Хищники - Анатолий Безуглов

Ехала Дагурова в свою гостиницу с дальнего микрорайона, буквально засыпая. Еще бы, у них дома было уже утро, а в Москве начиналась ночь. Сквозь нестерпимую дрему в автобусе и метро она припоминала разговор с Евгением Пантелеевичем и не могла понять: симпатизировала она ему или нет?

Мещанство… Что это такое? Как его определить и отличить? Получается парадокс. Кругом толкуют, что нужно больше товаров и самого лучшего качества. Собственный автомобиль сегодня не роскошь. С другой стороны, стремление к этому объявляется мещанством, оскудением духовного мира. Где же истина? Видимо, в чувстве меры.

До своего номера Дагурова добралась усталая, едва хватило сил раздеться и лечь в кровать. Дальше – провал. Без всяких сновидений. Утром Ольга Арчиловна вскочила с постели, словно подброшенная пружиной. Часы показывали начало десятого…

Снова транспорт – метро, автобус. Но теперь уже Ольга Арчиловна смирилась: никуда не денешься, надо относиться к этому как к неизбежности.

Москва была красива в этот августовский день. Нежаркое солнце, люди одеты как на праздник, особенно молодежь. Яркие рубашки, блузки, платья. И джинсы. Почти на каждом втором подростке, будь то парень или девушка. Что и говорить, на юных, стройных они смотрелись. Ей и самой хотелось ходить па работу в джинсах – удобно, но она не была уверена, что начальство одобрит эту идею.

Здание института кинематографии следователь нашла без особых трудностей. Зайдя в вестибюль, она сразу увидела список абитуриентов, поступающих на актерское отделение, допущенных в последнему туру. Среди них была и Марина Гай. Теперь встала задача: уговорить членов приемной комиссии провести с дочерью директора заповедника своеобразный эксперимент. И так, чтобы девушка ни о чем не догадалась.

Идея такого необычного эксперимента родилась у нее в последнюю минуту при отъезде из Кедрового. Ольга Арчиловна поделилась с Новожиловым. Он одобрил, даже сказал: очень интересно.

Профессор Климентий Борисович, к кому ей порекомендовал обратиться декан факультета, принял ее сначала за абитуриентку (Ольга Арчиловна была не в форме, а в обычном летнем платье). Узнав, что она старший следователь, профессор хмыкнул:

– Ну-ну. С вашими данными не преступников ловить, а сниматься в кино. Рекомендую подумать.

– Так у вас разве пройдешь? – улыбнулась Дагурова в ответ на комплимент.– Туры, собеседования…

– Подавайте заявление. Берусь протежировать. Уверен, блистали в драмкружке…

– Декламировала хуже всех в классе…

– Это ничего,– покровительственно заметил профессор.– Научим… Аркадия Исааковича вот из драматического училища отчислили…

– Кого? – не поняла Дагурова.

– Райкина. А теперь это Райкин!… Так чем обязаны столь высоким, простите, щекотливым посещением? – все еще игриво спросил Климентий Борисович.

– Щекотливым – это верно,– серьезно сказала следователь.

И объяснила суть своей идеи.

По ее замыслу эксперимент был довольно прост. Кедровский лесник Нил Осетров уверял Ольгу Арчиловну, что Марина Гай не умеет обращаться с ружьем. Но версия о ее причастности к убийству Авдонина требовала окончательной отработки. Кто мог гарантировать, не научилась ли Чижик стрелять сама? Или ее научил кто-то другой?

При поступлении во ВГИК на актерский факультет абитуриенты исполняют различные этюды. Небольшие сценки. Ольга Арчиловна подумала, а что, если попросить преподавателя задать Марине этюд, например, «Удачная охота». И провести его в тире. С настоящим карабином. Сразу станет ясно, держала она когда-нибудь его в руках или нет…

– Вы это серьезно? – посмотрел на Дагурову профессор, внимательно выслушав ее до конца (в подробности она, естественно, не вдавалась: нужно, дескать, узнать, умеет Марина обращаться с ружьем или нет).

– Вполне,– ответила Дагурова.

– Прекрасный эпизод для детективной ленты! – воскликнул Климентий Борисович.– Но в жизни?

– В жизни, товарищ профессор, проводят такие следственные эксперименты, которые не придут в голову самому изобретательному сценаристу.

– Ну-ну,– задумался тот, погладив свою лысину.– У вас, выходит, тоже всякие фантазии и озарения… Я – за творчество. Везде и всегда. Что же, попробуем… А может, она так войдет в роль, что выполнит все как надо. Смотрела фильмы, постановки… Система Станиславского – поставить себя на место человека, которого играешь. Великая система!

– Ну, положим, опытный глаз отличит, что не так.

– Помилуйте, я в своей жизни на сцене стрелял сотни раз, звуки давали за кулисами. А в жизни ни разу не выстрелил даже из духового ружья! Как же отличить?

– За это вы не беспокойтесь. Наблюдать будет опытный человек…

– Прекрасно, прекрасно,– сказал Климентий Борисович; по всему было видно, идея его зажгла.– Вы знаете, есть шанс убить сразу двух зайцев: удовлетворить ваше профессиональное любопытство и выяснить, как вышеозначенная абитуриентка выстроит мизансцену. Для артиста это главное, поверьте моему опыту!

И он еще добрых полчаса развивал перед следователем свои взгляды на актерское мастерство. Условились, что эксперимент будет проведен завтра в первой половине дня.

Редакция журнала «Огонек» помещалась в современном многоэтажном здании неподалеку от Савеловского вокзала. Из окна была видна автодорожная развязка на трех уровнях. Потоки машин мчались по ней непрерывной лентой.

Сидя в кабинете Клары Сергеевны, заместителя заведующего отделом, и глядя на этот предельно урбанизированный уголок Москвы, Ольга Арчиловна почему-то не могла сразу собраться с мыслями и четко объяснить строгой женщине в больших очках с дымчатыми стеклами, что ей конкретно нужно.

– Видите ли,– начала Дагурова, демонстрируя номер журнала с вырванной Флейтой страницей,– человек, которого мы проверяем, страдает потерей памяти…

– Амнезия?

– Вот именно. Его очень взволновала именно эта страница, а по какой причине – он объяснить не может. Мы, как вы понимаете, тем более.

Клара Сергеевна взяла журнал, внимательно полистала его, пробежала глазами вырванную страницу.

– Да, материал тут подготовлен нашим отделом,– подтвердила она.– Он мне знаком. Но через мои руки столько проходит! Может, вас интересуют эти заметки в том виде, в каком представлены авторами? Пока они доходят до верстки, иной раз остается десятая часть.

– Это было бы хорошо,– согласилась Ольга Арчиловна.– Но…

– Вы просмотрите заметки, а потом, если будут вопросы, пойдем дальше,– мягко остановила Дагурову замзавотделом.

Она пригласила к себе одного из сотрудников и попросила разыскать подлинники статей и заметок, интересующих следователя. Непрестанно звонил телефон, в комнату то и дело заглядывали люди.

Тот самый сотрудник отдела вскоре принес напечатанные на машинке рукописи. Действительно, они были исчерканы и сильно сокращены. Редактор поработал. Дагурова подробно ознакомилась с каждой рукописью, пытаясь найти что-нибудь интересное для себя из того, что не пошло в номер. Но увы! Дагурова начала отчаиваться. Ей вдруг показалось, что затея обратиться в «Огонек» – пустая трата времени, своего и сотрудников редакции… И все-таки она решила не отступать.

Измучив своих собеседников, Дагурова наконец встретилась с журналистом лет тридцати пяти, внимательным и терпеливым, как врач.

– Валентина Фарботько,– рассказывал он о юной скрипачке, победившей на международном конкурсе,– из Львова. Учится в Киевской консерватории. Я слушал ее. Наше будущее… А это Владлен Пясецкий. Окончил Московскую консерваторию. Из семьи известного музыканта… Отец – прекрасный пианист Был.– Пояснил журналист.

– Почему был? – спросила Дагурова.

– Я подробностей не знаю. То ли инфаркт, то ли покончил с собой…

– Давно это случилось? – насторожилась следователь.

– Года два назад.

– Узнать можно?

– Попробую,– кивнул журналист.– Попытаюсь найти одного искусствоведа.– Он стал рыться в записной книжке.– Иногда пишет для нас. Кажется, хорошо знаком с Пясецким…

Журналист связался с искусствоведом и разговаривал с ним долго, обсудив сначала последний концерт, и лишь затем перешел к интересующему следователя вопросу.

– Что-то непонятное,– сказал он, положив трубку.– Отец Владлена, Геннадий Пясецкий, переиграл руку. Это было года четыре назад. Конечно, для музыканта – почти катастрофа…

При слове «катастрофа» Ольга Арчиловна напряглась.

– Стал пить, потом исчез. Куда, зачем – семья ничего не знает. Считают, покончил с собой…

– Как?– вырвалось у Дагуровой.

– Может быть, утонул. У него, кажется, была такая попытка.

– Вы его знали в лицо? – волнуясь, спросила следователь.

– Бывал на концертах, но лично, к сожалению, нас не знакомили.