Сгоревшая жизнь - Юлия Александровна Лавряшина

Надеюсь, он не расслышал.

* * *

У сидевшего напротив подозреваемого было такое же открытое лицо, как и у Яны, его невесты. Раньше Никита Ивашин был убежден, что в чертах преступников, особенно убийц, нетрудно разглядеть отпечаток злобы, коррозией разъевшей душу. Нечто острое, хищное должно быть в таких лицах… И глаза! У них ведь должен быть пустой, холодный взгляд, выдающий человека без сердца.

Но уже первое дело, которое они раскрыли с Логовым, заставило этот стереотип рассыпаться, подобно башне из песка. Мало ли, что ты ее возводил столько лет! Теперь перед ним сидел круглолицый Константин Кобылянский, и тоже ничего пугающего в нем не было. Даже фамилия и то забавная. Дурацкая какая-то! Яна взяла бы ее во время регистрации? Любила ли она его так же, как он – чтобы пойти на чудовищное убийство? И не одно…

«Да ведь она бросилась спасать его! – вспомнил Ивашин. – На глазах у следователя… Не испугалась, что ее притянут за соучастие. Лишь бы его уберечь от ареста».

Никита вздохнул: а потом узнала, что ее Костя убил Таню… Какие мысли одолевали Яну, когда она сидела на крыльце своего дома? Никита едва сдержался, чтобы не поежиться: страшно представить… Не ушла ведь… Смотрела, как ее жениха в наручниках сажают в машину. Что она чувствовала в те минуты? Способна ли глубокая любовь так стремительно переродиться в жгучую ненависть?

Сейчас Кобылянский был без наручников и выглядел скорее булочником, по ошибке схваченным во время уличных беспорядков, а никак не серийным убийцей. Поднимая растерянный взгляд на Логова, он часто моргал, и в его карих глазах возникала детская мольба: «Отпустите меня, я больше не буду!» Как мог такой человек снять скальп с пожилой женщины?!

Но его отпечаток уже совпал с оставленным на перстне, который убийца пытался снять с трупа Шалимовой. А слова признания капали с дрожащих губ, и бесстрастный диктофон фиксировал каждое:

– Восьмого сентября я подкараулил Кузьмичеву, когда она утром шла на работу. Я следил за ней… Точно знал, когда она приезжает. Было еще темно, она шла по тропинке через сад.

Шмыгнув, Константин поднял глаза на Логова и доверительно произнес:

– Почему-то люди боятся ходить в темных местах только вечером… Вы не замечали? Утром им кажется, что с ними ничего не может случиться.

– Дальше, – сухо оборвал его Артур.

Обычно он был разговорчивее даже с подозреваемыми. Никита объяснил себе: преступник уже начал давать признательные показания, теперь нет необходимости его раскручивать. А симпатии к нему Логов точно не испытывает, какой смысл притворяться?

– Я схватил ее сзади за горло и сразу сжал так сильно… Она даже пикнуть не успела. Но я сказал ей в самое ухо: «Это тебе за Дашу Ковальчук». И она вся прямо забилась у меня в руках… Вспомнила. – Кобылянский улыбнулся. – Я специально назвал Дарью Алексеевну Дашей, чтобы эта гадина…

– Кузьмичева.

– Да. Чтобы Кузьмичева поняла, о ком речь. А то по имени-отчеству она и не сообразила бы, да? Я это продумал.

– На вас были перчатки?

– Ну конечно! Я не собирался выдавать себя.

– Вы перетащили тело в подвал. Он был не заперт? Или вы взломали замок?

Кобылянский покачал головой:

– Ни то и ни другое. Я стащил у охранника связку ключей. А он решил, что посеял их где-то, просто сделал дубликат. Я открыл подвал ключом и занес ее туда…

Ничем не выдав своего отношения к тому, о чем рассказывал подозреваемый, Артур спросил:

– Для чего вы сняли скальп?

– Ну как? – удивился Костя. – Я думал, вы догадались…

– Психологическое давление на Шалимову? Вы надеялись, что она увидит скальп на рее из больничного окна?

Круглое лицо порозовело от удовольствия:

– Я точно знал, что в этом месте его будет видно из окна сестринской! Я же работал в этой больнице электриком.

– Когда? – Этого Логов не знал.

– В том году уволился. У меня с тех пор дома мешок из-под муки валялся – повар мне в него как-то макарон насыпал, жрать было нечего. Выручил. Я этот мешок решил использовать, чтоб вы в больнице искали мстителя…

– Мстителя. – Логов зло хмыкнул. – Получается, вы готовили это убийство несколько лет?

Чуть закатив глаза, Кобылянский подсчитал:

– Года четыре. Почему-то раньше мне не пришло в голову… А потом вдруг осенило! Знаете, идеи всегда прихо…

– Дальше.

– Ну вы же все поняли про фонарь и камеру на детской площадке, да? Я ее прикрыл, когда лампу менял, никто и внимания не обратил. Вот пацанов я никак не мог предусмотреть. Я надеялся, скальп подольше провисит. Но эти чертовы подростки…

– Дальше.

– А потом вы появились…

Чуть навалившись на стол, Артур с интересом прищурился:

– Вы следили за местом преступления? Откуда?

– Квартиру снял на три дня. С запасом на всякий случай. У меня бинокль есть, еще батин, он с ним на охоту ходил. Его там и подстрелили… случайно. Возможно.

– Когда? – быстро спросил Артур.

– Года четыре назад.

– В то же время, когда вы начали продумывать это дело… Вы застрелили отца?

Он испуганно завертел головой:

– Нет! Это правда не я!

– Верю, – спокойно отозвался Логов. – Но на вас, видимо, его смерть сильно подействовала…

Неожиданно Костя всхлипнул:

– Он таким классным был. Почему он должен был умереть? Рано же! А всякие твари живут… Не заслужили ведь, а живут. Мамка у меня сильно пьющая… А батя все равно ее не бросил. Как и Янин отец.

– Это тоже вас объединяло, – проговорил Артур. – Семейные трагедии… Понимаю. Значит, вы наблюдали за нами из окна съемной квартиры?

Кобылянский кивнул:

– Я за вами потом все время следил. И за вашей девочкой тоже. Той, беленькой… Когда она возле Тани начала крутиться, я понял, что пропал. Она разболтает вашей…

– Разве Таня знала о том, что вы совершили?

– Я думал… Мне казалось, что она догадалась… Она же не дура была, хоть и попала в психушку. Сама легла. Я ее отговаривал. И брякнул сдуру, что не стоит ей туда соваться. Нечего ей там делать! Скоро этой старой истории и без того конец. Не послушалась… Когда вы в больницу нагрянули с допросами, Таня точно догадалась, кто Кузьмичеву пришил.

Артур покачал головой:

– Она никому ничего не сказала…

– Пока. Но ваша девочка крутилась возле нее, все вынюхивала. Разговорила бы ее. У Тани сроду подружек не было, она растаяла бы, – упрямо повторил Костя.

– Охотничье ружье, из которого вы убили Татьяну Мамонову, отцовское?

Тот угрюмо кивнул.

– Где оно сейчас?

– Дома.

Даже Артур неподдельно удивился:

– Вы притащили домой орудие преступления?!