Драматическая миссия (Повесть о Тиборе Самуэли) - Петер Фёльдеш

Уже два дня продолжаются дебаты на партийном съезде. Правые мечут громы и молнии, изощряются в демагогии, а едва дело доходит до принципиальных решений, идут на попятную. Но Кунфи и его сторонники боятся рабочих. Одно дело — разглагольствовать здесь, в зале заседаний съезда, где за ними большинство, и совсем другое — разговаривать с рабочими на фабриках и заводах. Всего лишь два дня назад водрузил рабочий класс Словакии знамя революции на вершине Карпат и была провозглашена Словацкая Советская Республика. Кроме уличных горлопанов, в Будапеште есть молчаливая пролетарская масса, это ее делегаты на конференции профсоюза рабочих-металлистов десять дней тому назад потребовали положить конец подрывной деятельности антисоветчиков… И правым все-таки пришлось идти на компромисс и согласиться, чтобы объединенная партия стала называться Венгерской партией социалистических и коммунистических рабочих. На выборах руководящих органов они также пошли на уступки и проголосовали за список, предложенный Бела Куном.

— Это же издевательство над революционным правосознанием, поругание его принципа наказания главного виновника», — говорил Самуэли Бела Куну. — Почему такие, как Кунфи, Велтнер и иже с ними, пользуются неприкосновенностью? Наиболее опасны не те контрреволюционеры, которые выступают против нас с открытым забралом.

Кун кивнул, соглашаясь. Да, он все видит и понимает: разрыв с правыми неизбежен. Дальше поддерживать подобное «единство» нельзя. Необходимо воссоздать независимую коммунистическую партию! Но объявить о своем решении Кун считает преждевременным. Даже Тибору Самуэли это может показаться сейчас неосуществимым.

15 июня в Будапеште была получена вторая нота Клемансо. Она содержала ультимативное требование отвести части венгерской Красной Армии на демаркационную линию. Срок ультиматума истекал через четыре дня. Бряцая оружием, Клемансо подтверждал торжественное обязательство держав Антанты:

«Румынские войска будут отведены тотчас же, как только венгерские войска эвакуируются из Чехословакии».

Неужели Антанта готова взамен Словакии вернуть Венгрии Затисский край? Неужели мир? Бела Кун поспешил в Ставку главного командования, чтобы подробно ознакомиться с военной обстановкой.

Штромфельд подробно доложил Куну о положении на фронтах и добавил, что он решительно возражает против принятия ультиматума Клемансо.

Кун но согласился с ним. Буржуазия, мещанство, кулачество все больше наглеют, старые кадровые офицеры политически неблагонадежны. На Малой Венгерской низменности началось дезертирство офицеров из воинских частей. Это доказывает, что комиссары не на должной высоте. Рабочие-добровольцы вот уже почти месяц ведут кровопролитные бои.

В столь трудных условиях венгерской Красной Армии вряд ли удастся надолго сохранить свою боеспособность. Значит, надо воспользоваться возможностью и получить передышку! «Передышка», наподобие Брестского мира, нужна и Венгерской Советской Республике, решил Кун. Это позволит направить все силы коммунистов на укрепление внутреннего фронта, стабилизовать политическую обстановку в стране, наладить экономику, финансы…

Бела Кун предложил принять условия Антанты.

На заседании Всевенгерского съезда Советов 19 июня он выступил в прениях по внешнеполитическим вопросам и заявил, обращаясь к тем, кто, возможно, стал бы утверждать, что принятие ультиматума Антанты противоречит проводившемуся до сих пор внешнеполитическому курсу Венгерской Советской Республики: «Я могу лишь сослаться на известное высказывание старика Либкнехта, что нашу тактику, если понадобится, мы можем менять двадцать четыре раза в сутки!»

Отвести войска победоносной Красной Армии, получив взамен сомнительное обещание Клемансо? На этот раз в пылу полемики все смешалось. Не отличить, где правые, где левые. Даже среди так называемых «профсоюзников» нашлись люди, которые выступили против отступления, правда, они руководствовались не принципиальными, а шовинистическими соображениями. Коммунисты в глубине души тоже были настроены против предложения о принятии ультиматума, но авторитет Бела Куна удерживал большинство из них от открытых возражений. Кунфи, явно довольный создавшейся па съезде обстановкой, выступил и поддержку Бела Куна:

— Возможно, это покажется товарищу Куну неприятным и даже компрометирующим его, но тем не менее я заявляю, что считаю его соображения правильными. И со своей стороны поддерживаю их…

Тибор волновался. «Кун явно ошибается! Это так очевидно! Допустимо ли территорию, освобожденную ценой крови, отдавать на произвол врага! Как может Бела Кун верить обещаниям Антанты? Как может он так рисковать: идет на соглашение с Антантой и не требует никаких гарантий, что ее обещания будут выполнены?»

Несколько минут он колеблется, — выступить или нет? Выступить — это значит пойти против Куна, верного товарища, дорогого друга. Промолчать? Нет, покривить совестью коммуниста — это выше его сил. И он решительно направился к трибуне.

— С нами хотят покончить не драконовскими мерами, пуская в ход грубую силу, а деликатно, искусными дипломатическими ухищрениями, — горячо заговорил он. — Какие могут быть переговоры о мире, если даже не установлены государственные границы страны? Нельзя позволить врагу подорвать боевой дух венгерской пролетарской Красной Армии и свести на нет наступательный порыв наших войск!.. Насколько мне известно, товарищи, Антанта предприняла подобную попытку и по отношению к Советской России, прибегнув к дипломатическим уловкам и военной хитрости…

Горечь звучала в словах Тибора Самуэли. Он вспомнил о бескорыстной братской помощи, которую оказала Советская Украина Венгерской Советской Республике в критические майские дни.

— Нам нельзя отказываться от борьбы, — продолжал говорить Самуэли. — Нельзя прекращать бои до тех пор, пока российскому пролетариату угрожает интервенция, пока Антанта отказывается признать Советскую Россию и не хочет идти па мирное соглашение с ней. Антанта стремится во что бы то ни стало задушить, утопить в крови социалистическую революцию в России… В «Коммунистическом манифесте» говорится, что пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, у него нельзя отнять то, чего у него нет.

Но победившему пролетариату, освободившемуся от угнетения, есть что терять. Революционный пролетариат, одержавший победу в Венгрии, уже сбросил с себя цепи. И если теперь он не отстоит свою свободу, если капитулирует и сдастся на милость Антанты, то не только лишится всех своих завоеваний, но и снова будет ввергнут в рабство!

Бела Кун, нервно перебирая листки бумаги с конспектом своего выступления и не поднимая глаз, слушал Тибора, и не было в зале человека, слушавшего внимательнее.

Каждый новый довод Самуэли болью отзывался в сердце Куна. Ведь и он все это учитывал, сотни раз взвешивал и обдумывал… Его и самого терзали сомнения. Но он преодолел их. Да, есть веские доводы против. Но в критические моменты нужно все подчинить главной задаче. А задача эта сейчас состоит в том, чтобы навести порядок внутри страны. Тибор прав. Обстановка сейчас далеко не самая благоприятная для мира. Но остро нужна хоть короткая передышка…

Трудно Бела Куну. С лучшим другом и единомышленником Тибором Самуэли появилось разногласие. А с противником Кунфи — «совпадение взглядов». Как это так? И в заключительном слове Кун старался отмежеваться от «поддержки» Кунфи, разоблачить капитулянтскую, оппортунистическую сущность позиции лидера правых:

— Я считаю своим долгом заявить с этой трибуны решительный протест против каких бы то ни было разговоров о милитаризме в связи с нашей революционной классовой войной. Армия пролетариата неотделима от трудящихся масс. Эта классовая армия не имеет решительно ничего общего с милитаризмом!

Самуэли слушал Купа: правильно, конечно, но что из этого, если в конечном счете он за отход войск?

— Интересно, — продолжал Кун, — вяжется ли с интернационализмом то, о чем говорил товарищ Кунфи, что мы-де не должны помогать нашим братьям пролетариям, изнывающим под гнетом капитала? Подлинную интернациональную солидарность мы проявляем лишь тогда, когда говорим: не сегодня, так завтра, но мы придем на помощь угнетенным братьям пролетариям и станем с ними плечом к плечу.

«Станем ли мы снова плечом к плечу со словацкими пролетариями, если отступим? Удастся ли нам еще раз пробиться к ним?» — думал Самуэли и вдруг, не сдержавшись, воскликнул:

— Свежо предание, а верится с трудом!

Реплика Самуэли задела Куна. Он с трудом овладел собой и спокойно ответил:

— А все-таки придется поверить, уважаемый товарищ Самуэли! Учтите, я не пойду на поводу ни у правых, ни у левых пораженцев!