Юрий II Всеволодович - Ольга Гладышева

Сжигаемый нетерпением и страстным желанием борьбы и победы, Кулькан решил овладеть Коломной силой одного тумена. Умудренный Субудай-багатур предостерег его и придал ему еще один неполный тумен и пять тысяч половцев, так что под началом юного сына Чингисхана оказалось воинство числом почти в двадцать пять тысяч.

Хотя Кулькану впервые в жизни предстояло руководить боем, мысленно он уж не раз брал вражеские крепости. Он хорошо усвоил заповеди своего великого отца, знал назубок его Ясу.

Прежде всего, нельзя начинать сражение, если не имеешь хотя бы двукратного превосходства в силах. Известно было Кулькану от лазутчиков, что в Коломне сидит рязанский князь Роман с малой дружиной, так что…

Наступательность, внезапность, решительность — второе важное условие ведения боя. Судя по тому, как растерянно забегали за зубчатым частоколом Коломны стражники, удалось взять урусов врасплох — это уже полпобеды!

Правда, не удастся выманить защитников в поле, как обычно делали монголы при осаде городов. Батый так сделал при взятии Рязани, теперь урусы стали ученые, уж не поддадутся на подстрекательство. Значит, придется сразу же идти на прямой приступ.

Тщательная разведка и внесение смуты в ряды противника. И это выполнено! Небось до смерти напуганы защитники Коломны рассказами притекших к ним рязанцев.

Скрытность подхода к врагу. И это соблюдено Кульканом: основные силы он спрятал за лесом, а на берег заснеженной Оки вывел лишь несколько сотен воинов.

Обеспечение тыла — куда как надежно исполнено: и Рязань, и ее пригороды лежат в прахе, а остатки жителей попрятались в лесах.

При осаде крепостей монголы использовали заимствованные у китайцев пороки — камнеметательные орудия. Они и к Коломне подвезены в готовности. Вместе с ними и несколько возов камней, каждый из которых размером с человечью, а то и с конскую голову.

Перед боем необходимо строиться в несколько линий, имея в запасе тяжелую конницу, а в передних рядах легкие войска и отряды из покоренных народов. Кулькан самолично проверил: целых десять рядов опоясали Коломну, впереди — половцы и татары.

В начале сражения надобно прежде всего ошеломить врага и нанести ему урон стрельбой из луков на расстоянии. Сразу за первыми рядами татар и половцев поставлены самые искусные монгольские лучники.

Ну, а самое главное из завещанного отцом: непрерывность руководства боем. Ни темники и тысяцкие, ни тем более ханы не должны находиться рядом с ведущими сражение воинами, но непременно позади строя, на возвышенном месте, откуда могли следить за всеми передвижениями своих и вражеских войск. Именно такое место облюбовал Кулькан: на противоположном берегу Оки, круто вздымавшемся к сосновому бору. Вместе с ханом там находились военачальники, умевшие направлять движения отрядов и полков с помощью световых и дымовых знаков и примет, подъемов знамен и бунчуков, звуков труб и барабанов.

Верные нукеры и телохранители, а впереди — десять рядов воинов, что могло угрожать полководцу Кулькану? Жалкая крепостишка с робкими урусами — могут ли помешать сыну Чингисхана обрести первую в жизни воинскую славу?

Глава шестая. Страсти

В Коломне правил рязанский князь Роман Ингварович, дружина у него была невелика — в две сотни копий, это верно сообщили лазутчики хану Кулькану. Но не смогли они узнать того, что в последнюю ночь прибыли тайно большие подкрепления: владимирский великий князь Юрий Всеволодович прислал со своим старшим сыном Всеволодом и воеводой Еремеем Глебовичем значительные силы верхоконных воинов — суздальцев, москвичей, отряд из Торжка. Князья и воеводы находились на стенах, рассматривали сквозь бойницы врагов, окружавших крепость осадным кольцом, прикидывали, как вести сражение.

Отдельные татарские всадники на мохнатых лошадках метались вдоль стен, иногда приближались опасно близко, но тут же разворачивались, скакали в обратную сторону.

— И чего мыкаются? — удивлялся Роман Ингварович.

— Дразнят как бы нас, — сказал Всеволод Юрьевич. — Давай-ка и мы их подзудим!

— Счас! — с готовностью вызвался десятский отряда лучников. — Счас я их! — Он вытащил из кожаного саадака свой боевой лук, проверил, крепко ли напряжена жильная тетива. Стрелу выбирал придирчиво: были у него туго набиты в колчане стрелы тростяные, камышовые, березовые, яблоневые — все одинаково пряменькие и округлые, с острыми наконечниками, с переным комлем. — Погоди, погоди, — приговаривал десятский. — Вот эту возьму, с перьем кречетьим. — Потрогав пальцем жало, он довольно улыбнулся: — Остро копьецо! Счас мы их! — Старательно наложил стрелу зарубочкой на тетиву, сжал сильными пальцами правой руки, а левой стал отводить от себя упругую деревянную луку. В таком положении он резко поднялся над зубчатою стеной и, не целясь, выпустил стрелу в ближнего всадника.

В тот же миг раздалось какое-то странное, непонятно откуда взявшееся верезжание, и сразу же десятский опустился на корточки, словно прячась за частоколом, и вдруг опрокинулся навзничь, так что соратники едва успели подхватить его. Стрела вонзилась ему в левый глаз — железная, кованая, с подвешенной на охвостье свистулькой, которая и издавала в полете пугающий звук. Десятский выстрелил тоже не в воздух — не попал в татарина, но поразил его лошадь. Стрела попала ей в горло, видно, рана была смертельной, лошадь билась в судорогах, а всадник ее громко причитал, грозил кулаком в сторону крепостной стены и снова горестно вскрикивал, валялся на снегу возле своей поверженной лошади.

— Притворяется, опять хочет нас исполошить, — сказал Роман Ингварович.

Воевода Еремей Глебович обнажил седую голову, перекрестился, склонившись над мертвым десятским.

— Нет, князь, татарин не лукавит. Для степняка потерять в походе коня — подобно собственной смерти.

Великий князь Юрий Всеволодович не случайно послал со своим старшим сыном именно Еремея Глебовича. Это был самый опытный во Владимире воевода, не раз он уже успешно полевал — сражался с половцами в Диком поле, ходил походом в глубь степи на берендеев, Черных Клобуков, даже и язык тюркский научился понимать и перетолмачивать. С монголами и татарами и он столкнулся впервые и сразу понял, что новый пришлый враг силен, коварен и жесток. Поэтому Еремей Глебович не спешил принимать решение. Молодые же князья призывали немедля кинуться на татар и одним ударом опрокинуть их.

— У нас копий не меньше, чем у них, — подсчитывал Всеволод.

— А в рукопашной-то сече нечто мы уступим? — поддерживал Роман.

Еремей Глебович колебался. Ему никогда не приходилось сидеть в осаде, в глухой обороне. Всегда он встречался с неприятелем лишь в открытом бою. И сейчас он не допускал другой возможности. Видя, как татары все плотнее и туже сжимают вокруг Коломны кольцо, воевода сказал наконец:

— Если будем ждать в крепости, они просто сожгут нас, подпалят стены со всех сторон. Да вон, вишь, уж и горшки с какой-то горящей гадостью перекидывают. Выйдем в полe на рассвете. Сразу ворота распахнем и… Ударим сообща по правому крылу татар, что ближе к лесу, там, думается мне, снег глубже, татарам не по нутру, а мы привычные.

Ежели одолеем их тут, проскочим на Москву-реку и оттоль по льду обрушимся на их левое крыло сзади.

Крещенские морозы трещали уж несколько дней, но в то утро холод был особенно жесток. Князь Всеволод, поднявшись в седло своей покрытой изморозью лошади, заметил у стены мертвых воробьев.

— Мороз птицу влет бьет, — сказал Еремей Глебович. — Хоть бы татар треклятых ознобил до костей.

А они всю ночь жгли костры и словно ждали выхода русских из крепости. Едва первые княжеские дружинники выскочили из ворот, как сразу же столкнулись с дозорным отрядом. Послышались крики:

— Урусы!

— Кху, кху!

— Уррагх!

Неожиданная и быстрая сшибка кончалась тем, что татары, потеряв несколько человек, развернули и пришпорили коней.

— Не гнаться за ними! — велел воевода. — Они нас завлечь хотят.

— Не-е, нас не надуешь! — победно выкрикнул Роман Игнварович, и тут татарская стрела просвистела над его головой.

Еремей Глебович дождался, пока подтянутся из крепости все воины, начал расставлять полки: впереди лучников, за ними копейщиков и тех, кто хорошо владел мечом и боевым топором.

Двинулись вперед шагом, зорко всматриваясь в утреннюю сутемь.

— Лес нешто? — указал Всеволод на обозначившуюся впереди извилистую темную линию, но тут же понял, что не может лес двигаться.

Еремей Глебович дал знак идущим сзади воинам остановиться.

Кони не слушались, переступали ногами, фыркали — от мороза ли, от тревожного ли предчувствия.

Впереди слышался неясный, все нарастающий гул.

— Конница… На нас идет.

Теперь уже явственным стал топот множества лошадей.