Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский

монахиня присела невдалеке, а дальше, как рассказ дошёл до того места, когда Волков с маркграфиней, оруженосцами и последним из кавалеристов заперлись в башне, так и Мария вышла с кухни и стала за креслом господина, а после и другие слуги: сенные девки, и горничные, и скотник, и конюх были в столовой, и Волков никого не гнал, хотя от собравшихся людей стало в помещении душно. Но он, попивая уже согревшееся вино, рассказал историю до конца. До самого того места, как к замку подошёл отряд капитана Неймана. Когда он закончил, на улицы уже спускался вечер. Волков хотел спать, но оба сына его лезли к отцу обниматься, а среднего мать Амалия так вообще едва смогла от него оторвать, чтобы вести его мыться перед сном. Мальчишка цеплялся за отца и просил рассказать другие страшные и интересные истории. И не хотел уходить, пока Волков не пообещал ему рассказать что-нибудь при случае.

Вот так он и провёл один день после приезда, можно считать, что отдохнул от дороги.

***

И спал он в эту ночь отлично, но недолго, так как ещё за час до рассвета в спальню постучался Гюнтер и сообщил, что пора вставать, так как пришёл ротмистр Рудеман с людьми; также Гюнтер спросил, пора ли поднимать слуг готовить завтрак или завтракать господин собирается вчерашним холодным, и пора ли запрягать лошадей. А ещё слуга сказал, что принёс чистую одежду.

- Вы. что же, едете куда-то? – сонно вопрошала баронесса.

- Да, еду, – отвечал ей генерал, вставая с постели и зажигая свечу.

После он впустил Гюнтера, который принёс таз, в нём был кувшин с водою, а через локоть слуги висела чистая одежда господина.

- С солдатами? – не отстаёт от него супруга. В голосе жены слышится всё тот же бесконечный её упрёк в форме бабьего нытья.

- Я еду в Мален, это для охраны.

- Опять войну затеваете, - бубнит она, - всё не успокоитесь, всё воюете и воюете, всех вокруг войнами своими уже извели, и сами извелись, а всё никак не остановитесь.

Волков уже не может слышать её, он делает знак слуге и произносит:

- Забирай всё, пошли вниз.

- А хороший муж остался бы при жене, - баронесса уже окончательно проснулась, и в её голосе слышится раздражение, - остался бы при детях, а вы всё убегаете из дома. Словно дом для вас тюрьма.

Волков остановился в дверях, спрашивает устало:

- Сколько лет вы повторяете это? Не надоело вам? Может, довольно уже глупость эту говорить? – И, не ожидая от неё ответа, выходит.

- А вам уже довольно бегать от жены! – кричит она ему вслед, и барон слышит, как жена вскакивает с постели.

Он умывается, а Гюнтер готовит ему лечебное питьё, которое вчера вечером мальчишка-посыльный принёс от доктора Брандта. Тут несколько фляг и бутылочек.

- Ишь, сколько всего, - замечает генерал.

- Надобно употребить, раз доктор велел, - назидательно замечает Гюнтер, подавая ему первый стакан, - потом ещё капли желтушника размешаю после еды.

- Надобно, надобно, - соглашается Волков, беря стакан и выпивая настой шиповника. Он собирается лечиться как следует. Во-первых, генерал до сих пор помнил то ощущение, что испытал он в Цирльской долине, когда ему стало так душно, так сдавило грудь, что он не мог вздохнуть без темноты в глазах. И барон очень не хотел, чтобы этакое повторилось. А во-вторых, уж очень не хотел он умереть, не достроив замок для молодого графа, не вырастив его до той поры, пока он сам сможет за себя постоять. Посему, едва закончив с умыванием, генерал безропотно принимал от слуги стаканы с лечебными зельями, которые надобно принять до еды.

А тут и Мария уже встала, конюх уже выводил лошадей во двор, горничные несли на стол остатки вчерашних обедов и ужинов. В общем, как и положено всякому деревенскому дому, жилище барона оживало, хоть рассвет даже не начинал загораться. Вышла и ещё помятая со сна баронесса. Хоть и была она всё ещё не в духе, но к мужу стала проявлять внимание, руководила девками, что подавали ему на стол завтрак.

И ещё до рассвета Волков дом покинул, прихватив с собой одну ценную вещицу. Одну из двух, что у него были.

***

Фон Готту, как и обещал, дал отдых, Кляйбер же собирался снова в Швацц, поэтому за оруженосцев были ему два старых сержанта и Гюнтер. И слугу он допустил к себе в карету, а как сели, так и сказал ему:

- Ты помощника себе найди.

- Да, - согласился слуга. – Я и сам справлюсь, но лучше, чтобы был какой. Сколько предлагать жалования?

- Шесть талеров, - отвечал ему генерал.

- О, шесть талеров, – удивился Гюнтер.

И, понимая это его удивление, Волков и говорит ему:

- Ты отныне будешь получать двенадцать.

Это слуге понравилось. Он изумлённо взглянул на господина:

- Двенадцать?

- Да, - коротко ответил генерал. – Ты заслуживаешь этой платы. А помощника найди молодого, вида чтобы был благообразного и чтобы был неглуп, расторопен, пусть будет грамотен.

- За шесть талеров, думаю, желающих будет предостаточно, – он чуть подумал и добавил: – Спасибо вам за вашу доброту, господин.

Да, за доброту, да. Господа к расторопным и преданным слугам своим просто обязаны быть добры, особенно в неспокойные времена, когда враги тех господ не останавливаются ни перед чем и на всякое способны. И в эти времена господа обязаны быть добры, особенно к тем слугам, что смешивают господам разные капли перед завтраком.

***

Ехали они быстро, особенно ту часть утра, когда дорога была ещё не сильно забита телегами, идущими в Эшбахт и обратно; за то время успели пройти большую часть пути, и в Мален въехали, когда ещё не во всех храмах закончились утренние службы. Над городом ещё стоял колокольный звон. Утро, солнце уже поднялось, но жара ещё не настала. Колокольный звон, знакомый город, в котором у него есть друзья. Казалось бы, хорошо должно быть барону в Малене. Радоваться ему должен. Но… нет, нехорошо. Правильно жена говорила, ехал сюда, как на войну. Вот только не он её затевал. Не он, а родственнички его собственной, Богом данной жены. И ехал генерал сюда решать те же задачи, что решал он на всякой своей войне. Разведка, оборона, концентрация сил, ответ на удар. Всё как на войне, всё как на