Гладиатрикс - Рассел Уитфилд

Еще он теперь знал, что миф о доверчивости спартанцев был столь же правдив, как и рассказы об их стойкости и воинской силе.

По возвращении в цирк Лисандра очень тщательно следила за выражением своего лица, не позволяя чувствам отражаться на нем. Внутри же она буквально рвалась на части, даже мышцы живота сводило судорогами. Девушка так до конца и не решила, что же ей делать, но не хотела обременять подопечных своими заботами. Это было бы недостойно. Ей отчаянно хотелось посоветоваться с Эйрианвен, но искать ее времени не было. Бальб велел спартанке сразу же идти в бани, чтобы приготовиться к посещению Фронтина, но она решила все-таки сперва заглянуть к своим эллинкам и поделиться с ними новостями… по крайней мере хорошими.

— Что случилось? — взволнованно спросила Фиба, как только Лисандра переступила порог.

— Да ничего скверного. — Девушка принудила себя улыбнуться. — Все хорошо, и даже очень, — продолжала она. — Меня, как лучшую среди вас, пригласили на торжественный ужин, который устраивает сегодня правитель Малой Азии. Похоже, Секст Юлий Фронтин стал моим почитателем, ну а ланиста, понятно, готов угождать каждой его прихоти.

Тут Фиба закатила глаза, лицо у нее стало кислое. Лисандра про себя приписала все это обыкновенной ревности. Знать бы коринфянке, чем в действительности мог кончиться этот ужин!

— Другие новости касаются уже всех нас, — продолжала она. — Бальб весьма впечатлен нашими выступлениями и по возвращении в школу прикажет содержать нас получше.

Женщины закивали и заулыбались.

— Нас переселят из общего барака в хорошие домики. Меня, разумеется, назначат старшей над вами.

— Неужели? — Фиба склонила голову к плечу.

— Да, — сказала Лисандра. — Я буду отвечать за наше совершенствование. В том, что касается воинских искусств и оружия, вам со мной не равняться. Я как-никак прошла неплохую школу.

— Да, — пробормотала Фиба. — Новости действительно добрые.

— Теперь мне пора. Когда вернусь, смогу порассказать вам немало занятного из жизни римского высшего общества…

Ни Фиба, ни остальные девушки не заметили иронии. Новостям они обрадовались куда меньше, чем ожидала Лисандра. Может, им было страшновато, воительницы сомневались, сумеют ли они соответствовать тому высокому примеру, который она собиралась им показать?

Это в самом деле будет непросто.

Но перво-наперво ей предстояло заплатить оговоренную цену…

XXIV

Когда они кончили с нею возиться, Лисандра едва узнала себя.

Небольшая армия девушек-рабынь, которым ее отдали на расправу, попросту стерла облик спартанки, сотворив вместо нее какую-то иную, незнакомую женщину. Ее лицо сперва выбелили мелом, после чего на щеках красной охрой нарисовали румянец. Той же охрой, только гуще замешанной, покрасили губы. Брови густо зачернили, а по векам прошлись раствором шафрана. Волосы зачесали наверх и уложили в прическу, по словам рабынь, соответствовавшую последней моде. Шаткое сооружение удерживала уйма шпилек, бесконечно раздражавших Лисандру. Ей приходилось все время бороться с позывом повыдергивать их из волос.

Ее облачили в длинный чисто-белый хитон в эллинском стиле, руки украсили браслетами весьма недешевого вида. Девушки ахали и охали, любуясь своей работой. Они поднесли ей зеркало из полированной бронзы, Лисандра глянула на себя и нашла, что выглядит глупо. Щеки спартанки полыхнули краской стыда, она вскочила… и едва не утратила равновесие. Ей показалось, что ее подвесили к потолку за волосы, намотанные на железную проволоку.

«Да что же это за наказание такое! — сердито подумала она. — И как только женщины соглашаются подвергаться подобным мучениям?»

— Я просто раскрашенная кукла! — пожаловалась она одной из девушек. — Может, мне стоило бы походить на себя саму, а не на какую-то размалеванную флейтистку!

Рабыня, к немалому раздражению Лисандры, лишь захихикала.

— Не глупи, — сказала она. — Ты стала прямо красавицей!

— Дурой я стала, вот кем. — Воительница заглянула в большие прозрачные глаза девушки и увидела в них одно лишь недоумение.

Она с возмущением мотнула головой, вдруг поняв, что все мысли этих рабынь были заняты прическами, румянами, белилами для лица… да еще сплетнями о том, кто с кем спит.

— Ладно, пошли, куриные твои мозги. Мне пора!

— Куриные мозги!.. — воскликнула девушка, и ее товарки отозвались смехом. — Какая ты смешная, Лисандра!

Спартанке до смерти захотелось придушить маленькую пустоголовую дрянь. Она во всех деталях представила себе, как это делает, и ей стало чуточку легче.

Рабыни проводили ее через охраняемые помещения под ареной. Естественно, появление спартанки в подобном обличье другие гладиатрикс встретили весьма обидными выкриками. Лисандра внутренне кипела, очень просто объясняя себе их поведение. Надо же было такому уважаемому бойцу, как она, появиться в столь дурацком наряде! Впору было немедленно умереть от смущения, но, конечно, этого не случилось.

Дальше все стало еще сложнее. У самого выхода девушка заметила Катуволька, сидевшего в обществе Сорины. Галл вскинул глаза, прищурился на нее в полутьме, но узнал не сразу. Лисандра понапрасну попыталась сделать вид, будто вообще его не заметила.

— Так-так, — протянул он, подходя. — И что это тут у нас?..

Сорина насмешливо улыбалась у него за плечом.

— Меня пригласили на пир к правителю, — сказала Лисандра.

Со времени того памятного разговора, когда галл сознался спартанке в своих чувствах и был ею отвергнут, он упрямо отказывался иметь с нею дело, ограничиваясь нехорошими взглядами и неразборчивым бормотанием на родном варварском наречии. Однако похоже было на то, что ее появление в этом глупом наряде давало повод для шуточек, пренебречь которым было бы просто грешно. Лисандра решила напасть первой, подпустить яду, целясь в его спутницу.

— Прокуратор пожелал провести время в обществе лучшей гладиатрикс этих игр.

Говоря так, она смотрела не на него, а на Сорину.

— На пир! — захохотал Катувольк, дыхание которого отдавало противным египетским пивом. — Ну, мы-то с тобой знаем, что происходит на этих цивилизованных пирах, правда, Сорина?

— Вот уж воистину, — скривила губы эта старуха. — Иди, развлекайся, шлюха накрашенная. Еще до конца ночи тебя пронзят столько раз, что твоя промежность будет зиять, словно врата Хель!

Лисандра отшатнулась, пораженная грубой прямотой, до которой амазонка позволила себе опуститься.

— Вот уж сомневаюсь, — с презрением проговорила она. — Я, в отличие от тебя, не раскидываю ноги перед всеми и каждым, кому это может понравиться.