Любовный узел, или Испытание верностью - Элизабет Чедвик

Кэтрин взглядом заставила прачку замолчать, села рядом с Этель и взяла ее здоровую руку в свою. Как быстро ухудшилось ее состояние!

– Этель?

Веки дрогнули, пальцы слегка сжались.

– Кэтрин… – прошептала Этель, сглотнув.

– Я здесь. Береги силы. Агата послала за священником.

Лицо Этель скривилось.

– Ты знаешь, что мне не нужен священник.

– Знаю, но всем остальным будет приятнее, если ты причастишься.

Этель издала странный звук – не то смех, не то попытка набрать воздух в легкие, затем схватила Кэтрин за рукав и потянулась к ней.

– Он погубит тебя, если ты не побережешься. – Она облизнула губы – Я видела во сне человека на гнедой лошади. Он опасен для тебя и для Оливера. Будь очень осторожна.

Старуха, задыхаясь, откинулась на подушку. Ее губы посинели.

– Лежи спокойно, Этель, не… Но Этельреда продолжала свое:

– Там были темнота и вода. Ты не должна приближаться к нему!

– Не буду, клянусь, не буду, – откликнулась Кэтрин, отчаянно стараясь успокоить старую женщину. Этель боролась за дыхание, ее грудь трепетала, пальцы сжимали руку Кэтрин, как птичья лапа.

Прибежал священник, кинул на Этельреду один только взгляд и принялся читать отходную с такой скоростью, что посыпавшиеся из него латинские фразы с трудом понял бы даже другой священник.

Когда он провозгласил «аминь», Этель упала на Кэтрин, елей стек по ее лбу на морщинистую щеку, как слеза.

Кэтрин прижала к себе тело, склонила голову на застывшую грудь. Пахло ладаном и смертью. Агата всхлипывала из-под молитвенно сложенных рук, священник тихо бормотал. Звуки латыни придавали обряду торжественное спокойствие.

Кэтрин слышала их, но не понимала. Она оторвалась от тела, скрестила руки Этель на груди и закрыла ее одеялом. Тело еще пылало жаром, и это создавало иллюзию жизни. Можно было подумать, что старая женщина просто спит, если бы не полная неподвижность груди.

– Я сделаю все, что необходимо, – спокойно и деловито сказала Кэтрин священнику.

– Я помогу вам, госпожа, – всхлипнула Агата. – Она была моей доброй подругой, благослови Господи ее бедную душу.

Кэтрин молча кивнула, отвернулась и вышла во двор, чтобы вдохнуть резкого февральского воздуха. Блестели лужи, из овечьего загона у стены поднимался пар от дыхания животных. Кто-то невидимый бил молотом и насвистывал за работой. Еще утром все это было так обычно, так привычно, но теперь казалось таким странным, словно сквозь толстое зеленое стекло окна.

Спокойствие вечера нарушил звонкий галоп: во двор влетел гонец на усталой лошади. Он разбрызгал лужи, сломав дрожащий на их поверхности свет, и рывком осадил коня недалеко от хижинки Этель. Подскочивший конюх принял поводья, а Кэтрин поймала себя на том, что пристально вглядывается сквозь сгущающиеся сумерки в скакуна – не гнедой ли это из видения Этель? Потом она придет в себя и займется делами, но пока горе служило достаточным оправданием ее поведения.

– Победа! – возвестил гонец, соскакивая с седла. – Линкольн наш, король Стефан взят в плен. Было большое сражение, и мы рассеяли его армию, как солому по ветру!

Хлопнув конюха по плечу, гонец побежал по направлению к замку.

Кэтрин проводила его взглядом. Слова звенели в ушах, но она не понимала их смысла. Это было нечто слишком большое, слишком важное, чтобы осознать сквозь бурю поднявшихся эмоций. Пока она уловила только одно: Оливер, как и предсказывала Этель, вернется. Но радость была омрачена.

– Почему ты не могла подождать? – проговорила она через плечо в сторону комнатки Этель и так испугалась поднявшегося в душе гнева, что моментально поправилась:

– Прости, я не это имела в виду, – шепнула она, зная, что говорит неправду, уже в то мгновение, когда открыла рот. Она имела в виду именно это, сколько ни отрицай. Кэтрин подняла лицо к серому вечернему небу.

– Скажи, кто теперь наставит меня?!

Ее глаза наполнились слезами, влага брызнула и потекла через край. Молодая женщина зарыдала.

В начале дня Оливера сняли с дежурства и проводили в капеллу замка, чтобы опознать тело Гавейна.

– Я велел ему держаться рядом, но он зашел в какой-то дом в одиночку и был убит горожанином, который остался защищать свое добро. – Рэндал де Могун развел руками, словно снимая с себя возможные обвинения.

На скулах Оливера заходили желваки. Где-то в глубине души он ожидал, что произойдет нечто подобное. Рыцарь смотрел на безжизненное тело Гавейна с горем, гневом, но без тени сомнения.

– Где это случилось?

– Вниз по холму от Минстера. Дом уже рухнул. На тростниковую крышу упала искра с другого здания, и пламя вспыхнуло так быстро, что я едва успел выскочить. – Де Могун показал красный ожог на кисти правой руки и дырку в тунике. – Не смотри на меня так, я не нянька. Скажи спасибо, что я вынес его тело из проклятого места, а не бросил там гореть.

Оливер не сводил глаз с посеревшего лица Гавейна, с ужасной раны в горле, через которую вытекла вся жизнь.

– Я ругаю тебя за то, что ты вообще потащил его за собой, – холодно сказал он, – и себя за то, что позволил ему идти.

– Отправляйся пасти овец, Паскаль! – взорвался де Могун, крепко стиснув руки на кожаном поясе. – Он был достаточно взрослым, чтобы знать, на что идет!

Оливер перевел взгляд с разрубленного горла Гавейна на сузившиеся по-волчьи глаза де Могуна.

– Интересно, насколько он это знал.

– Ха! Он мертв, так что нет смысла интересоваться, если только не хочешь и себе пустить кровь. Он рискнул, он умер, упокой Господи его слепую душу!

Де Могун повернулся на пятках и быстро вышел из капеллы, даже не задержавшись, чтобы зажечь свечу.

Оливер поглядел ему вслед и в сердце своем отрекся от долга по отношению к Рэндалу де Могуну. Он сильно сомневался, что «слепая душа» Гавейна легко найдет покой, учитывая конец, который постиг его смертное тело.

ГЛАВА 16

Огонь угасал; от него осталось едва заметное красноватое свечение, чтобы согреть полуночный час. В комнатке, которая прежде принадлежала Этель, лежали в плотном объятии Кэтрин и Оливер, впивая жар тела друг друга и наслаждение от присутствия живой плоти, которая радостно утверждала себя любовной игрой.

– Я боялась за тебя, – призналась Кэтрин, пробегая пальцами по рыжевато-золотистому пушку на груди рыцаря. – В последние дни перед смертью у Этель было несколько очень странных видений. Правда, она клялась, что с тобой ничего не случится, но я боялась ей верить, потому что в остальных ее словах не было никакого смысла.

Молодая женщина почувствовала, как Оливер пожал плечами.

– Ты говорила, что у нее был жар. Скорее всего, она просто бредила в своих снах.