Класс. История одного колумбайна - Павел Алексеевич Астахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зуб за зуб, – процитировал древний закон мести Свободин. – Но это еще не все, дружок.
Не выпуская дробовик из руки, он взял стоящую на столе бутылку и зубами вырвал тряпку-«фитиль», после чего принялся поливать бензином своего обидчика.
– Пожа… луйста, – заскулил Виталий, закрывая лицо руками. – Пожалуйста, не убивай!
– Это будет быстро, – пропыхтел Дмитрий, ища глазами зажигалку.
Юрий Александрович с ужасом смотрел на происходящее, не в силах даже пошевелиться. В нем с переменным успехом боролись два чувства – желание помочь несчастному парню и страх получить пулю за свое безрассудное геройство. Победу одержал инстинкт самосохранения.
Неожиданно в кармане Свободина «проснулся» телефон, и тот судорожно дернулся от неожиданности.
– Кто там еще? Наверное, Павлов включил «заднюю». Я так и знал… Алло?
– Дима?
Дмитрий обмер, будто увидев перед собой пропасть с кипящей лавой.
– Кто это? – хрипло спросил он, хотя узнал этот голос сразу. Он узнал бы его из миллиона других голосов.
– Это Аня. Аня Тополева.
Свободин пошатнулся, чувствуя, как пол уходит из-под ног, перед глазами вихрем пронеслись обрывки воспоминаний о памятном вечере. И все остальное вдруг стало совершенно неважным. Абсолютно все – пробитое ухо, несчастный Ковальчук, плачущий в луже крови, этот трясущийся от страха учитель, вся эта суета снаружи…
– Аня, – завороженно прошептал он. – Я так… давно тебя не слышал.
– Пожалуйста, не причиняй никому вреда, – услышал он голос девушки. Он был ровным, но в то же время в нем чувствовалось огромное напряжение.
– Тебя специально попросили мне позвонить?
– Да, – вздохнула Тополева. – Конечно, попросили.
– Ты где? – с придыханием спросил Дмитрий, чувствуя, как его охватывают точно такие же ощущения, как и в тот день, когда они сидели у Анны дома во время грозы.
– Здесь, внизу.
– Я хочу тебя видеть.
Она долго молчала, потом ответила:
– Это невозможно.
– Почему? – упавшим голосом спросил Свободин.
– Потому что меня к тебе не пустят.
– Я люблю тебя. Я всегда любил тебя, – произнес он. Голос предательски дрогнул. Глаза защипало от навернувшихся слез.
– Я знаю.
– Почему ты отвергла меня тогда? Почему мы не вдвоем?!
Вновь томительная пауза.
– Не молчи! – едва сдерживаясь, потребовал Дмитрий.
– Все очень сложно, Дима, – печально ответила Тополева. – Я очень виновата перед тобой. За то, что дала повод думать, что люблю тебя. Я совершила огромную ошибку в тот вечер.
– Почему ты считаешь, что это было ошибкой? Нам ведь было хорошо, – прошептал Дмитрий, и первая слеза покатилась по щеке. – Я помню тот день во всех деталях, каждую секунду. Как будто это произошло вчера. Как ты стояла возле разбитой упаковки яиц. Как мы пошли к тебе домой. Как я учил тебя играть в шахматы. Как сидели перед свечкой и смотрели в мокрое от дождя окно.
– И я все помню, – отозвалась Анна. – «Е два» – «е четыре», а конь коварный…
– А как ты меня целовала! Как шептала…
– Дима, хватит! – выкрикнула Анна. – Это все в прошлом! Я прошу, забудь об этом! Сейчас я умоляю тебя только об одном – отпусти всех, кого ты удерживаешь! Хотя бы ради того вечера, который так дорог тебе! Ради меня! Прошу тебя!
– Ты… никогда меня не любила, – обреченно выдохнул он.
На этот раз пауза длилась почти вечность.
– Не любила, – едва слышно ответила она. – Прости меня.
Свободин издал клокочущий звук, словно пытаясь выплюнуть застрявшую в глотке кость.
– Прощай, – бросил он, и с силой швырнул телефон в настенную доску. Тот разлетелся на куски.
Дмитрий повернулся к Ковальчуку, который тихо стонал, продолжая сидеть в луже крови.
– Тебе повезло. Она единственная, кого я был счастлив услышать. Так что выметайся отсюда, – приказал он мертвым голосом. – И ты, Юра, тоже. Извини, что так все вышло.
Юрий Александрович нерешительно приблизился к корчащемуся от боли курсанту. Дмитрий тем временем вытащил из сумки еще одну бутылку и, вырвав фитиль, начал поливать себя горючей смесью. Его лицо было похоже на серое пятно с рваными дырами вместо глаз.
В класс постучали.
– Все уроки окончены! – рявкнул Дмитрий, сплевывая капли бензина, попавшие в рот. Ноздри забивал резкий запах, от которого его начало мутить. – Приходите в понедельник. В кабинет директора, с родителями.
Дверь распахнулась, и он увидел Павлова.
– Не соврал, – удовлетворенно кивнул Свободин. – А ты крутой мужик, Павлов. Не ожидал от тебя. Ты круче, чем все эти менты со своими автоматами и мигалками… Сейчас будет факел в твою честь… Где же я ее забыл?
Он рассеянно шарил по карманам в поисках зажигалки.
– Дмитрий, у меня для тебя новость, – сказал Артем, делая шаг вперед. Класс был пропитан дикой мешаниной запахов – крови, дыма и бензина, и все это пронизывали миазмы смерти и страха. – Уверен, ты будешь сильно удивлен.
Он показал Свободину свой смартфон и, включив какой-то ролик, аккуратно положил его на учительский стол. Посмотрев на Колышева, который помогал подняться Виталию, Павлов вполголоса спросил:
– Сами справитесь?
Учитель кивнул и повел Ковальчука, который с трудом волочил изувеченную ногу.
Теперь они остались вдвоем.
– Что там? – равнодушно спросил Дмитрий, искоса глядя на экран смартфона.
Артем многозначительно молчал.
Свободин смотрел на экран. До крови прикусил губу, увидев Анну. Боже, как она похорошела! Расцвела, будто свежая роза! Через мгновенье камера сместилась вниз, и он замер с открытым ртом.
Девочка, совсем крохотуля. Распахнутые наивные глаза, как у ангелочка, но взгляд при этом серьезный.
«Мама, а когда мы домой пойдем?» – спрашивает девочка, нетерпеливо дергая Анну за руку.
«Скоро пойдем», – нетерпеливо отвечает та.
«А мы завтра в зоопарк пойдем?»
Анна кивает с рассеянным видом.
На этом видео оборвалось.
Свободин поднял воспаленные глаза, сконцентрировав взгляд на адвокате:
– Кто это?!
– А ты не догадываешься?
Свободин едва заметно качнул головой, и не понять было – он хотел сказать «да» или «нет».
– Твоя дочь. Разве не узнал?
Дмитрий молчал. Снова включил воспроизведение. Нажал на паузу, когда в кадре появилось личико малышки. Потом прокрутил еще раз.
– Дочь? – одними губами повторил он. – У меня есть дочь?
– Есть, – подтвердил Артем. – Ее зовут Лиля.
Пальцы Дмитрия дрогнули, выронив телефон. Из глаз хлынули слезы, нечеловеческий вой вырвался из глотки, хриплый и надрывный, вой смертельно раненного зверя.
– Почему?! – закричал он, падая на колени прямо в лужу крови. – Почему она мне не сказала?!
Обезумевший взгляд уткнулся в зажигалку, которая все это время валялась на полу, и он схватил ее.
– Не надо этого делать, – сказал Павлов. – Остановись.
– Я видел… Елку, – спотыкаясь
