Генри VII - Милла Коскинен

было выражено в Кроулендских хрониках: “Oh God! What assurance will our kings have, henceforth, that on the day of battle they will not be deprived of the presence of their subjects who, summoned by the dreaded command of the king, are well aware that, if the royal cause should happen to decline, as has often been known, they will lose life, goods and inheritance complete?”[104]

На самом же деле, катавасия с изменением даты не была нацелена даже на тех 28 человек, которые попали под удар — многие из них так и так уже были мертвы, а их семьям, если те оказывались в бедственном положении, Генри VII назначил финансовую поддержку. Даже Джону Глостерскому, сыну Ричарда III. Тут будет уместно напомнить, что и дворянская мелочь, надеясь на королей, не плошала и сама: соседи заключали взаимные договоры, клянясь не оставить семьи погибших и попавших под Акт об опале, не говоря о том, что большинство их были в каком-то родстве с теми, кто оказался на стороне победителя. Те, кто сообразил попросить о помиловании, были помилованы, хотя некоторые и не сразу, а многие — не полностью. Таким образом, можно достаточно уверенно заключить, что провозглашение первым днем правления день до победоносной битвы имело своей целью нечто другое, нежели причинение неприятностей мелким джентри (никто из северных магнатов в этот Акт не попал).

Разумеется, причиной этого странного выверта с датой было то самое право на престол. Во-первых и в-главных, впереди него были дети герцога Кларенса. Своими отменами предыдущих Актов об опале Генри VII сам показал, как легко было сделать то же самое и кому-то другому. Потомкам Кларенса, например. Во-вторых, впереди него были де ла Поли, дети сестры короля Ричарда. В-третьих, ему пришлось отменить “Titulus Regius” из-за перспектив женитьбы на Элизабет Йоркской, которой требовательно ждала изрядная часть его подданных, но это сделало законными наследниками престола и сыновей короля Эдварда, о судьбе которых он не имел никакого представления. Даже Жуан II Португальский имел, по линии Ланкастеров, больше прав на английский трон, чем Генри VII — через дочь Джона Гонта и Бланки Ланкастерской, Филиппу. А Жуан II Португальский был, между прочим, одним из самых влиятельных монархов своего времени.

То есть, проще говоря: если бы Ричард III юридически умер королем, Генри VII не знал бы ни одного спокойного дня, да и не смог бы ничего сказать о своем праве на корону по крови. И совсем другое дело — когда король Генри VII отвоевал «свое» королевство у узурпатора и «так называемого короля». Как показало время, эта довольно наглая фальсификация истории сработала ограниченно — Жуан Португальский не стал активно связываться с заморским кузеном, и ограничился формальным и вялым уведомлением о том, что и у него есть права на тот же трон и ту же корону. А вот свои, домашние претенденты ещё попортят ему крови. Но главного Генри VII добился — он выиграл время. А через десять лет провел через парламент билль, что “no man going to battle with the prince should be attainted”[105].

Был ещё один важный момент, почему Ричарду III нельзя было «позволить» юридически умереть королем, кроме вопроса о престолонаследии. История знает, что иных очень значительных личностей после битвы и ограбления тела «шакалами» узнавали с трудом. То есть, и герцог или король были уязвимы, как и прочие смертные. Более того, далеко в прошлом осталось представление о неприкосновенности королевской особы. Эпизоды были, как минимум, с Вильгельмом Руфусом и Ричардом I, когда их титул спас им жизнь при военном столкновении. Регицид[106] был преступлением, равным государственной измене. Но хоть они и остались, а прецедента никто не отменял. Это важно.

В случае с Ричардом III, была ещё одна тонкость. Как известно, королей хоронят по определенному канону. А на публику выкладывают тела погибших бунтовщиков, чтобы никто впоследствии не мог использовать громкое имя для дальнейших противоправительственных действий. Именно так закончил граф Уорвик. Генри VII было жизненно важно, чтобы в смерти Ричарда III ни у кого не возникло никаких сомнений. С другой стороны — существовал тот самый канон захоронения королей, помазанных на царство, после которого они уже не считались просто обычными людьми. Собственно, к моменту заседания парламента Генри VII уже знал, что то, как он обошелся с телом Ричарда, вызвало определенный негативный резонанс, и не только в Англии. Поэтому его решение объявить себя королем за день до битвы (и утвердить эту дату в парламенте!) было решением гениальным в своей простоте и наглости.

Виртуально воссозданная гробница Ричарда III, какой её построили по распоряжению Генри VII

И до Ричарда III были короли, захороненные без церемоний. Но это не считалось в обществе правильным, и сопровождалось обычно многочисленными мрачными пересудами и утверждениями о чудесах, происходящих на могиле невинно убиенных. Именно поэтому Генри V перезахоронил с почестями Ричарда II, а Ричард III — Генри VI. Наш герой пойдет тем же путем, перезахоронив Ричарда III в довольно импозантной и элегантной гробнице, когда уляжется пыль, и он почувствует себя на троне уверенно.

Король осторожничает

Очень кстати по времени подоспел сентябрьский номер “The Ricardian Bulletin”. В нём как раз рассматривается очень подробно роль и судьба епископа Стиллингтона (“Will the real bishop Stillington please stand up”, by Bryan Dunleavy). Ничего революционно нового о нем, да и написана вяло, но в ней упомянуто то, о чем я никогда даже не задумывалась — кто был автором хлесткого текста “Titulus Regius”? Оказывается, есть теория, что именно епископ Роберт Стиллингтон. Вот о нем, и ещё о некоторых особенностях марша Генри VII из Лестера в Лондон и пойдет речь дальше.

Отрывок из “Titulus Regius”

Личность этого епископа интересна по нескольким причинам. Во-первых, из-за странных кульбитов его карьеры при Эдварде IV, во-вторых, из-за его речи перед парламентом в 1483 году, из-за которой Ричард III был вынужден принять корону, и, наконец, из-за поспешности, с которой ещё некоронованный Генри VII отдал приказ об аресте епископа немедленно после битвы при Босуорте. Буквально 22 августа 1485 года. Вызывает также вопрос судьба захоронения епископа Стиллингтона, который выстроил для своего захоронения часовню в кафедрале Веллса (он был епископом Веллса и Бата). А именно, во времена короткого правления Эдварда VI, сына Генри VIII, захоронение епископа и сама часовня были разрушены до основания