Сталин. От Фихте к Берия - Модест Алексеевич Колеров

государственном секторе и усиления воздействия на сельское хозяйство путём государственных вложений. Но эта линия возможна, очевидно, на первых порах, лишь при условии более медленного роста личного потребления населения… Очевидно, что ставить себе задачу максимального роста благосостояния населения, не обеспечивая других условий, в частности, соответствующего роста сельскохозяйственной продукции и экспорта, — значит ставить неразрешимую задачу…»[474].

Говоря о социально-экономической модернизации («реконструкции») Советской России, Н. Д. Кондратьев выступал с апологией централизации капитала как стержня всей модернизации:

«предпосылкой таких реконструкций является концентрация капитала в распоряжении мощных предпринимательских центров. Этой концентрации способствует система кредита и фондовая биржа», придающая капиталу «подвижность» и «дешевизну» — после этого «начинается полоса для каждого данного исторического периода относительно грандиозного нового строительства, когда находят своё широкое применение накопившиеся технические изобретения, когда создаются новые производительные силы». Анализируя самый фокус проблем СССР — волны накопления для инвестирования и депрессий — он видит причину и условия внутреннего развития «длительной волны» «инвестирования капитала в крупные и дорогие сооружения» вплоть до дефицита накоплений — «в развитии внешневоенных и внутреннесоциальных потрясений»: в военной угрозе и социальных революциях. Как известно, именно усиленно нагнетаемая в СССР внешняя «военная угроза» 1927 года стала непосредственным политическим сигналом к началу ускоренной коллективизации и индустриализации. Здесь же Кондратьев фактически проговаривает приглашение к ограблению сельского хозяйства: ибо «промышленность быстрее приспособляется к новым условиям… подвергается большим потрясениям под влиянием военно-революционных столкновений… Наоборот, сельское хозяйство… в меньшей степени подвергается разрушительным социальным и военным потрясениям»[475].

Другим примером теоретической санкции аграрников на принудительную эксплуатацию крестьянства в интересах индустриализации за счёт абсолютного снижения их уровня жизни служит «плановое» убеждение в том, что промышленность должна исходить из возможности централизованного массового перемещения практически неограниченных человеческих ресурсов из даже коллективизированного (то есть уже встроенного в систему государственной эксплуатации) сельского хозяйства, не задумываясь о нижних пределах себестоимости и качестве социального обустройства такой рабочей силы:

«Те, кто утверждают, что коллективизация поглощает всю рабочую силу в сельском хозяйстве, выдвигают по существу лимит для развития промышленности в недостатке рабочей силы, ибо коллективизация СССР к концу пятилетки в основном должна быть закончена, и если пока индустрия может черпать рабочую силу из индивидуального хозяйства, то в ближайший период этот источник будет исчерпан. На самом же деле коллективизация не ставит предела развитию индустрии, а наоборот, благодаря росту производительности труда в сельском хозяйстве, открывает широкие источники снабжения индустрии рабочей силой (…) благодаря быстрому беспрерывному росту промышленности спрос на рабочую силу будет поглощать целиком освобождающуюся в сельском хозяйстве рабочую силу… Особенности социалистического хозяйства определяют возможность планового перемещения рабочей силы из сельского хозяйства в индустрию. Уже в настоящем году сделаны попытки регулировать отход из деревни и снабжение промышленности сезонной деревенской рабочей силой. С развитием сплошной коллективизации и перестройкой мелкого индивидуального хозяйства в крупное социалистическое хозяйство будут созданы условия для перераспределения рабочей силы, перемещения её в город в строго плановом порядке»[476].

Политическая история советской доктрины «первоначального социалистического накопления», то есть накопления, построенного на столь же принудительном ограблении крестьянского большинства, как это было исторически описано Марксом на опыте капиталистической Англии, таким образом, нисколько не выпадала из консенсуса советской экономической мысли, искавшей ресурсов для изолированной (суверенной) индустриализации. Только соображения политического маневрирования и социальной демагогии заставляли правящих большевиков перед большими аудиториями отрицать это предсказанное в теории практическое возвращение к «военному коммунизму» с его принудительным и экономически произвольным изъятием прибавочного и даже необходимого продукта из крестьянской экономики. На деле все были едины в убеждении: иного источника для внутреннего финансирования индустриализации в продиктованные военной опасностью сроки не существует. Главным разработчиком доктрины этого «социалистического накопления» стал, как было сказано, один из самых влиятельных — по смертельной для него иронии судьбы — сторонников Троцкого, председатель Финансового комитета ЦК РКП (б) и СНК РСФСР Е. А. Преображенский. Троцкому была догматически чужда эта доктрина и всё, что стояло за ней, а именно — изолированное, протекционистское существование СССР в эпоху глобальной конкуренции таких же изолированных и протекционистских великих держав. Но политический союз Троцкого и Преображенского заставлял их быть вместе во внутриполитической борьбе и вместе идти к гибели. Политически отрицая только имя его доктрины, именно её на деле взяла на вооружение и реализовала Советская власть во главе со Сталиным. Советский критик Преображенского, проводя аналогию между его учением и сочинением О. Шпенглера «Деньги и машина» (русский перевод: Пг., 1922)[477], сделал весьма точное наблюдение: говоря о социализме и индустриализации, в аграрной сфере Преображенский игнорирует такую необходимую цель как «крупное машинное земледелие». Отметив, что Преображенский «механически» копирует «закон первоначального социалистического накопления» с «закона первоначального капиталистического накопления» — Вайнштейн сомневается в правильности этого, ибо даже согласный здесь с Преображенским Шпенглер говорит: крестьянскому «производящему хозяйству противополагается другое — хозяйство присваивающее, которое пользуется первым (производящим) как объектом, заставляет питать его, делает его своим данником или грабит его»[478]. То есть, говоря коротко, Преображенский полностью сосредоточен на краткосрочной (и, видимо, финальной) экспроприации прибавочного продукта крестьянства, а не на создании устойчивого механизма выкачивания капитала. И тут стоит оценить: не было ли единственным отличием между формальной доктриной Преображенского и фактической практикой Сталина желание последнего создать постоянно действующий механизм прямой эксплуатации в сельском хозяйстве[479].

Социалист-революционер, известный аграрник и борец против Советской власти С. С. Маслов (1887–1965), в эмиграции (и до появления «Краткого курса», но лексически близко к его тексту) подводя итоги сталинской коллективизации, обращал внимание именно на это сталинское желание выстроить механизм непрерывного выкачивания ресурсов, вообще характерного для сталинской системы труда. По оценке С. С. Маслова, экономический смысл ограбления крестьянства через колхозы состоял в том, чтобы обеспечить «долгое, регулярное и легкое отчуждение для задач власти продуктов сельского хозяйства в натуре»: «Власть считала необходимой быструю индустриализацию России, чтобы строить свой „социализм“, крепить своё правящее положение и быть обороноспособной при неизбежном, по её оценке, вооружённом нападении на „социалистическое государство“ капиталистических держав. Нужные для промышленного развития займы отсутствовали. По обычному каналу займов власть их получить не могла — внешний мир не давал, внутри разорённой страны их совсем не было». Маслов констатировал прямую связь и сходство в развитии сталинских концлагерей и колхозов: «колхозная система в целом, наряду с земледелием, производит также все работы, которые выполняются заключёнными в лагерях, и колхозники по нарядам своих правлений также принудительно отправляются в качестве рабочей силы в разнообразные советские предприятия, но заработок от принудительных работ на стороне колхознику поступает полностью, а заключённому в лагере — не полностью». Колхозы — основной продукт коллективизации,