Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как могу я выбрать правого из вас?! Как могу узреть, к кому примкнуть?! Две крови текут во мне! Как могу я отделить одну от другой?! Как мне выбрать отца или мать?!
Александр прервал его:
— Выбери третье. Жизнь, ибо без нее нет ответа на твои вопросы. Проведешь моих людей в обход тылам Ариобарзана, будешь награжден. Коли нет, будешь молить меня о смерти, но я не дам ее скоро.
— Может, ты один и сможешь пройти теми скалами. Слышал я, бог вседержитель признал тебя сыном, но люди твои — смертные. Как будешь спрашивать с меня, коли не доведу всех?
И тут Александр ответил:
— «Возьми меня в поручители, и никто из следующих за мной не откажется идти, куда бы ты не повел» (3).
Оставив Кратера грохотать в лагере, создавая видимость отдыха, царь в третью стражу покинул стоянку. Ночь выдалась ветреная, снежная и холодная. Вереница людей и лошадей растянулась в бесконечную, местами разорванную ленту. Наконец, к середине следующего дня и пути Александр оставил часть людей под командование Полиперхонта и Филоты, а сам во главе агемы продолжил движение.
Птолемей вспоминал, какой хаос и неразбериха поднялись в персидском лагере, когда македонцы появились далеко в их тылу. Ариобарзан смял позиции, беспорядочно отбиваясь, лишая себя возможности хоть как-то упорядочить командование. Раздробленные группы сражались, кто, как мог, пока остатки их не просочились сквозь натиск нападающих. Спасаясь бегством, группы перепуганных людей бросились к городским воротам, но те оставались закрытыми. Александр прижал их к стенам, добивая с такой яростью, словно хотел унять свою скорбь по погибшим.
Отирая с глаз кровь, едва удерживая слабеющее тело, Ариобарзан воскликнул, глядя в глаза Александру:
— Как не удержит песок воду, никто не уймет тебя, македонец! Остановить тебя — все равно, что обуздать ветер!
— Ты умираешь зря, — сверху вниз ответил царь, — ибо не знаешь, что песок задолго впитал твою кровь. Смотри же!
Александр поднес к глазам умирающего пергамент. Буквы расплывались, но он все же разглядел слова: «поспеши, коли хочешь получить казну неразграбленной».
— Александр, ты должен прекратить это! — воскликнул Филота. — Мы хуже варваров!
— Знаю, — с досадой в голосе ответил царь.
— Почему же ты медлишь?! Они же сдали тебе город!
— Это не просто город, это Персеполь! Ты не хуже меня знаешь, что это значит. Я должен был отдать его им, иначе, как объяснить цель похода? Месть за поругание греческих городов! Или ты забыл?! Разве в начале похода не я говорил, что вырву сердце у Персии и просил поддержать меня? Как ты хочешь, чтобы я сообщил войску, что передумал?
— Но где же пощада для сдавшихся на твою милость?
— Пощадить их — потерять войско! Ты считаешь, есть выбор?
— Должно быть.
— Какой? После Арбел я не дал им Вавилон, не дал Сузы. Впереди Экбатаны, но кто знает, что ждет нас там. А калеки, что вышли толпой, стеная о своем несчастье (4)? Могу ли я забыть об этом? Что я услышу от войска, пощади я палачей?
— Наверное, ты прав, царь, — досадно произнес Филота, отворачивая коня и устремляясь прочь.
Созвав военный совет во дворце, Александр воссел на трон. Было холодно. В нетопленных залах царило зыбкое запустение. Одиночество жалось по углам, гулко отдаваясь в пустых залах. Когда военачальники собрались, царь выждал паузу и произнес:
— Сегодня я выслушал упрек от своего друга и приближенного. Он использовал в отношении меня, да, и вас тоже слово «варвар». Я думал над его словами и теперь скажу следующее: надо помнить о цели похода, с которой мы выдвинулись из Македонии — наказать Персию за унижение и поругание наших городов. Война еще не закончена, потому, что никто не видел Дария мертвым. Сколь долго она продлится, ведомо лишь небожителям. Сколь долго мы будем гонять персидскую лисицу, и в какие норы она затащит нас, неизвестно. Все важные и крупные города мы завоевали. Мы богаты, как не могли даже представить. Мы достигли Персеполя, но Дарий бежал, и мы будем двигаться дальше, пока в Персии не останется один царь. «Нет более ненавистного для греков города, чем столица древних царей Персии: отсюда выходили бесчисленные полчища, отсюда начинали преступные войны против Европы сначала Дарий, а потом Ксеркс. Долг памяти предков следовало воздать разрушением этого города». Я «уже завоевал и принял на сдачу множество городов с обильными царскими богатствами, но сокровища этого города намного превзошли все остальные. Сюда варвары свезли богатства со всей Персии». (5) Через три дня я выступаю в поход, покорю окрестные племена и вернусь обратно. Охрану крепости поручаю Никархиду и даю ему три тысячи македонцев. Кратеру и Пармениону надлежит принять под командование большую часть войска, что я оставлю здесь, и обоз. Себе же беру тысячу всадников и отряд легковооруженных. Птолемей, Гефестион и Филота возглавят летучие отряды.
— «Какой радости лишились эллины, » — вдруг воскликнул старый каринфянин Дамарат, служивший еще Филиппу, — «умершие раньше, чем увидели Александра, воссевшего на трон Дария!» (6)
— Решил погонять нас, что б старые кости не застаивались, — шепнул Птолемей, едва наклонившись к Филоте.
— Хорошо хоть моего старика оставил, что-то он в последнее время неважно выглядит.
— Поохотимся. Может, к нашему возвращению хоть дворец протопят.
— Дарий бежит без оглядки, только пятки сверкают.
— Можно подумать, у нас не сверкают! Смотри-ка, старик Дамарат совсем расчувствовался. Скажи мне, друг Филота, ты тоже готов рыдать из-за гордости за Александра?
— А то я не видел, как он раньше в креслах сидел. А они все выше и шире становятся.
— Александр все успешнее заполняет собой пространство. Его тщеславие бродит, как вино на солнце.
Разорив поля Персиды, уничтожив селения и разметав по окрестностям кореных жителей, на тридцатый день царь, наконец, вернулся в Персеполь. Находясь в приподнятом настроении, Александр принялся тотчас одаривать всех по заслугам. К вечеру он роздал почти все, что захватил в городе и, облегченный и довольный, возлег на ложе для пиршеств. Надо сказать, что, проявляя крайнюю сдержанность во всем, в последнее время он отличался необузданностью в питье. Бесконечные веселья, тянущиеся со времен Вавилона, теперь почти всегда переходили в сумасшедшие оргии. Александр напивался, теряя остатки человеческого облика, становился агрессивным, обвиняя всех и во всем, мог даже лезть в драку, после чего перепачканный рвотой впадал в беспамятство, не в состоянии очнуться до середины следующего дня. Придя в себя, он вновь требовал вина и лежал в бессилии до вечера.
Клонясь хмельной головой на грудь Гефестиона, Александр воскликнул:
— Друзья мои! Теперь вы все — цари этого мира! В Македонии я думал, что мы живем в роскоши, но теперь понимаю, насколько были бедны! Стоило претерпеть все, чтобы понять это!
— Что б нам так жить до старости! — подхватил Леоннат. — Я бы прожил триста лет!
— Если так, как сейчас, Леоннат, то, боюсь, тебя надолго не хватит!
— Ты просто завидуешь, критянин! Три кубка выпил, на трех девках поскакал! Смотри, и сарриса не гнется, и конь меня еще не сбросил! — весело и запинаясь ответил Леоннат.
— Да, просто кляча объезженная и смирная! Глянь на Птолемея, какую ретивую кобылу стреножить пытается!
— Да не кобыла ретивая, у Птолемея денег не достает, вот она и артачится!
— За те деньги, что он заплатил за время нашего сказочного путешествия, она могла бы уже и скидку ему сделать, а то и вообще бесплатно покатать! Эй, Птолемей, может быть, тебе помочь?!
— Не тебе меня учить, Леоннат, — огрызнулся Птолемей, — как кобылиц объезжать!
— Я ж не говорю о конях, я ведь о кобыле!
— Не лезь к нему, Леоннат! — воскликнул Неарх. — Мы с тобой еще у няньках на руках ссались, когда он уже по девкам шастал.
— Красивая кобылка, — весело произнес Гефестион, подталкивая голову Александра плечом. — Сдается мне, наш друг не на шутку влюблен. Уж который день только на ней и катается.
— Пустое это, — отмахнулся царь. — Гетеры продажны, как персы.
— Эй, Таис! — крикнул Гефестион. — Если я заплачу вдвое больше, чем Птолемей, ты полюбишь меня?!
Таис, горячая гречанка, окутанная покрывалом растрепавшихся густых локонов, хихикнула, повела плечом, игриво встряхнув грудками с подкрашенными сосками.
