Реликтовая популяция. Книга 1 - Виктор Васильевич Ананишнов

или гуртов торны этого класса не образовывали и практически не имели общественных организаций или классовых общений между собой. Их относили к квазиразумным – их разумность соответствовала поведению какой-либо древней умной машине, только биологического происхождения, что не требует себе определённого места под солнцем и довольствуется малым. Такой торн повиновался хозяину, коим чаще всего выступал кугурум города, прекрасно запоминал его распоряжения, имел свободу выбора метода исполнения приказов, был безотказен в делах и незлобив. Едой, неприхотливой и необильной, их обеспечивал владелец.

– Откуда ты, Сестерций, – спросил торна Свим, готовясь к трудному разговору.

– Я мог бы не отвечать незнакомцам, случайно встретившимся среди Диких Земель, – напыщенно проговорил торн и оглядел Свима и его спутников с ног до головы, словно царственная персона с высоты своего государева седалища обратила внимание на нечто, удивительно мелкое и незначащее. – Однако, учитывая случившееся здесь некоторое время тому назад дело, всё-таки скажу! Я торн, по имени Сестерций. Вы его уже знаете. Выведен за двадцать лет до нашей сегодняшней встречи и представляю тридцать шестой клон великого Огария!

Свим терпеливо выдержал тираду торна. С представителями третьей разумной ветви он имел опыт общения, потому и терпел длинные разглагольствования Сестерция. При первом знакомстве с регламентированными торнами в начале разговора не следовало мешать и сбивать поток их слов, а значит, и мыслей. Когда они слегка выговорятся и смятение от новизны облика незнакомого до того им собеседника сменяется полным осмыслением сути беседы, появляется возможность вести диалог более короткими фразами и с меньшими, если можно так сказать, тактом и учтивостью. Лишённые постигать намёки, иносказания и двусмысленности, они неплохо улавливали некоторые грубые формы обращения к ним. Таким способом удавалось сбить с них спесь, которая проявлялась при знакомстве, и заставить говорить по существу вопроса, а не произносить скучные монологи ни о чём, кроме как только о себе, при том в превосходной степени.

– Чем прославился Огарий?

– О! Великий Огарий прославил наш славный и знаменитый клан и всю округу, и всех торнов! Огарий – великий освоитель Сампатании!

– Ага! – озадачился Свим.

Похоже было, что Сестерций оказался пришельцем из какой-то другой бандеки. А там, откуда он сюда заявился, этикет ведения разговора может быть совершенно другим, чем в Сампатании.

Свим даже, было, задумался, что делать, но время подпирало, наступала ночь. Кроме того, Сестерций, пожалуй, не сегодня объявился в Диких Землях при банде Хлена, коль твердит о каком-то нарушении закона. А раз так, то имел возможность привыкнуть к общению в этой стране.

Поэтому Свим решил в дальнейшем с торном не церемониться. Он задал ему ещё один вежливый вопрос, готовясь тем временем высказать торну всё, что он о нём думает по-настоящему, дабы отбить его гордыню на второй план.

– Откуда Огарий, – спросил он, – начал освоение Сампатании? Скажи покороче.

– О! Великий Огарий! – торжественно начал Сестерций и вздёрнул вверх голову (Свим даже простонал от новой порции возвеличивания мифического Огария). – Великий Огарий начал освоение Сампатании из мест, где воды чисты как горный хрусталь, деревья могучи как столбы крепости Картпа, а небо прозрачно…

– Слушай, ты, потомок Великого Огария! Ты можешь ответить проще?

Торн вздернул голову ещё выше. Постоял несколько мгновений в надменной и неприступной для простых смертных, к какому бы классу разумных они не относились, позе, потом неожиданно словно обмяк, слегка наклонился к Свиму и с чисто человеческой интонацией и простотой в голосе спросил:

– Ты, дурб, хочешь знать, откуда я пришёл?

– Конечно, дубина ты искусственная! – Свима взорвало. За плечами был тяжёлый день с переходом более чем в два десятка свиджей, безумная схватка с бандой Хлена, а этот умник из инкубатора от непомерной гордости тут перед ним лопается. – Стоишь тут, независимость изображаешь! Огария своего зачем-то приплёл! Приковылял в нашу бандеку и считаешь это чуть ли не наследственным подвигом. Так что ли? Тебя бандиты за это хотели убить? Ты, поди, Хлену надоел хуже хатаварки?

– Только не за это, – быстро отреагировал Сестерций и приложил руку к груди, как это иногда делают люди, если хотят войти в доверие или подчеркнуть правдивость сказанных слов.

У людей такое движение связано с нахождением в этой области груди сердца, какового у биороботов, по сути, не было, но общение с древней разумной ветвью на планете служило для молодых рас примером многих норм поведения, в том числе и внешние проявления, наподобие сакральных жестов.

– А за что?

– О! – Торн опять гордо вскинул голову. – Я знаю закон!

– Что ты несёшь. Подумай сам, какой закон может быть у Хлена в банде?

– Как какой? Великий закон! Закон вольных разумных?

– Ну да. Так ты себя, Сестерций, относишь, значит, к разумным и вольным?

– А как же! – Сестерция сарказм Свима смутить не мог. – Мы, настоящие торны, относимся к самой разумной части существ на Земле. А наши вольности проистекают…

– Заткнись! – рявкнул Свим. – Биороботы не существа!

Торн захлопнул рот, но гордо повёл головой из стороны в сторону, будто дикая птица на вершине скалы при разглядывании добычи.

– Вот так, – поощрил его Свим и продолжил попытку узнать у него что-нибудь иным способом. – Хорошо! Закон ты знаешь. Но напали на тебя одного они все вместе, а это не по закону, как я думаю?

– Конечно, не по закону, – уверенно подтвердил торн.

– Они, значат, надушили закон?

Сестерций задумался, поправил чалму и переступил с ноги на ногу. До этого он стоял совершенно неподвижно, и все внешние его проявления выражались вскидыванием или опусканием головы.

Внешние проявления эмоций у биороботов выполняли несколько иные функции, чем у человека. Кроме защиты от стрессовых ситуаций, хотя стресс для искусственных существ тоже имел свои особенности и специфику, эмоции торнов могли отражать ориентацию в пространстве, мониторинг внутренних органов и другие не менее важные для их существования операции.

– Так нарушали или нет? – стоял на своём Свим.

Он вошёл в азарт и, походя, отмахнулся от К”ньеца, напомнившего о необходимости подыскать место для ночлега, так как солнце уже давно коснулось горизонта, и ещё две праузы – и наступит темнота, а здесь оставаться небезопасно.

– Успеется!

Торн тоже не обратил внимания на мяуканье хопса.

– Оно как посмотреть, – важно сказал он. – Закон вольных не писан. На то они и вольные. Закон не писан, но строг. Однако если рассматривать его отдельные положения, то я со всей серьезностью должен… Нет, я настаиваю на этом, ответить…

Свим слушал, не сводя с лица торна взгляда, прожигающего того насквозь, но тори, занятый собой, не замечал вокруг ни чего. Человек не выдержал-таки.

– Я вот как стукну тебя по твоему дурацкому компу, то останется не твоя точка зрения на закон вольных, а мокрое место!

– Это не правильно, – возразил биоробот.

– Нет, правильно. Я же у тебя спрашивал что? А ты?.. Ответь мне лишь одно. Нарушили они закон, напав на