Штамм Закат - Чак Хоган

Нет, не Владыка. И даже не вампир. Это было видно по глазам мужчины. И по его движениям. Даже новообращенные вампиры передвигаются довольно странно — уже не совсем как люди. Скорее как крупные животные. Или же и вовсе как жуки.

Из-за «позаимствованного» Фетом микроавтобуса — того самого, по борту которого шла надпись: «УПРАВЛЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННЫХ РАБОТ МАНХЭТТЕНА», — выступили еще двое. Один был с ног до головы увешан серебряными украшениями. Низкорослый, коренастый и, видимо, очень сильный — от него просто разило мощью, — он рычал и щерился, как помоечный пес. Пес, извалявшийся в груде побрякушек. Второй был моложе. Он держал в руке длинный меч, и кончик этого меча целился точно в горло Фета.

Ну что же, значит, цену серебру они знали.

— Я человек, — сказал Фет. — Если вы, ребята, ищете чего пограбить, то у меня, кроме крысиного яда, ничего нет.

— Мы ищем старика, — раздался голос позади Фета. Василий повернулся так, чтобы держать в поле зрения всех пришельцев. Третьим был Гус. Воротник его рубашки был оторван, поэтому надпись, вытатуированная у него на ключицах, — SOY СОМО SOY — вполне читалась. В руке у Гуса был длинный серебряный нож.

Итак, три гангстера-мексиканца и старый отставной рестлер с ладонями как добрые толстые отбивные.

— Уже темнеет, ребята, — сказал Фет. — Шли бы вы отсюда.

— Чего-чего? — спросил Крим, тот, что с серебряными кастетами.

— Ломбардщик, — пояснил Гус Фету. — Где он?

Фет решил стоять на своем. Эти панки были навьючены убийственными орудиями, но Василий не знал их, а те, кого он не знал, ему не нравились.

— Не понимаю, о ком вы говорите.

Гус, разумеется, не повелся на эти слова.

— Ну что же, мать твою, тогда мы пооткрываем все комнаты, дверь за дверью.

— Валяйте, — сказал Фет. — Только сначала вам придется пройти сквозь меня. — Он сделал движение своим гвозде-забивным пистолетом. — Просто чтоб вы знали: вот эта малышка у меня в руке — очень неприятная штуковина. Гвоздь вонзается в кость. Просто-таки впивается в нее. Вампир или не вампир — не важно: кости каюк. Я еще успею услышать, чоло,[19] как ты будешь вопить, когда попытаешься выковырять пяток сантиметров серебра из своей, бля, глазницы.

— Василий, — предостерегающе произнес Сетракян, выходя из задней двери с тростью в руке.

Гус увидел старика, увидел его руки. Те самые руки с искореженными пальцами — в точности такие, какими он их и запомнил. Ломбардщик выглядел куда старее прежнего, даже стал меньше ростом. С того момента, как они встретились несколько недель назад, прошли годы. Гус выпрямился в полный рост — он вовсе не был уверен, что старик узнает его.

Сетракян оглядел Гуса с ног до головы.

— Сокамерник, — сказал он.

— Сокамерник? — переспросил Фет.

Сетракян протянул руку и фамильярно похлопал Гуса по плечу.

— Ты слушал. Ты понял. И ты выжил.

— А гуэво.[20] Я выжил. А вы… вы все-таки выбрались.

— Неожиданным образом фортуна повернулась ко мне лицом, — сказал Сетракян. Он посмотрел на спутников Гуса. — А что стало с твоим другом? Тем, который был болен. Ты сделал то, что должен был сделать?

Гус содрогнулся, вспомнив ту страшную ночь.

— Си.[21] Я сделал то, что должен был сделать. И я, бля, делаю это с тех самых пор.

Анхель полез одной рукой в рюкзак, висевший на его плече, и Фет сразу взял на изготовку свой гвоздезабивной пистолет.

— Ну ты, медведище, полегче, — сказал он.

Анхель вытащил серебряную шкатулочку, которую они извлекли из руин ломбарда. Гус подошел к старому рестле-ру, взял шкатулку, открыл ее, вытащил карточку, лежавшую внутри, и передал ломбардщику.

На карточке был написан адрес Фета.

Сетракян заметил, что шкатулка помята и закопчена, а один уголок даже оплавился под воздействием сильного жара.

— Они послали за вами целую команду. Применили дымовую завесу, чтобы можно было напасть днем. Когда мы прибыли туда, — Гус показал кивком на свою компанию, — они уже кишмя кишели в вашем магазине. Нам пришлось взорвать весь дом, чтобы выбраться оттуда, причем сохранив за кровью все же красный цвет.

Тень сожаления лишь мельком пробежала по лицу Сетракяна, но сразу исчезла.

— Итак, ты присоединился к битве.

— Кто? Я? — переспросил Гус, угрожающе взмахнув серебряным клинком. — Да я и есть битва. Все эти последние дни только и делаю, что гоняюсь за вампирами. Прикончил столько — сосчитать невозможно.

Сетракян более внимательно, уже с озабоченным видом, осмотрел оружие Гуса.

— Могу я спросить — где ты взял столь искусно сделанное вооружение?

— Из одного блядского источника, — сказал Гус. — Они пришли за мной, когда я был еще в наручниках и драпал от полиции. Прямо на улице меня и сняли.

Лицо Сетракяна потемнело.

— «Они» — это кто?

— Ну, они. Старые.

— Древние, — уточнил Сетракян.

— Боже святый, — прошептал Фет.

Сетракян жестом призвал Василия к спокойствию.

— Пожалуйста, — сказал он Гусу. — Объясни мне все с самого начала.

И Гус объяснил.

Он рассказал о предложении Древних, про то, что они удерживают его мать, и про то, как он завербовал «сапфиров» в Джерси-Сити, чтобы они поработали рядом с ним в качестве дневных охотников.

— Наемники… — произнес Сетракян. Гус счел это слово за комплимент.

— Мы драим наш большой пол их молочной кровью. Мы крепкий карательный отряд. Отличные убийцы вампиров.

Или, может, просто вампирские говнодавы — то есть давим всякое вампирское говно.

Анхель кивнул. Ему нравился этот парень.

— Эти самые Древние, — сказал Гус. — Они думают, что все это — согласованная акция против них. Нарушение их правил кормления, попытка подвергнуть их риску обнаружения… В общем, «Шок и трепет»{33}, я полагаю…

Фет подавил смешок.

— Ты полагаешь? Ты что, шутишь, нет? Вы, блядь, убийцы-недоучки, вообще понятия не имеете, что тут происходит. Вы даже, по сути, не знаете, на чьей вы стороне.

— Тише, тише, пожалуйста. — Одним движением руки Сетракян заставил Василия умолкнуть, после чего погрузился в размышления.

— Они знают, что ты пришел ко мне?

— Нет, — ответил Гус.

— Скоро узнают. И это им не понравится. — Гус заметно встревожился. Сетракян воздел обе руки, успокаивая его. — Не стоит волноваться. Все это действительно очень большая беда, просто ужасная ситуация для любого, у кого в жилах течет красная кровь. Я очень рад, что ты снова нашел меня.

Фет уже научился радоваться, когда глаза старика начинали блестеть, — это означало, что у профессора появилась очередная идея. Искорки в глазах Сетракяна позволяли Василию немного расслабиться.

— Думаю, есть кое-что такое, чем ты, вероятно, сможешь мне помочь.

Гус коротко взглянул на Фета, как бы говоря: «Ну что, съел?»

— Назовите, что нужно сделать, — сказал Гус Сетракяну. — Я вам многим обязан.

— Ты отведешь меня и моего друга к Древним.

Эф сидел один-одинешенек в комнате для опроса агентов, утвердив локти на исцарапанном столе. Сидел спокойно, без тени волнения, медленно и задумчиво потирая руки. В комнате витал застарелый запах кофе, хотя самого кофе здесь и близко не было. Лучи потолочной лампы косо падали на зеркало одностороннего видения, высвечивая одинокий отпечаток человеческой ладони — призрачный след недавнего допроса.

Странное ощущение, когда знаешь, что за тобой наблюдают, даже изучают тебя. Это влияет на все, что ты делаешь, на то, как ты себя ведешь, — вплоть до позы. Влияет на то, как ты облизываешь губы, на то, как ты смотришь — или не смотришь — на себя в зеркало, за которым таятся твои тюремщики. Если бы лабораторные крысы знали, что за их поведением следят самым внимательным образом, то все эти эксперименты с лабиринтом, в конце которого лежит кусочек сыра, приобрели бы дополнительное измерение.

Эф предвкушал вопросы фэбээровцев, возможно, даже в большей степени, чем они предвкушали его ответы. Он надеялся, что сами формулировки вопросов позволят ему ощутить, куда движется расследование, и, если это получится, он сможет выяснить, в какой степени органы правопорядка и сильные мира сего представляют себе размах нынешней вампирской инвазии.

Когда-то он прочитал, что, если подозреваемый засыпает в ожидании допроса, это служит важнейшим признаком его виновности. В качестве доводов приводилось что-то довольно смутное: мол, невозможность физического проявления тревоги изнуряющим образом действует на мозг виновного, к этому добавляется неосознанное желание спрятаться или бежать, — а то и другое вместе вызывает сонную реакцию.

Эф был крайне измотан, все тело болело, но сильнее всего он испытывал… облегчение. С ним, Эфраимом Гудуэде-ром, покончено. Он арестован. Взят под стражу федералами. Больше — никакой беготни, никакой борьбы. И уж во всяком случае Сетракяну и Фету от него было совсем мало пользы. Теперь, когда Зак и Нора благополучно покинули зону заражения и несутся в вагоне поезда на юг, в Гаррисберг, Эфраиму казалось, что лучше уж сидеть здесь, в ФБР, на штрафной скамье, нежели чем отсиживаться там, у Фета, на скамейке для запасных игроков.