(Не) Желанная герцогиня - Настя Любимка

должен сам. Без чьей-либо помощи. Зверя ли, человека… Потому я и сказал, что это страшная участь. Когда такой артефакт надевают на шею человека, он чаще всего мучительно умирает от голода. Его вышвыривают за ворота городов. Работу ему никто не дает, помощь даже объедками — табу. Про одежду и прочее вообще молчу. Нельзя.

— Почему тогда для человека с даром метаморфизма эта участь еще страшнее?

— Потому что если он может превращаться в зверя, то в момент надевания артефакта станет им. Сможет себя прокормить, вот только…

— Что?

— Крайний срок у такого артефакта — ход. За ход осужденный должен умереть, и если этого не происходит, то артефакт начинает влиять на сознание, полностью вытесняя разум и заставляя принимать наименее приспособленную к выживанию форму. Мало того, он заставляет совершать нелогичные и чаще всего опасные для жизни поступки.

— Такие, как купание вороны в озере?

— Вороны?

— Днем мы спасли тонущую ворону — я еще не успела рассказать. Она присосалась к моей силе, но я смогла оборвать нить так, как Вы учили. Поэтому на мне это практически никак не отразилось. Даже царапины от когтей и рана от клюва затянулись — их как не бывало.

— Вы восхищаете меня! — вдруг заявил учитель. — Не было практики, только размытая теория — а у Вас все получилось!

— Вы отличный учитель, — улыбнулась я. — Смогли доходчиво объяснить. Это Ваша заслуга. Так вот: я заметила на шее вороны какой-то предмет, поэтому предполагаю, что ворона и этот волк — одно и то же существо.

— Не исключено. Постойте… Вы помогли осужденному, и у Вас никаких повреждений?! Ваша светлость, я обязан Вас осмотреть!

— Тише, не волнуйтесь. Смотрите.

Я протянула руку, позволяя мужчине вторгнуться в мое пространство своей магией. Пусть уверится, что я в порядке, а то перепугался, бедный… Но такая забота и искреннее переживание были приятны.

Спустя пять минут напряженного молчания и ворожбы лекаря его сухая ладонь оторвалась от моего запястья.

— Не понимаю… Вмешательство в работу радрака — это однозначное получение проклятья, Ваша светлость. Но Ваша аура чиста, никаких колебаний или последствий.

— Может, дело в том, что я спасала ворону, а не осужденного? Я же не знала о наличии такого артефакта и спектре его действия.

— Я бы согласился с этим, если бы история не знала подобных случаев, когда помощь оказывалась несведущим человеком. Увы, артефакт все равно действовал в полную силу. Очень странно.

— А может, дело в моем даре? — предположила я. — Все же дар жизни дает однозначные преимущества в вопросе выживания…

— Вероятно, да, дело именно в этом. Вам очень повезло, Ваша светлость.

— Выходит, что волка нам кормить нельзя, и он тоже об этом знает?

— Я не уверен, насколько его сознание сейчас отличается от звериного. Учитывая, что ворона все же купалась в озере, с большой вероятностью человека уже не осталось. Мне жаль это говорить, но Вы продлили его агонию. Дали сил принять более крупную форму. Но итог не изменится. И да, кормить его нельзя.

— Но он не уходит… — я покосилась на волка, который подобрался поближе и лег, не отрывая при этом взгляда от нашей парочки.

— Ваша светлость, я понимаю, что Вам, как матери, присущи сопереживание, жалость и доброта, но Вы ничем не можете ему помочь. Только навредите себе. Если не обращать на него внимания, волк уйдет. Напасть он действительно не может.

— За что одаренных могут так наказать? — тихо спросила учителя.

Мужчина вздохнул, снова отпил из кружки и произнес:

— Мне придется немного углубиться в историю.

— Я не против, — улыбнулась, — Его светлость еще должен спать, временем располагаю.

— Много веков назад одаренные не были чем-то необычным. В каждой второй семье рождались одаренные. Росли, учились, приносили пользу семье, государству…

— Но не все?

— Конечно, нет, даже сейчас есть те, кто в первую очередь думает только о себе и своем благополучии. Мошенников и в наше время хватает. Однако когда во главе королевства стоит такой король, как Рохан из рода Амбралия, на мирное сосуществование надеяться вовсе не приходится. Он обладал тройным даром и был уверен в том, что если истребить как можно больше одаренных, то их дар разделится между оставшимися одаренными с активным даром.

— Допустим, логичная теория. Правда, я бы не рискнула подобное проверять на практике.

— Логичная, — кивнул Тирхан, — но в этой цепочке Рохан упустил самое важное звено: тех, кто эту магию даровал. Священную Пару…

— Иными словами, дар вернулся к изначальному носителю, но когда Рохан это понял, было поздно?

— Его политика была ужасна, Ваша светлость, а деяния привели к Великой Войне, какой наш мир никогда не видывал, итогом которой стало массовое истребление не только одаренных, но и тех, в ком не было даже латентного дара. Пустых определили как рабов, Ваша светлость.

— Пустых?

— Да, так в старину называли людей, не обладающих ни латентным, ни активным даром. Рохан собрал вокруг себя единомышленников, таких же одаренных и могущественных. Он завоевал полмира, прежде чем его смогли остановить. А скольких он уничтожил… — учитель махнул рукой и уставился на огонь. — Это огромная утрата и боль нашего мира, леди Анастейзи.

Я промолчала, задавив на корню все воспоминания о Великой Отечественной Войне моей Родины и последствиях, к которым та война привела.

— Вы еще молоды, Вам сложно понять, какие чудовищные последствия принесло правление Рохана…

— Почему же, я прекрасно понимаю, что породила собой та война: нищету, вырождение населения, утрату своих корней. Полагаю, многие выжившие дети и подростки впоследствии никогда так и не узнали, от кого же ведут свой род.

Я тоже так и не смогла выяснить, кем была женщина, давшая мне жизнь. Это всегда было моей мечтой, которая так и не стала явью.

— Расшатавшиеся устои, возвращение к более примитивному социальному строю, а значит, грабеж, насилие, очередной виток вырождения. Все пришлось начинать сначала. А если учесть, что магии стало мало — заново выстраивать структуру труда и приспосабливаться к новой реальности.

— Вы абсолютно правы, — мужчина повернулся ко мне и вгляделся в мое лицо. — И это удивительно, ведь Вы так молоды. Мои сыновья до сих пор не понимают, что случилось и почему нынешнее положение дел — это однозначно ухудшение жизни.

— Иными словами, — я подбирала подходящий термин, не уверенная в том, что учителю знакомы «прогресс и регресс», — откат к истокам оказался слишком большим, и сейчас уровень жизни, несмотря на относительную безопасность и прошедшие века, все еще хуже, чем был до войны?

— Значительно! — взволнованно заявил Тирхан. — Утрачены многие знания. С уходом одаренных стало невозможным