Любовный узел, или Испытание верностью - Элизабет Чедвик

– Это вышивальщица графини, – отрывисто сообщила она собравшимся людям. – Она исчезла в Сочельник, и никто не знал, что с ней сталось.

Горло сжимало так, что трудно было говорить.

– Бога ради, прикройте ее и позовите священника.

Оливер взял щит в левую руку и обнажил меч. Бойцы рядом с ним горячили коней и готовились к атаке. Резкий ветер жег сквозь доспехи и одежду, все еще мокрую после перехода через Фосседайк, но рыцарь не обращал внимания на холод, целиком сосредоточившись на предстоящей битве. Он не раз участвовал в мелких стычках, однако сейчас впервые ощутил вкус большого сражения. То же самое можно было сказать о большинстве людей, выстроившихся на плоском поле западнее города. Несмотря на то, что в Англии постоянно шла война, крупные битвы случались редко. Ставить все на исход одного сражения – непрактично, разумеется, если только удача не повернется к вам лицом или вы загнаны в угол и просто не имеете другого выхода. На сей раз честь первого хода принадлежала графу Роберту, а загнанным в угол оказался Стефан, однако обе армии были примерно равны по силе и умению. Как повернется битва, никто не знал.

Вдали, на холме, Оливер видел, как на стенах замка, окруженного осадными машинами Стефана, храбро полощутся знамена Честера и Глостера. Сам же Стефан примчался со всей своей армией на поле как только узнал, что брод Фосседайка взят.

– Он не ждал, что мы так быстро и с такими силами окажемся на его пороге, – насмешливо заметил Гавейн, когда отряды Стефана поспешно выстраивались напротив.

– Не ждал, – согласно кивнул Оливер и подул на замерзшие пальцы. – И именно потому, что не приготовился, стал действовать очертя голову. На месте Стефана я остался бы за городскими укреплениями и заставил нас атаковать, пробежавшись вверх по склону. Он лишился своего преимущества, спустившись к нам на равнину.

Тут рыцарь окинул взглядом занимаемую их отрядом удобную позицию на левом фланге армии графа Роберта.

Граф собрал здесь в основном рыцарей и баронов, лишившихся своих владений. Им противостояли графы и магнаты Стефана: Ричмонд, Норфолк, Нортхемптон, Суррей и Ворчестер. Центр держал Раннульф Честер; ему предстояло столкнуться с самим Стефаном и его пехотой. Граф Роберт вместе с вассалами из Уэльса взял на себя правый фланг, чтобы померяться силами с фландрскими наемниками Стефана.

Командующие скакали вдоль рядов, воодушевляя людей на битву громкими пышными фразами. Граф Роберт обладал глубоким проникновенным баритоном. В отличие от него Стефан обладал таким тонким тихим голоском, что ему пришлось пустить вместо себя одного из своих баронов, а именно Балдуина Фитц-Гилберта.

Напротив Оливера кто-то из магнатов Стефана выкрикнул вызов на поединок, явно предпочитая традиционное начало битвы.

– Ха! По-моему, они думают, что это праздник! – прорычал прямо в ухо Оливера Рэндал де Могун.

Он не был лишен наследственных владений, но предпочел биться в рядах обиженных – скорее всего, в надежде получить за это немного собственной земли.

– Для них так оно и есть, – ответил Оливер, не отрывая глаз от рядов противника. Интересно, призвал ли в свои войска Валейран Ворчестер человека, захватившего Эшбери? С их точки зрения, мы всего лишь безземельные наемники, и этот вызов – явная насмешка.

Он еще раз оглядел ярко разодетых вражеских рыцарей, которые гарцевали и прихорашивались, и почувствовал прилив гнева, который не смогли бы вызвать никакие речи командиров. Ради тщеславия этих людей погиб его брат, а сам он превратился в изгнанника, кормящегося только своим мечом. Пусть так. Но, именем Всевышнего, сегодня он пришел взять свою плату!

Оливер слегка выехал вперед, готовясь ответить на очередной вызов на поединок. Рэндал де Могун пристроился рядом с ним, слегка склонив копье и жадно облизывая губы:

– Я собираюсь наделать таких дыр в их великолепных кольчугах, которые не сможет залатать ни один оружейник!

Глаза де Могуна горели, дыхание было прерывистым. Оливер внимательно посмотрел на него. Наемник выплескивал наружу всю свою агрессию. А почему бы и нет? Оливер сам ощутил огонь, который жег его внутренности, и позволил ему разлиться по жилам. Чуть позади слышалось такое же прерывистое дыхание Гавейна. Рыцарь коротко глянул на него. Молодой человек дрожал, но не столько от страха, сколько от гнева и возбуждения.

– Готов? – спросил Оливер.

– Еще бы! – ответил Гавейн, горяча своего скакуна с помощью поводьев и шпор.

Командир отряда Майлс Фитц-Уолтер, шериф Глостершира, привстал перед ними на стременах и громко проревел:

– Вперед!

Оливер вонзил шпоры в бока Героя и вместе с Гавейном, де Могуном и еще тридцатью рыцарями с грохотом помчался по мягкой земле навстречу врагам. Они не стали куртуазно обнажать мечи, чтобы обменяться несколькими вежливыми ударами, а атаковали всерьез, не останавливаясь, стремясь прорваться сквозь ряды противников и не оставлять за собой живых.

Не готовая к подобной атаке кавалерия Стефана обнаружила, что остается на милость людей, охваченных неукротимой ненавистью. Каждый удар был нацелен на то, чтобы покалечить или убить, а не изящно взять в плен для выкупа, как в основном и было принято. Весь левый фланг графа Роберта поднялся на волне этой первой, самой яростной атаки, которая сразу же перешла во вторую.

И уже ничего не значило, что силы примерно равны: люди Стефана не могли сравниться с охваченными жаждой битвы противниками. Оливер обнаружил, что машет мечом в пустом пространстве, потому что не нашлось никого, кто встал бы перед ним и ответил ударом на удар. Все пять графов, которые должны были встретить кавалерию Роберта, бежали вместе со своими отрядами, оставив поле за людьми Глостера, а Стефана в очень тяжелом положении.

Кэтрин зажгла вместо обычных лучин восковые свечи, подаренные ей старухой Сапоньер. По комнатке Этель разлился чистый яркий свет и запах меда, напоминавший о лете. Кэтрин глубоко вдыхала его, старясь выветрить из своих ноздрей смрад недавней находки.

Этель полусидя следила за ней с кровати, опираясь на два валика: так было легче дышать.

– Итак, она бросилась в реку, – прохрипела она, когда Кэтрин рассказала о Рогезе – Ну, ничего удивительного. Слишком горда, чтобы жить со стыдом.

Молодая женщина содрогнулась.

– Она же была суетна и любила прелести жизни. Поверить не могу, что она так распорядилась собой. Кроме того, это было бы слишком рано. У нее еще могли начаться месячные.

Этельреда окинула ее проницательным взглядом и парировала:

– Только с соизволения Господа. – Затем постаралась смягчить свой хриплый голос: – С тобой было так же?