Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская

— Столько времени минуло с тех пор, а мне кажется, это было вчера. Долгие дни сменили друг друга перед тем, как я впервые вышел из палатки после ранения. Я похудел и выглядел жалко. Сломанные ребра заживали не быстро. Боль в голове крала ночной сон, и я мог лишь немного вздремнуть днем.

Так, сидя возле палатки, я не заметил, как задремал. Вдруг мне показалось, что тень, упавшая на лицо, заслонила солнце. Ворон… Я встрепенулся и открыл глаза. Передо мной стоял Гефестион. Я знал, что он тоже был серьезно ранен. Персидский дротик перебил руку. Рана оказалась настолько серьезной, что Александр даже опасался за его жизнь. Царь оставался на месте некоторое время, чтобы не беспокоить его дорожной тряской.

Увидев Гефестиона, бледного, почти прозрачного, я хотел встать, но он жестом остановил меня.

— Я рад, что тебе уже лучше, Архелай, сын Менида, — сказал он и улыбнулся, а я опять потерял дар речи.

Я видел, как ему на плечо опустилась ладонь, и он прижался к ней щекой. Александр стоял у него за спиной.

— Вот теперь и ты стал воином, — сказал царь и тоже улыбнулся.

— Это так, — согласился Гефестион.

Я смотрел на них, завоевавших мир и победивших время, и мне было так приятно, что и моя жизнь была каплей в их бессмертии.

— Кому теперь достанется этот мир? — задумчиво произнес немолодой воин, остававшийся недвижимым во время рассказа. — Уйди мы тогда с Кратером, глядишь, уже бы до Македонии дотопали.

— Так и в Македонии нынче мира не найдешь. Наследника-то нет. Чья теперь там власть?

— Да, что нам власть? Наше дело маленькое. Нам думать не положено. Чего прикажут, то и исполнять будем. А в Македонии, думаю, все яснее, чем здесь. Старик Антипатр вряд ли в лишние войны ввяжется. Ему уж, поди, лет семьдесят?

— Да, вроде бы.

— И что, все, что завоевал Александр, зря было? — спросил юноша.

— Зря или нет, время покажет.

(1) Педзетайры, гипасписты — по-разному вооруженные пехотинцы.

(2) Лох — пехотное тяжеловооруженное подразделение из 16 человек в глубину. Командовал лохом лохаг.

(3) Боэдромион — осенний месяц с середины сентября до середины октября по современному стилю.

(4) Агема — элитное конное подразделение, состоящее из приближенных к царю «товарищей».

(5) Продрома — очень мобильное легковооруженное конное подразделение.

(6) Сарисса — копье тяжеловооруженного пехотинца длиной около 7,5 метров и весом около 14 кг.

(7) Кружка Нестора описана в «Илиаде» Гомера, питательная смесь, состоявшая из вина, муки, сыра и меда. Считалось, что, приняв перед битвой такую еду, воин сможет долго и продуктивно сражаться.

Птолемей.

Наконец-то, Птолемею посчастливилось остаться одному. Тронный зал опустел, но казалось, колонны впитали гул голосов и запах пота и теперь, остывая, сочатся ими. Птолемей поднялся, растирая затекшую спину. Он вдруг почувствовал внезапно накатившуюся усталость, и ему захотелось просто прилечь. Проходя мимо трона, царский телохранитель остановился и усмехнулся. Незаметно, где-то в глубине самого себя. Только что последний, самый ничтожный обладатель (1)  его, поднимаясь, заявил, что устал, голоден и к тому же хочет спать.

«Тяжелые времена, — подумал Лагид, глядя на опустевший трон, — и у тебя тоже. Кир, Артаксеркс, Александр и теперь это жалкое ничтожное подобие. Да-а-а, переменчива фортуна. Скорей бы уже закончить все эти дела, и к Таис в Египет. Подальше отсюда. Эх, Александр, Александр, видел бы ты, что ждет твою империю. Неплохо было бы съездить в Македонию, взглянуть на отцовское имение. Кто знает, может и не придется больше».

Так, разглядывая подлокотники царского трона, закругляющиеся оскаленными львиными мордами, что держат в зубах золотые массивные кольца, Птолемей невольно вспомнил, как пальцы Александра, обрамленные тяжелыми перстнями нервно настукивают по ним. Он сидит раскрасневшийся, хмельной, смеется, то запрокидывая голову, отчего диадема съезжает на затылок, то закрывает лицо, заходясь хохотом, то снова хватается за львиные морды. Вавилон. Неизведанная сокровищница Персии кипит, ликует, задорным весельем переливаясь сквозь открытые ставни. Чествует победителя. Проститутка, позабывшая, что жив еще прежний хозяин. Но этот лучше. Молодой, дерзкий, живой, переполненный желаниями, что распластал ее под собой и окунулся в вожделенное обладание. Александр. Дворец, привыкший к чинным церемониям, гудит, дрожит, трясется, переполненный свежим ветром. Резные колонны тронного зала отражают звук, преломляют, усиливая, и он ширится, распирая стены.

— Эх! — горланит Клит. — Стоило попыхтеть! Красотища! Не будь тебя, Александр, я бы помер, так ничего и не увидев.

Кратер сдержанно улыбается в ладонь, искоса поглядывая на Пармениона, застывшего с поднятой головой и открытым ртом.

— Аполлон- небожитель! — удивляется Филота, разглядывая узорчатую глазурную скань, обрамляющую крупные граненые камни на стенах. — Думаю, ты беднее во стократ, золотой бог!

— У тебя не хватит пальцев и жизни, чтобы все это сожрать! Даже лизнуть не успеешь, — хлопает его по плечу Леоннат.

Филота смущается, пряча руки за спиной под плащом.

— Александр! — не унимается Леоннат. — Позволь своему несчастному фалангарху отковырнуть пару камней, пока он еще не до конца осознал, насколько беден!

— Выбирай, мой друг! — смеется Александр. — Ты завоевал все это! Ковыряй! Не стесняйся!

— Только смотри, — кричит Гефестион, присаживаясь на подлокотник трона, — про нас не забудь! Мы ведь не богаче!

— Бедняга Аристотель, — набивши рот финиками, заключает Неарх. — Весь язык стесал, убеждая всех, что персы — варвары.

— Он бы его вообще откусил, будь он здесь, — соглашается Леоннат.

— Жаль Дария, — к Пармениону вернулся дар речи. — Он-то знал, за что бился. Мы - нет.

— В такой красоте расслабляешься, — Кратер перегибается через окно, щурится от солнца, — и становишься ленивым. Как войны-то воевать с набитым брюхом?!

— Кстати, — оживился Неарх, —, а как тут дело с обедом обстоит? Ну, не финиками же они все питаются.

— У меня уж тоже в брюхе булькает. Александр, — Леоннат хлопает себя по животу, - ну, не для того ж мы так упирались, чтобы теперь сдохнуть тут с голоду!

— Пусть тащат сюда распорядителя дворца! — кричит Гефестион, даже не озаботясь, слышит ли его кто-нибудь.

Друзья продолжают веселиться, даже не замечая, как в дверях появляется невысокий плотный человек в светлых одеждах. Он склоняется к самому полу, сложив на груди руки, и замирает.

— Распорядитель дворца ждет твоих указаний, великий царь, — докладывает хранитель двери и тоже каменеет, раболепно склонившись.

Александр откидывается на спинку трона, уставившись на вошедших.

— Эка их скрючило как! — выкрикивает Леоннат.

— Чего это они?! — не переставая жевать и брызгать слюной, мямлит Неарх.

— Ноги нюхают, что б не воняли, — тут же отвечает Леоннат.

— Ты кто? — спрашивает Александр, когда один из вошедших выпрямляется.

— Хранитель этой двери, великий царь, — отвечает человек и вновь кланяется.

— Ого! — не выдерживает Филота, заинтересованно подходя ближе. — А этот?

— Главный распорядитель дворца, о, великий царь.

— Пусть подойдет.

Когда распорядитель разгибается во второй раз, Александр принимается его рассматривать. Раскрасневшееся лицо в россыпи капель проступившего пота, выбритая лоснящаяся голова, подведенные испуганные глаза, мертвенно бледные губы.

— Назови свое имя, — просит Александр, упершись ладонью в один подлокотник и локтем в другой.

— Мадат, великий царь.

— Скажи ему, — говорит Александр толмачу, — мои люди голодны и устали.

— Желает ли царь царей вкушать пищу один или распорядиться накрыть ему стол в пиршественной зале?

Услышав слова переводчика, Гефестион перегибается к Александру и хохочет, вцепившись ему в колено.

— Слушай, царственный царь! Я, конечно, все понимаю, но думай быстрее, где и что ты будешь вкушать. Хотя, что касается меня, не вижу ничего скучнее, чем есть одному.

— Кто бы сомневался! — смеется царь. — Не припомню что-то, был ли хоть раз, чтобы ты не выхватил из моей тарелки хотя бы один кусок! Это продолжается еще с Миезы. Я не доедаю уже столько лет!

— Все верно, — парирует Гефестион, — голод толкает человека вперед. А уж царя тем более!

Мадат смотрит исподлобья, чуть склонив голову. Перс уже понял, раз толмач не переводит, это не должно касаться его ушей. Наконец, Гефестион машет рукой.

— Скажи ему, пусть возвращается к своим обязанностям. Царь будет праздновать со всеми.

— Желает ли царь царей, чтобы его омыли и убрали к трапезе? — переводит толмач.

— О-о-о! — не выдерживает Гефестион. — Еще пара вопросов и, клянусь богами, я убью его! Александр, вызови Харета, иначе я сдохну от этих церемоний!

— Чем меньше ртов, тем