Рабы Парижа - Эмиль Габорио

Титулованный крестьянин не понял тонкого намека, но получил огромное удовольствие от того, что Диана назвала его маркизом.

До сих пор никто, кроме Домана, не называл его так.

— Не будем больше говорить об этих пустяках — продолжала она. — Только никому не рассказывайте, как мы с вами познакомились. Это очень важно. Иначе мама больше никогда не выпустит меня из замка. А я помогаю бедным — вот и сейчас несу лекарство одному больному — и всем им будет без меня очень плохо.

Девушка остановилась и протянула Норберту руку:

— Вы обещаете?…

— Что? — спросил юноша, беря ее руку в свою.

Он понял лишь одно: Диана сейчас уйдет и он может ее больше не увидеть.

— … Что никто никогда не узнает о нашей сегодняшней встрече.

— Да, раз вы так хотите.

— Благодарю вас, господин маркиз.

Диана крепко пожала юноше руку и ушла в сторону замка Совенбург.

У поворота тропинки она оглянулась.

Норберт стоял на том же месте и в той же позе.

Девушка, скрывшись в лесу, сразу же перестала хромать и сообщила обступившим ее деревьям:

— Герцогиней де Шандос буду я!

… Норберт вернулся в замок с пустыми руками.

Граф де Пимандур жил с дочерью Мари в нескольких лье от зубчатых стен Шандоса.

Он был, по местным понятиям, очень богат.

Ходили упорные слухи, что свои пять миллионов он награбил на большой дороге.

На самом же деле он был виноват только в том, что по рождению не был дворянином и звали его попросту Палузат. Он разбогател на торговле шерстью и жил счастливо до тех пор, пока его не начало снедать честолюбие. Солидный, всеми уважаемый коммерсант вдруг купил где-то за границей графский титул, построил замок, увешал его поддельными доспехами и стал изображать из себя родовитого дворянина.

Над ним столько смеялись, что он, наконец, не выдержал и перебрался из родного городка Ортези в Пуату.

Он думал, что здешнее дворянство меньше заражено предрассудками. Не тут-то было! Обедали у него все, но никто не приглашал его в гости.

От постоянных унижений месье Палузат совсем пал духом. Но тут, как гром среди ясного неба, последовало приглашение к обеду от герцога. Господин де Пимандур готов был плясать от своей виллы до самого замка Шандос: он знал, что теперь вся знать в округе будет наперебой зазывать его к себе.

Он прибыл без опоздания и с трепетом вошел в парадные покои, остававшиеся заколоченными со дня смерти несчастной герцогини. Хозяин провел гостя через бесконечную анфиладу отсыревших комнат с панелями из темного дуба, увешанными почерневшим оружием и фамильными портретами, в длинную и узкую столовую с массивными буфетами, похожую на богато украшенный склеп.

Там их и нашел вернувшийся с охоты Норберт. Он увидел рядом с отцом толстенького усатого человека с большой лысиной. Человек был одет по последней моде и пыжился из всех сил, но любой аристократ за версту узнал бы в нем плебея.

Герцог взял сына за руку и подвел к неприятному господину.

— Граф, это мой сын, маркиз де Шандос.

Человечек быстро поклонился и представился:

— Граф де Пимандур, господин маркиз.

Норберт ответил на поклон, но ничего не сказал. Он терялся в догадках.

Почему отец вдруг решил пригласить гостя, да еще этого выскочку Пимандура? Что побудило герцога открыть парадные комнаты? И, наконец, почему отец так торжественно представил его гостю, впервые назвав маркизом?

На все эти вопросы ответа не было, и сердце юноши сжалось от недобрых предчувствий.

Раздался удар колокола. Почти в тот же миг вошел переодетый лакеем конюх и неловко подал горячий суп.

Герцог пригласил графа к столу. Норберт тоже сел и стал наблюдать.

Де Пимандур непомерно много ел, хриплым голосом рассказывал пошлые анекдоты, в которых не было ничего остроумного, и громко хохотал.

До сих пор подобных господ не пускали в Шандосе и на порог.

К немалому удивлению Норберта, отец слушал пустую болтовню гостя со снисходительной улыбкой.

После обеда герцог пешком проводил де Пимандура до самой границы своих владений.

Норберт не верил своим глазам!

Он шел за ними и слышал их разговор, но, как с ним это часто бывало, ничего не понимал.

— Ну, так и быть — миллион, — говорил граф.

— Мало, — отвечал герцог.

— Да ведь наличными!

— Полтора!

— Вы меня просто грабите, ваша светлость…

Юноша погрузился в воспоминания, заново переживая каждую минуту своего лесного приключения. Кажется, девушка сказала, что ходит по той тропинке ежедневно… Старики остановились и стали прощаться.

— Не торгуйтесь. Я не изменю своего решения, — сказал де Шандос.

— Но это же невозможно!

— Даже на таких условиях вы выиграете больше, чем я.

— Пожалуй, я еще подумаю…

— Время пока терпит. Но не забывайте, что на вас свет клином не сошелся.

— Мы с вами отлично понимаем друг друга, ваша светлость. Думаю, что мы договоримся.

— Прощайте, граф. Мое почтение мадемуазель де Пимандур.

Граф поклонился и сел в карету, которая все это время ехала следом за собеседниками.

Как только он отъехал подальше, герцог отвел душу, осыпав дорогого гостя отборной бранью.

— Вот она, новая аристократия! А ведь этот еще из лучших, — сказал он, несколько поостыв. — Выглядит, как последний лакей, но честен и трудолюбив. Через сто лет внуки таких, как он, получив хорошее воспитание, вытеснят наших внуков, Норберт, если мы не помешаем этому. Но род де Шандосов выстоит! Дочь этого графчика принесет нам наших внуков и миллионы, которые они будут тратить!

Юноша не слушал отца. Он думал о Диане.

Норберт проснулся чуть свет и сразу же побежал в лес. на заветное место.

Дианы там не было.

Он сел на траву и стал ждать.

Юноша чувствовал, что должен поделиться с ней тысячами важных мыслей и искал слова, которые могли бы все это выразить.

Это было бы слишком смело для второй встречи с девушкой.

Надо сказать то же самое, но как-то иначе…

К вечеру он сочинил целую речь.

Диана так и не появилась.

Если бы насчастный молодой человек знал, что она, как истинная кокетка, просто решила его помучить! Стоя на высокой сторожевой башне замка Совенбург, девушка видела Норберта на лесной поляне и внимательно следила по его жестам, как он постепенно приходил во все более глубокое отчаяние. К концу дня она была вполне удовлетворена результатами наблюдений и решила, что завтра пойдет на свидание.

… Когда Диана на следующий день вышла из лесу на поляну, юноша уже давно был там. Увидев девушку, он вскочил с травы и бросился к ней навстречу.

Под страстным взглядом Норберта она мило покраснела.

— Мадемуазель, как вы тогда дошли до Совенбурга?

— Благодарю вас, хорошо, — величественно произнесла Диана.

— Я не знал, как вы себя чувствуете и страдал всю ночь, но не мог пойти и спросить о вашем здоровье, потому что вы приказали мне молчать о случившемся!

— И правильно сделали.

— А вчера я целый день провел здесь. Надеялся, что вы придете…

Юноша умолк, испугавшись своей смелости. Какое ей дело до его страданий? Она, может быть, даже обидится за то, что он рассказал об этом…

— Вчера я не смогла прийти. Меня задержала мама, — милостиво ответила девушка.

Голова Норберта горела. Он дошел до такой степени возбуждения, что уже не понимал, где он находится и что делает. Реальным был только упоительный туман, мягкими волнами обволакивающий сознание.

Нельзя сказать, чтобы и Диана слегка не увлеклась им. Норберт был так хорош!

… После свидания юноша не шел, а летел на крыльях счастья. Будущее казалось беспредельным и безоблачным. Он верил, что само Провидение будет оберегать его и Диану, раз оно устроило их знакомство таким чудесным образом.

За столом он был так весел, что герцог не мог не догадаться о причине столь бурной радости.

— Держу пари, сын мой, что сегодня охота была удачной.

— Вы не ошиблись! — ответил юноша, удивляясь собственной смелости.

Слава Богу, отец не потребовал его добычу! Норберт понял, что Провидение преподало ему урок. С этого дня он стал покупать куропаток и зайцев у знакомого бевронского охотника.

… На другой день он прождал Диану не больше получаса, когда Бруно начал нетерпеливо повизгивать, услышав ее легкие шаги.

Норберт был потрясен, увидев, насколько девушка бледна и сумрачна.

— Что с вами?

— Я боюсь.

— Чего?

— Своих похождений. Они слишком опасны для честной девушки.

— Опасны? Чем?

— Нас может кто-нибудь увидеть. Пойдут разговоры… Обо мне могут плохо подумать. И, кроме того, я боюсь… вас.