Высокое погружение - Марина Даркевич

кстати. Вы в курсе, что моего подзащитного, исходя из сути вероятного обвинения, необходимо поместить в одиночную камеру? Полковник Вахрушев обещал, что лично проконтролирует этот момент.

– В курсе, – процедил сквозь зубы Телегин.

Действие одиннадцатое

В кабинете главного режиссёра беседа тоже затянулась надолго.

– Не могла себе даже представить такого сюрприза, – произнесла Севостьянова. – У меня просто шок.

– Догадываюсь, – быстро посмотрел на неё Дедов. – Это настоящий удар по репутации театра, что нашего молодого актёра обвиняют в попытке убийства. Да ещё девушки.

– Я в это не верю, – произнесла Светлана.

– Я тоже, – сказала женщина, представляющаяся главным режиссёром.

– Естественно, я того же мнения, – заявил Москвин, четвёртый из присутствовавших в кабинете. Других работников театра на встречу не пригласили – было решено ограничить круг только теми, кто так или иначе оказался вовлечён в судьбу Зульфии и Дениса, хотя бы и косвенно, как Дедов.

Элегантная высокая шатенка имела все основания для того, чтобы объявить себя руководителем театра. Из присутствующих в курсе дела находился только Москвин. Что касается Прониной, она пока не могла ничего ни подтвердить, ни опровергнуть. Был ещё один человек – тот самый, который косвенно оказался виноватым в этой ситуации, он сейчас должен был находиться в коттедже. К театру прямого отношения не имеющий, зато имел таковое к главному режиссёру.

Игорь Фалеев был типичным представителем богемы: некоторое время трудился дизайнером одежды, будучи также художником по костюмам на киностудии имени Горького. Оказавшись с каким-то поручением в Нижнеманске (Игорь отчасти в шутку, отчасти всерьёз говорил, что его сослали в ссылку), начал активно сотрудничать с местными театрами – благо опыт и художественный вкус имел вполне соответствующие. Скоро он стал близким другом Евгения Атаманова, весьма близким при этом, может быть, во всех отношениях. Сам же Евгений, который имел ранее несколько длительных или же скоротечных связей с женщинами (включая и Севостьянову), наконец прекратил перебирать их. Некоторое время обоих мужчин частенько видели вместе, что послужило пищей для понятных сплетен и скользких публикаций как в местной жёлтой прессе, так и в столичной. Дело кончилось тем, что Фалеев неожиданно исчез из города, так и не оставив после себя убедительной информации о том, правда ли он был любовником главрежа Атаманова, или же то всё досужие и гадкие сплетни. Через пару недель Нижнеманск покинул и Евгений Эдуардович. Поскольку он был человеком значительно более известным и популярным в городе, нежели его приятель-дизайнер, информация о вылете главрежа в Тель-Авив быстро стала достоянием прессы. Но кого нынче удивишь вояжем в Израиль? Выездные визы уже пару лет как упразднили за ненадобностью, да их и до отмены давно стали шлёпать в паспорта всем желающим без всякого согласования с некогда могущественным и зловещим ОВИРом, быстро превратившимся в обычную чиновную структуру, что-то вроде министерства торговли. Газета «The Балалайка» написала, что Атаманов и Фалеев за рубежом оказались в одном и том же месте – а именно в клинике «Эхилов». Здесь, в числе прочего, сообщал корреспондент, производят операции по смене пола, а также подготавливают обоснования для подобного вмешательства. Актёры театра, как и другие читатели газеты, ознакомились с этой информацией, но решили, что это либо утка, либо, если правда, то переделке подвергнется московский дизайнер.

Поэтому Дедов и Севостьянова, узнав, что теперь ими будет руководить не Евгений Атаманов, а Евгения Атаманова, испытали довольно большой спектр эмоций – от недоумения до… А впрочем, кто знает точно?

Но что касается Светланы, то она как раз отнеслась к удивительной перемене достаточно спокойно и без внутреннего сопротивления. Ну и ладно, будет теперь у них Евгения Эдуардовна. Чем плохо? Её больше интересовало, останется ли в театре всё по-прежнему, поскольку руководство Атаманова-мужчины её вполне устраивало.

Впрочем, нет. Сейчас она сильнее всего переживала о том, что же будет с её любимым мальчиком… Её любимой девочкой, которой ну просто никак нельзя находиться в тюрьме среди ужасных уголовников и не менее ужасных ментов, так похожих на её бывшего…

Дедов то и дело потирал ладонью лицо, после того как в очередной раз бросал взгляд на обновлённую руководительницу. Вот он точно то ли не мог поверить своим глазам, то ли отказывался принимать новый облик главного режиссёра. Впрочем, Константин хорошо знал, в каких ситуациях надо высказывать своё мнение, а в каких имеет смысл помалкивать. Поэтому он ограничивался либо нейтральными репликами, либо выкладывал отдельные мысли по поводу конкретных событий. Либо как мог оправдывался, потому что получил холодный, но основательный разнос за проведение генеральной репетиции в день ответственного спектакля. Севостьянова слушала знакомые реплики, произнесённые знакомым тоном, но совершенно иным голосом и порой ловила себя на том, что у неё раздваивается восприятие. Будто бы вместо одного главного режиссёра теперь за столом сидят сразу два: один – прежний, строгий и знающий театр как свои пять пальцев Евгений Эдуардович, и второй (точнее, вторая) – незнакомая элегантная женщина, каким-то образом тоже прекрасно понимающая творческий сценический процесс.

Разговор коснулся лежащих в больнице Прониной и Глущенко. Если вторая через день-два должна была выписаться, то по части первой пока точной информации не имелось. Москвин напомнил, что Мария обещала сразу же ставить его в известность, лишь только что-то изменится в состоянии Людмилы Ивановны, но нынешним вечером, по всей видимости, статус-кво сохранился. Затем дело дошло и до Дениса, попавшего в странную и чертовски неприятную историю.

– Конечно, я подозреваю, что скрыть от коллег и от общественности тот факт, что наш актёр попал под арест, невозможно, – говорила Атаманова. – Завтра либо Лев Лихтенштейн на канале НМТ покажет, либо в «Балалайке» напечатают новость… Вернее, даже не новость, а радостные вопли о том, что артист застрелил девушку.

– Ой, ну сейчас за это можно и в суд подать, – пробормотала Севостьянова.

– Можно и в суд. Только ведь люди запомнят не опровержение и не оправдательный приговор, которые у нас в стране всё ещё большая редкость, а горячую и хорошо поджаренную информацию… Это я к тому, что ни комментировать, ни вообще что-либо рассказывать о Тилляеве мы не должны. Света, Константин… Завтра первым делом донесите моё пожелание до всего коллектива, включая осветителей. Именно это, а не весть о том, что ваш главный режиссёр теперь «она». Вы понимаете, что у нас основное – театр и его репутация, его имидж, а потом уже всё остальное… По мне ещё пройдутся, вот увидите. Притом все – от «Балалайки» до «Благовеста», каждый со своей колокольни, конечно… Владислав Семёнович, когда должен позвонить Левитан?

– Думаю,