Реквием для хора с оркестром - Антон Твердов

— Ладно! — вслух сказал Эдуард. — Разрешаю.

Отправив старушек Прокофьевн в разведку — во дворец правителя, Махно неожиданно расслабился, притаранил в общую залу для совещания и торжественных линеек две большие бутыли «бухла» и велел перенести стол. Сам сел в центре, по правую руку посадил Никиту, по левую — Барсю, а всех прочих членов ПОПУ — по их собственному желанию — за столом и вдоль стен, потому что стола, конечно, на всех не хватило.

— Да, — заговорил Махно, как только все присутствующие утолили первую жажду. — Военный переворот, который мы так долго готовили, уже не за горами. Он, можно сказать, на носу.

— А если точнее? — спросил с другого края стола Рододендрон.

— А если точнее — то завтра, — ответил батька. — У нас теперь есть все — все, что нужно, я имею в виду… Разведка, состоящая из невидимых старушек, самая лучшая в мире! Полуцутик, кстати, разработавший хитрый план, который я вам не скажу, потому что план секретный… И так далее… Завтра мы захватим власть, свергнем существующее несовершенное правительство… — Махно покосился на полуцутика Г-гы-ы и добавил: — …корнеплодов, которые поработили расу цутиков и полуцутиков, поставим к стенке… то есть сунем в Аннигилятор… Дадим всем полную волю, отменив проклятые идентификационные номера, и, возможно, сровняем с землей этот уродский Город. Ненавижу города… Да! Завтра пойдем по подземному ходу прямо во дворец. Помните, как мы его копали?

— Да чего там копать-то было? — заметил кто-то, кажется, тот же Рододендрон. — Там трубы проходили какие-то старинные. А мы только расчистили. На два часа работы — если б инструменты нормальные были. А так — несколько дней мудохались.

— Не какие-то трубы, — строго поправил Махно. — Это же единственная в Первом загробном система канализации! Давным-давно ее проложил один сантехник из Греции — Фаллопий. Тот самый, который на Земле изобрел унитаз. Причем первая греческая модель унитаза была совершеннее тех, которыми пользуются… пользовались… люди… ну, скажем, Никита пользовался.

— Чем это она отличалась? — без интереса спросил Никита. — Эта модель…

— Да, собственно, ничем особенным, — сказал Махно, — разве что только тем, что на рабочей поверхности унитаза находились датчики веса, подсоединенные к фонографическому устройству. Благодаря этой системе можно было определять вес собственных фекальных масс, что очень важно для тех, кто следит за своим здоровьем. Если, например, датчики фиксируют на рабочей поверхности от ста до трехсот граммов, из фонографа раздается — кушать подано. Это значит, все в порядке. А если больше пяти килограммов, тогда фонограф говорит «перебор». Это значит, надо обратить внимание на свой стол. То есть на свой стул… Да, великий сантехник был — Фаллопий. Изобретатель! И прокладывая эти трубы, он и не думал, что по ним потекут не каловые массы, а народные! Народные массы, которые свергнут правительство крови и ненависти. Да! Предлагаю нашей завтрашней операции присвоить кодовое название — «Фаллопиевы трубы». В честь великого изобретателя и его изобретения!

Нестор Иванович под одобрительные аплодисменты кивнул порядком отяжелевшей головой, выпил еще и проговорил, внезапно сменив тему:

— А в Узилище Ифритов меня хватали за ноги и за голову и бросали об кирпичный пол… Так выковываются народные вожди…

После этих слов он замолчал, полностью погрузившись в свои мысли, а начатый им самим сабантуй потек сам собой — полноводным руслом.

Никита выпил немного и отставил от себя стакан. Пить не хотелось. Вернее, можно было бы выпить, но — водку. Как на Земле. Но как на Земле вряд ли получится, потому что в теперешнем его состоянии одна капля спирта, попавшая внутрь, разъест мертвую плоть, пробуравив в теле Никиты еще одно дополнительное отверстие, помимо нескольких природных.

Недавний разговор с бабушками Степанидой Прокофьевной и просто-Прокофьевной разбередил уснувшую вроде внутри неподвижного сердца Никиты тоску. Анна, значит, жива и ничего с ней не случилось. Этот гунявец Гоша Северный так и не смог до нее добраться… Хорошо… Но она уехала в другой город и, конечно, не оставила никаких следов… Как ее найти, если что вдруг?..

«Ну да, — стукнуло у Никиты в голове. — Если будет это „вдруг“?»

Внезапно его толкнули в бок локтем — да так сильно, что Никита едва не брякнулся на пол.

— Братан! — заревела Юлия, задирая могучий локоть для второго дружеского толчка. — Дай я тебя обниму, братан!… Соловушка, не тушуйся — чисто по-братски!…

Глаза Юлии светились искренностью и пьяной любовью, но Никите, любившему, впрочем, простые застольные разговоры и объятия, на этот раз почему-то не захотелось соответствовать…

— Я сейчас… — пробормотал он, вылезая из-за стола.

— Бр-ра-тан! — летело ему вслед. — Ну, хочешь, мы втор-рого ребенка назовем в твою честь? Никитой назовем. Если девочка будет!…

Никита вышел из залы и направился темным безлюдным коридором к себе в комнату. По пути к нему привязалась здоровенная муха, летающая каким-то ковыляющим полетом, но удивительно настырно при этом жужжащая. Никита несколько раз безуспешно отмахнулся от ненормального насекомого, потом рассердился и, подловив, точным ударом сбил ее в грязь.

И пошел дальше.

Билл Контрр, в совершенстве постигший искусство маскировки и доведенный до крайней точки отчаяния, выбрался из густой синей грязи подземелья, содрал с себя заношенный до дыр маскировочный костюм мухи и горько разрыдался.

На завтра назначена операция по свержению власти, которую он, Билл Контрр, обязан защищать до последней капли крови! И ничего нельзя сделать! Невозможно не то что предотвратить операцию, но и даже предупредить о ней правителя! Все входы и выходы перекрыты, передатчик Билл не взял с собой, потому что в маскировочном костюме мухи не были предусмотрены карманы… Да и сам костюм уже заношен так, что того и гляди развалится на части. Что делать? Если Билла раскроют, его тотчас отдадут на съедение Барси, в чудовищной крепости зубов которой разведчик уже убедился.

Что делать?

Невероятным усилием воли Билл отогнал от себя мрачные мысли, вытер слезу и задумался, подперев щеку кулаком.

«Итак, — размышлял он, прибегнув к чисто американской логике восприятия действительности, — из данной ситуации есть только два выхода. Потому что сама ситуация имеет два наиболее возможных, хотя и противоположных друг другу пути. Первый — повстанцы проводят свою операцию и проваливаются. Их побеждают превосходящие по силам и подготовке правительственные войска ифритов, участников заговора вяжут и отправляют в Смирилище. И тут на сцене появляюсь я сам. С докладом, при прочтении которого становится ясно, кто именно изнутри разложил вредную для государства работу и своей диверсионной деятельностью подорвал боевой дух ПОПУ. Я! В этом случае медаль „За отвагу!“ и повышение в должности мне гарантированы. Ладно, рассмотрим второй вариант. Повстанцы побеждают. Тогда я показываю — им показываю, повстанцам — второй доклад, при прочтении которого становится ясно, как именно развивались мои революционные взгляды и как именно я пришел к выводу, что надо уйти с правительственной службы и работать на повстанцев, незримо оберегая их от нападок секретных агентов, рыщущих вокруг входов в подземелье…»

Обдумав все это, Билл Контрр повеселел.

— Не так все плохо, — вслух проговорил он, — если ты умный американский человек, ты выкрутишься из любой ситуации. А теперь надо просто подождать — в какую сторону подует ветер. И конечно, заблаговременно подготовить два доклада. Для правительства, если победят правительственные войска, и для повстанцев, если соответственно повстанцы сумеют захватить власть.

Тут в коридоре послышались шаги. Билл Контрр вскочил на ноги и судорожно принялся натягивать на себя маскировочный костюм мухи.

Заперев за собой дверь, Никита с усталым вздохом опустился на кровать и поджал под себя ноги.

«Погорячился я тогда с Анной, — думал он, — то есть не с Анной, а с этой, как ее… изотерической проекцией. Конечно, говорила она погано — так, как настоящая Анна никогда говорить бы не стала, но можно было просто приказать ей замолчать. И посидеть рядом. Она ведь точь-в-точь похожа на мою Анну. И запах такой же и… Можно было глаза закрыть и представить, что не было ничего. Не было предательства этого урода Гоши Северного, не было мрачно молчащего среди темной зелени джипа, не было удара астролябией по голове, не было Гмыря и Макамбы, не было ифритов и Смирилища, не было, наконец, полуцутика Г-гы-ы и батьки Махно с его идеей военного переворота…»

Никита надолго замолчал, закрыв глаза и не думая совершенно ни о чем. Потом вдруг выпрямился, спустил ноги с кровати и с потрясающей ясностью вдруг понял, что ему нужно сейчас сделать.