Наполеоновские войны - Чарльз Дж. Исдейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти призывы, очевидно, не были бесплодны, на что указывает успешное возрождение добровольческого движения. Однако отсутствие опасности народного восстания в кризисный период 1803–1805 гг. совсем не означает, что чувства народа сохраняли постоянство в ходе всей войны. Напротив, в течение несколько лет вновь усилился политический радикализм, а к 1812 г. некоторые районы страны находились на грани вспышки серьёзных волнений среди рабочих. Однако прежде чем заниматься этими вопросами, следует в первую очередь определить, насколько война повлияла на контроль землевладельцев над рычагами общественной и политической власти, который она, как представляется, почти не затронула. Хотя война значительно повысила возможности образованных людей благодаря огромному расширению сферы действий государства, в отсутствие таких механизмов как конкурсные процедуры приёма на работу, гражданская служба оставалась заповедником протекционизма, вследствие чего люди из средних классов почти не имели возможностей продвижения, если не добивались покровительства со стороны какого-нибудь представителя правящей олигархии. Почти то же самое имело место и в судах, поскольку назначения на судейские должности определялось благосклонностью лорда-лейтенанта (Lord-Lieutenant, главы судебной и исполнительной власти) каждого графства. И в политике средние классы мало чего добивались. Правда, видные государственные деятели — Аддингтон, Каннинг (Canning)[202], Джордж Роуз (George Rose) и лорд Элдон (Eldon) — происходили не из землевладельцев, но никто из них не продвинулся бы слишком высоко без опоры на могущественных покровителей, к тому же Аддингтону, как премьер-министру, приходилось бороться с открытой неприязнью многих важных особ, даже из числа своих сторонников. А если Аддингтона презрительно именовали «доктор», то пивовару Сэмьюэлу Уайтбреду (Samuel Whitbread) жилось ещё хуже: ходила шутка, что, он, поскольку варит пиво, лишён мужества. Это, конечно, не значит, что политический мир был закрыт для средних классов, но именно некоторые члены парламента из числа коммерсантов сохраняли безучастность, когда аристократия фактически расширяла свой контроль: число занимаемых аристократами мест по их милости увеличилось с 88 в 1793 г. до 115 в 1816 г.
Война скорее всего могла подорвать привилегии в отношении комплектования офицерского корпуса как в армии, так и в военно-морском корпусе, особенно ввиду массового его расширения в результате войны (между 1793 и 1814 гг. только число строевых пехотных офицеров возросло на 225 процентов). Здесь, безусловно, не было никаких формальных препятствий для «демократизации» — чтобы стать прапорщиком или корнетом, претендент должен был лишь доказать, что ему исполнилось шестнадцать лет и он умеет читать и писать, и получить рекомендацию старшего офицера — к тому же многократно высмеянная система купли, с помощью которой офицеры могли за деньги продвигаться в чине до подполковника, теоретически открывала путь в офицерский корпус всем состоятельным людям, а не только земельному дворянству. И хотя покупка офицерских званий обходилась недёшево — цены за чин прапорщика или корнета составляли от 400 до 1600 фунтов стерлингов в зависимости от полка — как только человек получал место на служебной лестнице, это становилось несущественным. Так как продавать можно было только действительно купленные звания, цифра эта в 1810–1813 гг. составляла примерно 20 процентов общего их числа — покупка большую часть времени вообще не играла никакой роли даже в тех частях армии, где она существовала (в артиллерии и инженерных частях продвижение всецело зависело от выслуги лет). Учитывая, что на офицерское жалованье трудно было прожить без личного дохода и что каждое продвижение в чине, будь то за счёт покупки или без неё, влекло за собой значительные хозяйственные расходы, деньги по-прежнему сохраняли важное значение, но факты говорят, что многим людям с относительно скромной финансовой