Рабы Парижа - Эмиль Габорио

Возвращаясь домой, он всегда останавливался на опушке и грозил кулаком в сторону замка де Шандоса. бормоча при этом себе под нос:

— Ничего, старый черт, погоди! Дай только повидаться с твоим дикарем! Уж я тебе тогда!…

На этом месте адвокат умолкал. То. что должно было бы следовать за этими словами, нельзя было произносить вслух даже наедине с самим собой.

Адвокат умел ждать. Рано или поздно он встретит Норберта в лесу или, еще лучше, тот сам придет за советом.

И молодой маркиз пришел.

Он вышел из замка с ружьем и собакой, словно на охоту. Войдя же в лес, свернул на тропу, истоптанную сапогами адвоката, и вскоре очутился перед дверью врага своего отца.

Доман видел его в окно и успел приготовиться. Встреча была им давно уже обдумана. Осталось надеть маску и выйти на сцену

Норберт робко постучал.

— Что вам угодно, господин маркиз? — бесстрастным деловым тоном осведомился адвокат, открывая дверь.

Юноша опешил.

Идя сюда, он представлял себе этот разговор как продолжение предыдущего, в той же атмосфере гостеприимства и откровенности. Хозяин же с порога окатил его холодным душем официальности.

Норберт так смутился, что хотел тут же уйти.

Но в тот же миг адвокат, угадав его намерение, тем же тоном добавил:

— Я к вашим услугам, господин маркиз.

И юноше пришлось заговорить.

— Мне необходимо с вами посоветоваться, месье Доман. Я еще слишком неопытен и нуждаюсь в помощи.

— Прошу вас пожаловать в мой кабинет. Все, что только в моих силах, я готов сделать для вас, господин маркиз.

Тот, кто один раз перешагнул границу благоразумия, уже не может остановиться и идет все дальше и дальше по пути, ведущему в пропасть. Норберт вошел.

— После нашей встречи я все время думал о том, что услышал от вас, — сказал он.

Старый мошенник изобразил на лице величайшее изумление:

— О, ваша светлость, неужели вы до сих пор помните весь тот вздор, который мы с вами наговорили под действием вина? Стоит ли об этом вспоминать?

— Что?!

— Мало ли что можно наболтать за бутылкой. Не придавайте значения словам, господин маркиз: от слова до дела — огромное расстояние.

Норберт побледнел, ударил прикладом об пол и закричал:

— Да вы что, смеялись надо мной, когда предлагали всякие способы моего освобождения?

Казалось, еще мгновение — и он ударит адвоката.

Собака зарычала.

— Или вы приняли меня за младенца, который рад послушать пустые разговоры?

— Ваша светлость…

— Если вы действительно надо мной подшутили, то вы за это поплатитесь! — кричал Норберт, надвигаясь на адвоката.

— Боже мой! — вдруг завопил Доман, молитвенно поднимая взор и протягивая руки к небу, которое изображал собой заплеванный потолок. — Как вы могли обо мне так подумать? Разве можно подозревать меня в такой низости? Вы же видите, господин маркиз, с каким уважением я всегда отношусь к вам!

— Тогда объясните, как мне вас понимать!

— Видите ли, ваша светлость, я должен признать, что в какой-то мере вы угадали. Поэтому вы вправе сердиться на меня…

— А!

— … и я прошу у вас за это прощения. Но главная причина не в этом.

— А в чем же?

— Я поразмыслил и одумался.

— Тогда другое дело. Признайтесь, что вы просто струсили!

— Господин маркиз, я человек маленький. Если я начну помогать вам против герцога де Шандоса, то наживу себе страшного врага. Ему ничего не стоит раздавить меня одним пальцем. Ведь я не обладаю ни знатностью, ни миллионами, как ваш отец…

— И что же вам грозит?

— Герцог может, например, обратиться к королевскому прокурору. После этого ко мне приедут незваные гости из полиции и пригласят отдохнуть несколько лет в их пансионе, да так убедительно, что мне трудно будет им отказать.

Норберт ничего не понял.

— А при чем тут полиция? — наивно спросил он.

— То, чего вы от меня хотите, предусмотрено законом, статья триста пятьдесят четвертая. Стоит только герцогу захотеть — и я надолго окажусь в тюрьме.

— А откуда отец узнает, что я обратился к вам?

Доман промолчал, многозначительно поглядывая на юношу.

Норберт топнул ногой и закричал:

— Как отец узнает, что я обратился к вам? Я вас спрашиваю!

Собака громко залаяла.

— Вот так и узнает, — спокойно ответил адвокат. — Вы сами кричите об этом на весь Беврон.

— Простите меня, месье Доман, — Норберт перешел почти на шепот. — Но все же объясните, в чем дело.

— Как бы вам это помягче сказать, господин маркиз… Я опасаюсь вашей несамостоятельности.

— О чем это вы?

— Разумеется, каждый сын должен бояться своих родителей. Но мне иногда кажется, что у вас сыновняя почтительность развита чрезмерно.

— Вы только что говорили, что не считаете меня младенцем! Неужели же я такой простак, что пойду к отцу каяться?

— Нет. Этого я не боюсь. Но если у него возникнут подозрения, герцог устроит вам допрос. И тогда…

— Что тогда?

— Вы же сами мне признавались, что не можете ничего скрыть от отца, когда он смотрит вам прямо в глаза.

Теперь Норберт понял. Ему стало стыдно, что его — и не без основания — не считают мужчиной.

— Послушайте, Доман, — сказал он. — Пусть я дикарь, но я не доносчик. Если я даю слово сохранить тайну, то ее у меня не вырвут и под пытками. Не забывайте, что во мне тоже течет кровь де Шандосов!

— Ну, если вы даете мне слово…

— Даю вам честное слово дворянина, что ни одна душа в мире не узнает о вашей помощи мне!

Адвокат сразу же отбросил всякую официальность.

— Надеюсь, вы не подумали при виде моих колебаний, что я хочу обмануть вас? Бог свидетель, что с моей стороны это — простая осторожность.

— Что мне делать? — спросил Норберт.

— Никто не даст вам лучшего совета, чем я, ваша светлость. Я хорошо разбираюсь в законах. Вот оно, мое Евангелие!

Адвокат торжественно взял со стола толстую книгу.

— Здесь мы можем узнать, что говорит закон по любому вопросу.

— У меня только один вопрос: с чего начать?

— Увы, господин маркиз! Полагаю, что ни с чего.

— Вы опять издеваетесь надо мной?

— Ни в коей мере, ваша светлость. Просто я считаю, что выгоднее всего — дождаться вашего совершеннолетия.

Норберт подпрыгнул в кресле.

— Я уже говорил, что не могу ждать! Иначе я не сидел бы сейчас в вашем кабинете, — резко сказал он.

— Но так действительно будет лучше для нас. Что вам стоит подождать? Ведь осталось недолго…

Громовой удар кулаком по столу заставил Домана умолкнуть. Юноша вскочил:

— Если это — все, что вы можете мне посоветовать, то я напрасно потратил время, — бешено прокричал он и кинулся к двери.

Собака, рыча на адвоката, побежала за хозяином.

Доман был доволен: все шло как по маслу.

— Ваша светлость, можно поискать и другие возможности.

— Ищите, да поскорее! — буркнул Норберт, обернувшись.

— Есть разные способы, но все они гораздо опаснее того, что я предлагал.

— Я дал вам слово. Чего вы хотите еще?

— Господин маркиз, я подчиняюсь вашей воле. Но прошу вас не забывать, что это вы заставили меня продолжать дальше.

— Не забуду, — презрительно сказал юноша. Ну и жалкий же трус этот Доман!

— Тогда извольте присесть.

Норберт вернулся в кресло.

— Ну?

— Вы можете в замке Шандос оставаться почтительным сыном, а на стороне завести свой отдельный дом. И быть там независимым.

— Где же я возьму деньги на эту независимость?

— Деньги мы найдем. А вы представьте, как это будет здорово: отец думает, что вы на охоте, а вы — в собственном доме, в кругу веселых товарищей, одетый по последней моде. Не тратьте молодость напрасно, она и так коротка!

Норберт задумался.

При всей ненависти к отцу молодому человеку не хотелось его обманывать. Но как иначе получить те развлечения, которые по праву принадлежат юности?

Наконец, он решился.

— Да, все это хорошо. Но где же взять деньги? Отец не даст.

— Вас ожидает несметное богатство, господин маркиз. Неужели нет друга, который одолжил бы денег до получения вами наследства?

— Вот мой единственный друг, — ответил Норберт, указывая на Бруно.

Друг завилял хвостом и лизнул ему руку.

— Но у Бруно денег не больше, чем у меня… Так что, месье Доман, перестаньте меня уговаривать. Есть только один способ освободиться: застрелиться из отцовского ружья…

И тут адвокат принял величественную позу, которую заранее отрепетировал, и высокопарно произнес:

— Будь что будет! Я боюсь герцога, но не могу видеть ваших страданий! Так и быть, я готов рискнуть!

— Вы дадите мне деньги, месье Доман?

— К несчастью, я и сам едва свожу концы с концами, ваша светлость, — сменив напыщенный тон на смиренный, продолжал старый мошенник. — Но несколько крестьян дают мне свои излишки, чтобы я пускал их в оборот, Эти деньги можно у них одолжить за хорошие проценты.