Юрий II Всеволодович - Ольга Гладышева

Монаха сразу узнал Глеб Рязанский:

— Это же Юлиан!

Оказалось, что еще два года назад они встречались в половецкой степи, где Глеб Рязанский скрывался от расплаты за свои злодеяния.

— А где же остальные? — радостно удивился Глеб старому знакомому. — Вас ведь было четверо?

Юлиан, одетый не по-монашески, а как все степняки, при бороде и усах, опять же противопоказанных монаху-латинянину, не выказывал ни испуга, ни беспокойства. Сразу угадал, что не Глеб Рязанский тут главенствует, отвечал не ему, а одноглазому старику, похожему на бабу. По узкому глазу и отсутствию на лице волос признал в нем монгола, хотя тот был в русском медвежьем тулупе и в сапогах с собачьим мехом внутри и рыжим телячьим снаружи.

— Да, было нас четыре монаха-проповедника.

Субудай кинул взгляд на нукеров, те поняли без слов:

— Он был один.

— Мы вышли из венгерского монастыря, что в Пеште, добрались до половецкой степи. Там и видел нас рязанский князь. Сначала шли легко, а потом нужду стали испытывать и в пище, и в одежде. Мы со старшим братом Герардом решили двух младших продать в рабство, но их никто не захотел покупать. Мы их отправили обратно в Венгрию, а сами продолжали двигаться вперед.

— Ай-яй-яй! Братьев продать хотели! — затряс сивой бородой Глеб Рязанский с таким негодованием, будто это не он собственноручно умертвил шесть братьев своих кровных, а неназванных.

Субудай сердито махнул на него плеткой, продолжал расспрос:

— Куда же это — вперед?

— Туда, где восток соединяется с севером и где зародился устрашающий, смертоносный вихрь воинственных кочевников.

— А откуда ты прознал про них?

— До Папы Римского дошли слухи, что пали цветущие страны Мавенахра, Хорезм, и он захотел узнать, что это за Чингисхан, какие такие могущественные силы появились.

— Узнал?

— Альберик из аббатства Трех фонтанов собрал рассказы очевидцев и сообщил, что монголы имеют голову большую, шею короткую, весьма широкую грудь, большие руки, маленькие ноги, что сила у них удивительная, что они ничего не боятся, ни во что не верят, ничему не поклоняются, а король их называет себя королем всех королей.

Субудай беззвучно посмеялся, подождал, не скажет ли монах еще что-то. А тот ждал тоже с готовностью быть предельно откровенным.

— Если аббат собрал россказни очевидцев и сведения, придуманные ими, зачем послали еще и тебя с братьями?

— Папа пожелал узнать, каковы дальнейшие замыслы монголов.

Субудай захохотал:

— Наши замыслы? — Он давился горловым клекотом. — И ты их узнал?

— Да. И уже сообщил папскому легату в Венгрии епископу Перуджи, что вы готовите вторжение в русские земли, а затем намерены идти на завоевание Рима и других стран.

— Зачем же ты во второй раз пришел?

— Узнать все подробнее.

— Узнал? — Трудно было понять, издевка или угроза в голосе багатура.

— Узнал, что монголы у реки Волги разделились и ждут, чтобы встали реки и болота, чтоб своим множеством заполнить всю страну русскую.

Субудай задумчиво молчал, рассматривая монаха тем проникающим взглядом, которого не выдерживал даже Бату-хан.

— Ты хороший лазутчик, жалко тебя убивать. Пойдем к джихангиру.

Они направились к золотой ставке. Глеб Рязанский посунулся было за ними, но Субудай метнул на него такой взгляд, что старый братоубийца понял, кто он тут есть, подобострастно улыбнулся с низким поклоном.

Бату-хан внимательно слушал рассказ монаха, перебил его, лишь когда речь зашла о продаже двух братьев в рабство:

— Отчего ж их не купили? Малосильные и тощие?

— Да-а, кожа да кости. Мы с Герардом тоже еле передвигались.

— Где же Герард? Ты его продал? — без тени улыбки спросил Бату-хан.

— Нет, он умер в степи недалеко от моря Хвалисского, — поспешил заверить монах.

— А твой король не хочет ли сам воевать землю орусов?

— Мой король нет. Но я слыхал от нашего епископа, что святой отец римской Церкви имеет сообщение от меченосцев, которые уничтожили весь прусский народ до последнего младенца и объединились с тевтонскими крестоносцами.

— Объединились? — недоверчиво переспросил Бату. — Что же, они все в белых плащах, на которых сразу будут и меч и крест?

— Этого я не знаю, господин.

— Ладно. А что же Папа Григорий Девятый? Он благословил крестовый поход на орусов?

— Да, император Фридрих Второй получил от него благословение.

— Значит, они все-таки решили между собой, кто главнее: Папа или император?

— Это не мне, скудоумному, судить. Но в том, чтобы мечом и крестом покорить Русь, тут они заодно. Еще и король датский.

— Князю Ярославу в Новгороде это ведомо? — вклинился в разговор Субудай столь горячо, что Бату-хан оглянулся на него не столько с неудовольствием, сколько с удивлением.

— Должно быть, так. Купцы немецкие постоянно ездят в Новгород, а они уж все всегда пронюхают. Пронюхав — по всему свету разнесут.

— Купцы — это мы знаем. Но отчего в степь приходят от вас одни монахи? — расспрашивал Бату-хан, а Субудай, чем-то явно взволнованный, покусывал свою рассеченную шрамом верхнюю губу.

— Папа Римский хотел бы обратить в христианство кочевников всей Азии.

— Это возможно, — как давно обдуманное пообещал Бату. — Но что же ты скажешь еще епископу о моем народе и о моей силе?

— Что у вас такое множество воинов, которое можно разделить на сорок частей, причем не найдется мощи на земле, какая была бы в силе противостоять одной только части… И что стрелять вы умеете дальше, чем другие народы, что стрелы у вас как бы ливнем льются.

— Это хорошо и это правильно, — добродушно согласился Бату-хан и повернулся к своему главному военачальнику: — Субудай-багатур, вели нашему ученому факаху составить венгерскому королю грамоту, какие мы писали всем правителям и эмирам: чтобы он нас ждал и покорился бы нам по доброй воле. Монаху дать двух выносливых коней.

— Лучше осляти, — тихо попросил монах.

— Ладно.

— А по пути пусть завернет в Киев да Чернигов, скажет, что мы прямо к ним сейчас пойдем, — сказал Субудай и с несвойственной ему торопливостью вывел Юлиана из шатра. Вернулся быстро: — Джихангир Бату-хан, бесценные сведения мы получили.

— Какие же? Скажи быстрее!

— Соглядатаи мои из Великого Новгорода донесли, что князь Ярослав готовит свадьбу старшего сына Александра. Однако и рать собирает сильную. Будто бы даже и Псков выставил свои полки, и Тверь с Торжком шлют воинов Ярославу. Я все опасался, ну, как Ярослав соберет большое войско да и встретит нас где-нибудь на пути к Ульдемару. Или придет на выручку князю Юрью, который ушел за Волгу собирать войско.

— Ты боишься Ярослава? Даже больше, чем Юрья?

— Если не ошибаются лазутчики, Ярослав как раз, когда на курултае решалось, идти ли нам походом на орусов, в большом сражении с немецкими рыцарями на реке Эмайыге разбил и обратил в бегство сильное войско крестоносцев. В прошлое лето, когда мы пришли в Камскую Булгарию, князь Даниил Галицкий, тот, который встречался со мною в бою на Калке, разбил тевтонских рыцарей и пленил их предводителя. И если бы теперь князья Ярослав и Даниил объединили свои силы да еще присоединился бы к ним и Михаил Черниговский, то это могло бы сильно нарушить наши замыслы. Но раз святой отец римской Церкви готовит новый крестовый поход, ни Ярослав, ни Даниил не придут на помощь князю владимирскому Юрию.

— Мы тоже так думаем, — согласился, надувая щеки, Бату-хан и, вдруг утратив важность, спросил простодушно и весело: — Вот зачем ты велел монаху передать, будто мы идем на Чернигов да Киев?

— Мы пойдем и на них, но прежде лишим орусов их головы — пленим или умертвим великого князя Юрья. Пока я вел к тебе монаха, он рассказал мне, что князь Юрья послал гонца к венгерскому князю Белу Четвертому, будто мы день и ночь советуемся, как бы поскорее захватить королевство венгров — христиан, а затем идти до самого Рима.

— Значит, он не верит, что мы пойдем сначала на него?

— Он надеется, что мы до будущего лета станем в Диком поле, потому что никогда еще степняки не ходили на орусов зимой и ни разу ни одно иноплеменное войско не проходило через всю его землю, лишь беспокоило окраины.

— Беспечный, самонадеянный эмир! Тем легче нам будет пройти до самого Великого Новгорода! Помню, орусский купец рассказывал моему отцу, что этот город имеет несметные богатства, амбары в нем ломятся от товаров, которые завозятся туда отовсюду.

— Пойдем до Великого Новгорода, пойдем непременно, но надо успеть до весенней распутицы. Пока же, великий Бату-хан, путь тебе на Ульдемар открыт. — Субудай достал пергамент, уже затертый на сгибах, провел пальцем по синей жилке: — На пути у нас только Коломна и Москва.

Бату-хан снизошел до похвалы: