина не сразу узнала Жан-Феликса Бардана без очков, в спортивном костюме, небритого. Она вглядывалась в него, ища следы пластической операции, шрамы за ушами, у основания челюстей.

– Лейтенант? – удивился он. – У нас аврал? Почему вы не позвонили?

Она перестала оглядывать его и мило улыбнулась.

– Я помешала?

– Как вам сказать… Я… я собирался на пробежку.

– Можно войти?

Людивина старалась выглядеть естественной, но решительной, чтобы надавить на него. Бардан, не найдя повода отказать, отступил в сторону, пропуская ее. Она чувствовала, что помешала. Еще как помешала.

– У меня скоро визит к врачу, так что времени мало, уж извините, – наконец промямлил он.

Людивина как ни в чем не бывало прохаживалась по гостиной, примыкающей ко входу. Минималистичный декор. Белые стены, безупречно-белый диван, белый ворсистый плед. Журнальный столик и ковер тоже белые. Единственное, что выделяется, – паркет.

– Надеюсь, ничего серьезного? – спросила она.

– Нет-нет. Удаление зубного камня. Негламурно, знаю.

– Вы нормально себя чувствуете? Я так поняла, вас потрясло это дело.

Без очков Бардан выглядел моложе. И современнее. Людивина пыталась мысленно сравнить его лицо с фотографией юного Жана Симановски. Один и тот же человек? Возможно…

Бардан поднял брови, давая понять, что ему непросто.

– Вы, наверное, к такому привыкли. Для меня это был первый раз. Массовое захоронение. Сначала все было нормально, потом начались кошмары, и я почувствовал… даже не знаю, как сказать… Меня потащило на дно. Внезапно. Как будто придавило свинцовым одеялом. И все стало серым.

Что это? Расчет? Крик души? Людивина не могла его прочесть.

– Вчера вечером вы отлично поработали, – сказала она. – Без вас Симановски был бы еще на свободе. Вы его заметили.

– Только этим и утешаюсь.

В его глазах была непонятная Людивине завеса. Его терзает тьма, с которой он внезапно столкнулся, или нечто похуже? Внутренняя бездна, которая давным-давно поглотила его эмоции…

Кто знает.

– Я хотела убедиться, что вы держитесь, – объяснила она.

– Мило с вашей стороны, спасибо.

Он не предложил ей выпить, как будто не хотел, чтоб она задерживалась.

Людивина смотрела на стены, прислушиваясь к дому. Каким бы абсурдным это ни казалось, если Жан-Феликс Бардан на самом деле Жан Симановски, значит Хлоя Меньян сейчас здесь. Где-то в этом доме. По логике ее должны были спрятать в тихом, изолированном месте, вроде деревянной пристройки. Но та собрана из тонких досок, рядом живут соседи, извращенец не рискнул бы так долго держать там жертву, ведь были бы слышны крики. Другой вариант – подвал. Любимое место психопатов, не имеющее ничего общего с застенками из ужастиков. Подвал гораздо прагматичнее и психологичнее. Подвал практичен с точки зрения звукоизоляции, там редко бывают посторонние, его легко переоборудовать, не привлекая внимания. Кроме того, в этом месте – увы! – многих убийц в детстве подвергали жестоким наказаниям, держали взаперти, насиловали, пытали. В некотором смысле они воспроизводили детские травмы.

Когда Людивина приехала, она не заметила цокольных окон. Но это не исключало существования подвала. Она колебалась. Занавеска сдвинулась в комнате наверху. Оттуда спустился Бардан, ее настойчивые звонки смутили его.

Он держит ее в комнате? Как покорную жену? Это вряд ли, Людивина считала, что Харон III объективирует своих жертв, они недостойны переступать порог его спальни. Но профиль преступника лишь логические предположения, он нуждается в постоянной корректировке.

– Нальете мне чашку кофе? – нахально спросила она.

– Конечно.

– Покрепче, с заменителем сахара, если есть, и капельку молока.

Это займет его на время.

– Да, и можно воспользоваться вашей ванной?

– Туалет в коридоре.

– Мне бы именно в ванную. Женские проблемы. Уж извините.

– А-а-а… Ну тогда… – Он колебался. Потом смущенно произнес: – Наверху, слева от лестницы.

Людивина торжествующе сжала кулаки. Окажись ванная на первом этаже, ее план провалился бы.

Она быстро поднялась по ступенькам, увидела слева дверь, как он и сказал, и нашла ванную. Пустила воду, чтобы заглушить скрип пола, и посмотрела на дверь напротив. Если она правильно сориентировалась, именно там окно с занавеской. Людивина осторожно взялась за ручку вспотевшей ладонью. Она уже злилась на себя за приступ паранойи.

Но уже поздно, она зашла слишком далеко, чтобы отступить.

Дверь не поддалась. Заперта.

Внутри что-то зашевелилось. Кто-то, поправилась она.

Ах ты, черт!

Внизу умолкла кофемашина. Людивина не слышала, где Бардан.

Она попала в ловушку собственных измышлений.

Вариантов было всего ничего. Ворваться или отступить.

Но если Бардан – тот, кем она его считает, после ее визита он не рискнет оставить добычу дома. Он явно прочитал ее взгляд. И он хитер. Что-нибудь заподозрит и поймет. Как только Людивина уйдет, смертный приговор Хлое будет подписан.

Почему ты так уверена? Какого лешего ты прицепилась к коллеге?

Готова ли она поставить на карту жизнь этой женщины?

Она вспомнила семейную фотографию Хлои с мужем и дочерьми – ту, что висела на холодильнике. Ту, что лежала теперь в ее бумажнике.

И поморщилась. От злости на себя. На свои проклятые навязчивые идеи.

Она сделала шаг назад.

И с яростью врезала ногой по замку. Выверенным движением от бедра, чтобы усилить удар, который она оттачивала на тренировках по единоборствам.

Дерево громко затрещало, в комнате кто-то подпрыгнул, и Людивина ворвалась внутрь, держа руку на кобуре, готовая выдернуть пистолет.

Усатый мужик в трусах-боксерах свернулся калачиком на кровати у стены, до смерти напуганный вторжением.

Она все сразу поняла, а Бардан уже бежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Людивина откинула голову назад, сгорая от стыда и злости на себя.

Жан-Феликс Бардан ошеломленно смотрел на нее из коридора.

Она облажалась.

Расследование ослепило ее. И она перегнула палку.

48

Длинные цепи безмолвно свисали с потолка ангара. Пыль и стойкий запах промышленной смазки заполняли помещение.

Людивина сидела на старом чурбане. Дальше, справа от нее,