И пусть их будет много - Ева Наду

— Он не мог молчать. Он очень испугался. Представьте себе — три огромных ящика, полных драгоценностей и золотых монет! Они опускали их в ямы вчетвером — и едва не уронили. Узнав, что дело серьезно, — запаниковал. Кто бы смог удержаться!

Мориньер усмехнулся. Хотел сказать:

— Так чему ж вы удивляетесь? Большое богатство — большие риски.

Не сказал. Очень уж жалко выглядел старик.

Произнес сурово:

— Договоренности — дело святое.

Заметил, что старик побледнел еще больше. Вернулся к фактам.

— Итак… К Жозе приходили все те же два человека, что и к вам?

— Похоже на то. Жозе рассказывал, что один из них говорил с явным венецианским акцентом. Другой был мал ростом, и очень сутул. Почти горбат.

— Что они требовали?

— Сказали, что три ящика нужно закопать на кладбище, поставить на могилы три памятника — те, что привезут они. И забыть об этом навсегда.

— Почему условия не были выполнены?

— В тот день привезли только два памятника. Третий обещали привезти на следующий день поутру. Жозе с работниками не удержались, решили глянуть, что за странных мертвецов они хоронили. Раскопали последний схрон, вскрыли ящик, а там — чего только не было. И украшения, и монеты. Все вместе. Валом.

Сомнения Мориньера испарились, как не было. Обращаться за помощью в поисках преступников к членам Общества было бессмысленно.

Тогда кто они? Пираты? Разбойники?

— Хорошо. Объясните мне тогда, чего боитесь вы? Вы свою часть работы выполнили. А про то, что Жозе со своими мастеровыми оказался слишком любопытным — вы можете и не знать. Почему вы думаете, что вам что-то угрожает?

— Они знают, что я знаю. Они в курсе.

Выбежал из комнаты. Вернулся, держа в руках бумагу. Подал Мориньеру.

Тот, прочитав, усмехнулся:

— Как дети…

— Что? Что вы говорите? Это письмо… я понятия не имею, как оно попало в мою комнату.

— Ну, раз оно оказалось в вашей комнате, значит, кто-то его туда принес.

— В моем доме вчера не было посторонних.

Мориньер изогнул бровь, кивнул довольно.

— Вот как? Прекрасно! Кто же был?

— Как всегда. Кроме нас с женой — две наши дочери с мужьями, внуки. Говорю вам, только свои.

— Угу, — кивнул Мориньер. — И тем не менее письмо появилось в вашей комнате… Расскажите мне о ваших зятьях. Кто они? Откуда? Давно с вами породнились?

Заметил, как посерело лицо старика.

— Этого не может быть. Никто из них не мог…

— Не мог — что? Положить письмо вам на стол? Почему же?

Старик молчал. Ловил ртом воздух.

— Это Ипполито. Негодяй! Я чувствовал, что ему нельзя доверять!

— Вы счастливец! — усмехнулся Мориньер. — По крайней мере, интуиция вас не подвела. Кто такой Ипполито?

Арматор почувствовал замешанную на скрытом укоре иронию. Покраснел. Ответил, запинаясь:

— Муж младшей дочери. Сын крупного венецианского купца — прохвост и наглец.

— Опять Венеция? Вот вам и связь, дорогой Легюэ. Поговорите с вашим зятем. Он может рассказать вам много интересного.

Поднялся.

— Вы… Вы уходите, господин Мориньер? — пролепетал старик.

— Да. Благодарю вас за угощение — оно было восхитительно.

Сделал шаг к двери. Обернулся.

— Меня мучают сомнения… Через какие каналы вы, дорогой мой Легюэ, провели эти ваши ошеломительные богатства?

Увидев реакцию, кивнул:

— Я так и подумал. Прощайте, Легюэ. И прислушайтесь к своей интуиции еще раз. Уезжайте.

Они вышли из дома в молчании.

Наконец, Жак Обрэ спросил:

— Что это за люди — что убили друга вашего арматора и его людей? Как вы думаете, монсеньор?

— Шайка каких-то венецианских разбойников — не слишком успешных и не слишком умных, судя по всему. А эти три ящика — предел их мечтаний и удачливости. Нам придется задержаться здесь, Жак. — Продолжил спустя некоторое время. — Жадность этого глупца создала нам некоторые проблемы, решать которые придется сейчас.

Известие об убийстве старого арматора застало их в таверне, когда они доедали аппетитного, жирного каплуна. Собирались на очередную встречу.

Услышав вопли:

— Зарезали! Легюэ зарезали!! — Жак посмотрел на Мориньера.

Тот глотнул вина, поставил кружку на стол.

— Вы ведь знали, что так будет? — спросил Жак.

— Знал, — ответил спокойно Мориньер. — Доедайте, друг мой. Нам пора.

Наконец, — заканчивалась третья неделя их пребывания в Марселе, — они завершили все дела в городе. Обсудили все детали и обговорили самые незначительные мелочи.

Судно, предназначенное для Жака Обрэ, было готово и спущено на воду. Команда набрана. Оставалось дождаться прихода в Марсель двух, принадлежащих Обрэ, фелук[4].

— Еще раз подумайте, насколько вы можете доверять каждому из членов вашей небольшой флотилии, — сказал Мориньер, стоя на капитанском мостике только что спущенного на воду судна. — Пока будет время, присмотритесь к вашей новой команде. При малейшем подозрении — избавляйтесь от неподходящих людей. Лучше сделать это здесь, на берегу. Пока вы не оказались поставлены перед выбором — сначала повесить человека или выбросить его за борт живьем. Этот выбор — не из приятных. А ошибки в таком деле часто слишком дорого обходятся.

Посмотрел на Жака. Тот понял. Вспомнил. Кивнул.

— Я знаю, — ответил.

Он, в самом деле, знал.

Но был благодарен за это напоминание. И за участие в его судьбе.

Обрэ казалось иногда, что он понимает Мориньера, как никто другой. Но, понимая, никогда не решался задавать ему вопросы. Не имел права.

Вот и в этот раз, когда они остановились на развилке попрощаться, он хотел было спросить… Но не смог. Сказал только:

— Все будет в порядке, монсеньор. Не беспокойтесь. Я прослежу.

— Я не сомневаюсь, — спокойно ответил Мориньер. — Я буду ждать вас в Париже. Когда вы явитесь туда, все необходимые бумаги будут готовы.

Глава 26. Обрэ

Когда прошли десять обещанных Мориньером дней, Клементина начала ждать. Считала дни. Одиннадцатый. Двенадцатый. Добавила еще три дня — на всякие непредвиденные задержки.

Начала считать снова с шестнадцатого. К двадцатому дню стала перебирать дни вслух. Просыпалась с утра, встречала Пюльшери вопросом:

— Ну, как? Не приехали?

Нянюшка качала головой:

— Нет, детка. Как только приедут, я тебе сразу скажу. Не беспокойся. Дорога теперь непростая — зима. А они, ты же видела, мужчины сильные. Ничего с ними не случится.

— Я не беспокоюсь, — отвечала. — Я не беспокоюсь… Просто после отъезда Лароша с Бриссаком…