Драматическая миссия (Повесть о Тиборе Самуэли) - Петер Фёльдеш

Лейриц поспешил на вокзальный телеграф. Вошел Ласло Самуэли.

— Спецпоезд готов к отправке, — доложил он и спросил: — Мыслимое ли дело, Тибор, чтобы в Пеште заговорщики устроили путч?

— Я бы нисколько не удивился, если бы это было именно так, — ответил Тибор, доставая из ящика письменного стола большой армейский пистолет. — По городу распространяют слухи, что Кунфи и его единомышленники «добиваются демократии», что нас, то есть коммунистов, совсем «смяли». Отвод наших войск из Словакии тоже вызывает смятение. Разве заговорщики упустят такой выгодный момент? Конечно же они постараются воспользоваться ситуацией и осуществить свои замыслы…

Вернулся Лейриц и показал Тибору только что полученную телеграмму от военного коменданта Будапешта Хаубриха:

«40-й полк будапештской дивизии металлистов поднят по боевой тревоге. Завтра он поступает в распоряжение вашего штаба и под командованием бывшего полковника Имре Фехера выступит в поход для участия в операциях по ликвидации мятежей».

— Будем ждать его прибытия? — спросил Лейрин, и Тибор укоризненно покосился на него. Тот понимающе улыбнулся, тряхнул головой и сам же ответил: — Нет! Войдем в соприкосновение с ним па фронте. Отправляемся не позже чем через час. Действовать оперативно, по-самуэлевски… Уж как водится!

Но Тибору сейчас не до шуток. Он резко поднялся с места.

— Одного я не могу понять! Среди офицеров флота, действительно, немало реакционеров и авантюристов. Но матросы? Ведь это самый революционный народ. Как же получилось, что на них опирается контрреволюция? Чем сбила с толку этих ребят? Какой лозунг выдвинула?

Спецпоезд дошел до Кунсентмиклоша. Дальше к месту назначения особому отряду пришлось добираться на подводах. Но как ни подстегивали возницы лошадей, автомашина, в которой ехали братья Самуэли, Лейриц и несколько бойцов-ленинцев, далеко опередила их.

Проселочная дорога круто свернула, и сразу за поворотом открылся вид на Шольт. Дорога вела прямо к зданию Совета. Сидящие в машине и мятежники, толпившиеся на площади, одновременно увидели друг друга. Перед зданием установлены два пулемета. Беляки лихорадочно засуетились вокруг них, второпях прилаживая пулеметную ленту. Раздались выстрелы. Но самуэлевцы не растерялись. Шофер Иштван Декань, лихой, решительный парень, резко крутанул баранку и проутюжпл пулеметы, разметав пулеметные расчеты.

Подавив огневые точки, машина остановилась. Бойцы бросились к Совету. Вход в здание тоже охранялся пулеметами. Ну, конечно, именно здесь свили мятежники свое осиное гнездо. В машине кроме шофера остался только Арпад Керекеш, он навел дуло пулемета на дверь здания.

Широкоплечий смуглый здоровяк, бывший матрос, он в феврале 1918 года участвовал в восстании моряков австро-венгерского военно-морского флота в порту Котор. Кожаная тужурка плотно облегает ладную мускулистую фигуру. Смелый, решительный, он никогда не унывал. Для Керекеша ничего не стоило, например, прыгнуть с высоченного Цепного моста в стремнину Дуная, «чтобы окунуться в родную водную стихию».

Молодецкая удаль сочетается у него с истинной революционной сознательностью. Позже, когда его, избитого до полусмерти, после жестоких пыток бросят в камеру смертников и будут требовать письменных показаний о его начальнике Тиборе Самуэли, он, защищая своего наркома, напишет: «У Тибора Самуэли наряду с многими другими положительными качествами было одно, которое только по недомыслию могли считать отрицательным: беспощадность к тем, кто поступал не так, как требовали общественные законы коммуны. Тут он никому не давал поблажки, о чем свидетельствует строжайший приказ служившим под его началом: кто допустит беззаконие и самоуправство или присвоит что-нибудь, подлежит расстрелу на месте. И мы знали: слово его не расходится с делом».

И если уж Арпад Керекеш навел дуло пулемета, то можно быть уверенным, что мятежников настигнет неминуемая смерть. Тибор Самуэли первым ворвался в здание Совета. Он никогда не оглядывался, зная, что бойцы неотступно следуют за ним, лишь последний останется за дверью, чтобы вести наблюдение.

А в помещении — перепуганное сборище местных господ. Все дородные, гладкие — бывшие землевдельцы, мироеды, чиновники управы. Увидев ворвавшихся бойцов, они остолбенели от неожиданности, Самуэли быстро осмотрелся: есть ли оружие? На вешалке — дюжина винтовок… Оправившись от первого испуга, мятежники кинулись было к оружию, но бойцы уже преградили им путь. Тибор подошел к письменному столу, осмотрел лежащие на нем документы. На глаза ему попался список. Подняв лист, Тибор показал его бойцам. Самый молодой из них, Йожеф Каман, бросив быстрый взгляд на длинный ряд имен, решительно схватил за шиворот одного дрожавшего от страха старикана.

— Немедленно покажи, где арестованные! — коротко приказал он.

Старикан оказался посыльным при бывшей сельской управе. Тюрьму мятежники устроили рядом, в саманном доме, выселив из него жильцов.

Дверь лачуги изрешечена пулями. Белобандиты развлекались, стреляя в арестованных сквозь дощатую дверь.

Подоспели бойцы, ехавшие на подводах. Лейриц отдал приказ атаковать белых, что засели в проулках, примыкающих к площади, и в огородах.

— Ударить по врагам, не дать им окружить отряд! — скомандовал Лейриц.

Грянули выстрелы. Услышав перестрелку, узники запели «Интернационал». Торжествующая надежда на избавление звучала в их голосах.

Когда Каман распахнул дверь, из саманной темницы вышли тридцать человек. Красногвардейцы, члены здешней директории, коммунисты. Избитые, окровавленные, шли они, пошатываясь, с трудом передвигая ноги. Несколько дней томились они в тюрьме, за это время их ни разу не кормили. Два трупа лежали на земляном полу мазанки, а рядом — Иштван Сабо, он тяжело ранен, но жизнь еще теплится в его измученном теле. Среди освобожденных — комендант местного красногвардейского гарнизона. Его жестоко пытали, и кровь еще течет по его груди.

— Вам сделать перевязку? — спросил его Каман.

— Лучше дайте оружие, — прохрипел комендант.

Самуэли не обнаружил на письменном столе никаких бумаг, которые содержали бы ценные сведения. Значит, заключил он, здесь гнездо только местных вожаков. А где размещена штаб-квартира главных мятежников? Взгляд его скользнул к телефонному аппарату. Тибора словно осенило.

— Вызовите ко мне Берени, — распорядился он, обернувшись к вестовому. И когда Берени явился, Тибор приказал:

— Товарищ Берени, немедленно отправляйтесь на телефонную станцию. Если она повреждена — восстановите. Кто бы ни вызывал сельскую управу, соединяйте через этот аппарат. Предварительно дайте знать мне.

Долговязый парень поспешил на станцию. По специальности он электрик, но умеет обращаться и с телеграфным аппаратом, и в телефонной связи разбирается. У Берени покалечена правая рука — был ранен еще в мировую, но скрыл увечье, чтобы сражаться за революцию.

Самуэли по достоинству оценил его самоотверженный поступок, но так же, как и однорукого бойца Габора Домбровского, оберегал, заботился, чтобы им давали посильные задания.

Минут через десять, после того как Берени заступил дежурить на коммутаторе шольтской телефонной станции, раздался звонок главного нотариуса села Апоштаг:

— Соедините с сельской управой. Нужно переговорить с господином писарем.

— Одну минутку, — ответил Берени и тут же предупредил Самуэли: — Внимание, говорит бывший главный нотариус из Апоштага. Видно, снова занял свое прежнее кресло,

— Соедините! — коротко приказал Самуэли, — Алло! — Самуэли назвался вымышленным именем и продолжал: — Господин писарь пошел устраивать засаду красным. Ждет непрошеных гостей. Меня оставили дежурить в своем кабинете. Велели принимать телефонограммы и записывать, ежели будут какие приказания.

— Что там за стрельба? — спросил главный нотариус. — Даже здесь слышно. Не красные ля это? Почему не сообщаете обо всем, что у вас происходит? — начальственным тоном распекал Тибора глинный нотариус, — Не имея точных сведений, мы поможем руководить из центра действиями повстанцев.

Вот и сейчас не знаю, посылать вам на подкрепление батальон или хватит роты?

— Господин писарь сам доложит вашему благородию, — отвечал Тибор. — Он решил лично уточнить обстановку. Как только прибудет, сразу же отправит вашему благородию письменное донесение. А где пас найти, господин главный нотариус?

— Как где? Болван!.. Прямо в штаб-квартире на усадьбе Ревбер.

Дорога каждая минута. Лейриц с несколькими бойцами уже мчится на машине на усадьбу. Надо застигнуть врасплох главарей мятежа, доставить в Шольт и допросить…

А через несколько часов Самуэли и Лейриц обсуждали план дальнейших действий, учитывая сведения, полученные от арестованных главарей.