Чердынец - taramans

— Так мамка с бабой Машей, уговорили Светку сходить к Гнездилихе вместе, да расспросить — что к чему! Вот они и ходили. Гнездилиха же с мамкой моей еще по Самарке хорошо знались, да и здесь отношения хорошие всегда были. Вот она им и пересказала, что там, да как!

Галина сидела, склонившись над грядкой, комбез плотно облепил ее спину. Ага… и то, что ниже — тоже облепил, да. Даже трусики проступили рубчиками. И по спинке видно — жарко красотке — темная полоса по комбезу уже от шеи и вниз, к трусикам, по хребтинке!

«Черт! Ты слушай, давай, не отвлекайся! Что ты там за зверь такой!».

Но мне казалось, что я даже отсюда слышу запах женского пота, сладковатый такой, пряный и очень будоражащий! Блин! Аж голова закружилась! И глаз от спинки этой — ну никак не отвести!

Напрягся — отвел глаза! А рядом — Надя сидит на корточках, халат распахнут, ноги чуть расставлены, и трусики все обтянули! И лифчик тоже — в обтяжку!

Черт! Черт! Черт! Рука сама собой скользнула в штаны! Еле успел вытянуть! Вот — затирай теперь этот конфуз, чем хочешь! Мне показалось, что я даже застонал, чуть-чуть!

Чуть отвлекся на исправление ситуации, пока нашел какую-то тряпку, быстренько подтер — блин! противно-то как…

Ага, противно ему! Привыкай пень старый — тебе еще долго вот так, типичным мальчишеским способом нервы успокаивать!

Снова тихонько залез на ларь, чуть подвинулся к окну. Блин! Мне показалось или нет — вроде бы Галина сюда смотрела, но отвернулась, когда я к окошку подвинулся. А что она улыбается? Надю слушает? И мы послушаем…

Не понял, сколько я пропустил, но:

— А она говорит им — вы, бабоньки, не бойтесь. Чердынец-то — он полезный для рода, если его не обижать специально! Только вот до баб он злой — и смеется, мамка говорит! Светка испугалась — как говорит он злой, что ж он их не любит-то и за что? А Гнездилиха как захохочет! Ты, Светка, совсем дурная, что ли? Я ж тебе русским языком говорю — злой он ДО баб, а не НА баб! Мамка говорит, Светка вся бледная сидит — что мне делать-то, говорит! Может быть к врачам его сводить?

«Блин! В Надежде умирает явная актриса — как прямо в лицах рассказывает, как будто сама там была!»

— А Гнездилиха снова хохочет — ты и впрямь, Светка, глупая! Чё ж врачи-то сделают? Может хозяйство ему отрежут, как быку там, или поросенку? Так он точно на такое обидится — а какой мужик бы не обиделся? Сиди теперь, да наплюй на все сплетни!

— А Светка спрашивает — так чё мне делать-то — у меня же еще дочь, Катька. А если он и ее? А Гнездилиха говорит, так всегда ж было — сучка не захочет, и кобелек не вскочит! Смотри за дочкой, да и все!

Мне показалось, что Галина вновь посмотрела в сторону окна! Ох не проста она, не проста — как ведьма все чует! Я вовремя отпрянул к стене.

— Ты уж, Надь, брось! Гнездилиха эта с ума выжила, мелет что-то! Ну чего бы Юрка Катю-то… портил? Она же сестра его! Это ж — вовсе за рамки!

— Галка! Так она ж не родная его сестра-то! Она же приемная у Ивана, да Светки! Так что тут — и нет никаких рамок! Да и раньше — бывало такое! Редко и не у нас, но бывало же! Вот раньше рассказывают — вообще тесно жили, в одной комнате и родители, и дети — мал мала! Всякое, говорят, бывало. А уж если сродные там братья-сестры, или троюродные — то и вообще — частенько! Заиграются чуть и все! Нет у девки целки! Молчат об этом, конечно. Но рано или поздно — вдруг и вскроется!

Тут тетка Надя вроде как поперхнулась и замолчала. Это чего с ней? Чего она там про братьев и сестер? Уж не было ли у нее чего с дядькой Володькой? Они ведь ровесники и росли рядом! И отношения у них очень хорошие всегда были!

А Галина, наверное, тоже что-то такое подумала. Потому как молчала некоторое время. Потом совсем уж тихо сказала тетке:

— Надя! Слушай! Тебе ведь мужика надо, ой как надо! Ведь плохо тебе будет-то! Что же ты сидишь сиднем-то?

— А я, Галка, думаешь не знаю, что ли? Надо, конечно! Ведь знаешь иногда… по ночам… волком выть хочется! Только где его взять-то — мужика хорошего? Они ведь не грибы, под березой не растут! А здесь в поселке… Мамка же меня заклюет! И так поедом ест — то платье короткое одела, то юбка видишь ли ты — «в облипку»! То с тем у магазина лясы точила, то тому — на улице улыбнулась! Вот и как тут быть?

Тут громко брякнула калитка. Оп-па! Ноги-ноги-ноги! Стараясь не шлепать босыми ногами по полу, я проскочил через кухню и нырнул в комнату. Прислушался:

— Ты, девка совсем ополоумела ли чё ли! Ты чё ж эта голяком по огородчику разгуливаш-то? Ох, Надька, дождесся — скажу Дусе, чтобы вожжами тебя поучила! Где ж тако видано-то? — баба Маша распекала Надю.

Вот в пору пожалеть — опять «встряла»! И «по-другому» — тоже бы пожалеть! Но кто ж мне даст, проявить такую «жалость» и сочувствие?

— Ты, Надька, иди домой, там Дусе поможешь! Народу-то сёдня в баню многа будет, нада ж чё-та поужинать сготовить. А мы с половиками этими весь день провозились, ничё ж не стряпали! Вот Дусе паможешь, а тут мне Галя и Катя помогут. Все чё-нить приготовим! А иде Юрка-то? Баню-то протопил?

Оп! И мне сейчас достанется — печь-то я не подкинул! Рысью-рысью-рысью! Выскочил на крыльцо, скользнул с огород, к бане. Возле бани стояла тетя Надя, все пыталась застегнуть халат, но, то та пуговка расстегивалась, то — эта. Грустная такая…

— Тетя Надя! — дождавшись пока она поднимет голову, — ты же знаешь, актриса есть такая — Фаина Раневская?

— Ну, знаю, и что? — совсем что-то загрустила моя любимая тетка!

— Так вот… говорят, что есть у этой Фаины хорошие такие присказки… Советует она, что «хрен, положенный на мнение окружающих, обеспечивает долгую, спокойную и счастливую жизнь». Вот как-то так!

Тетка хмыкнула и посмотрела на меня уже веселее. Сбоку тоже