Первородный сон - Владислав Селифанов

кожу. Ему пришлось напрячь слух, чтобы уловить её тихое дыхание и редкое сердцебиение. Руки и ноги Улианты безвольно раскинулись по циновке, как у брошенной раздосадованным ребёнком куклы.

Архонт сел на колени перед ней и коснулся пальцами сонной артерии в том месте, где теперь темнели следы от пчелиных укусов. Он закрыл глаза и склонил голову.

Лорд Хироюки слышал, что столкнувшись с бедой, нестареющие эльтасмирии впадают в траур, способный длиться столетиями. Возможно, это была одна из причин, почему их раса, бывшая когда-то величайшей в Биртронге, уступила влияние людским культурам. Меланхолия эльтасмириев имела достойное для каждого воина объяснение – слишком много они пережили, издревле ведя борьбу со зловещими проявлениями хтонической Тьмы. Но когда Вельсиолл поднялся на ноги, Хироюки не увидел в его глазах тоски. Он увидел в них сияние изначального света, что легко заставляет Тьму отступить. В полной мере он ощутил Силу и Значение имени архонта.

Вельсиолл Иден`Гвейон – Свет Надежды, озаривший Дом Весеннего Шторма во мраке Обновления Мира!

– Ныне я скажу не как посол Дома Весеннего Шторма, но как эльтасмирий, чья соплеменница лежит у моих ног и обречённо умирает. – Голос архонта не просто звучал, он проникал сквозь стены, разливаясь в пространстве и времени, заставляя витающие в замке Хикари древние потоки энергии течь с удвоенной силой.

– В смерти лорда Року есть тайны, которым нет объяснения в этом мире. Благородная Юми, кем бы она ни была, не та, за кого себя выдавала. Теперь, чтобы спасти Улианту, я сойду в колодец её сновидений и выясню первопричину всех бед вашего острова.

– Нет, – воскликнула испуганная Тингмэй, – вы собираетесь бросить вызов великим духам! На их территории! Хироюки, останови это!

– Остановить героя на пути к смерти?! – Громко ответил ей Хироюки, и Вельсиоллу показалось, что в его словах проскользнуло презрение к просьбе жены.– Наши дороги совпали, Вельсиолл. Я буду лично охранять твоё тело, пока ты будешь пребывать во сне!

Архонт подхватил тело Улианты и пошёл прочь из замка.

– Я иду к лесу, – произнёс он на ходу, – в джунглях по прибытии Улианту укусили пчёлы, и с того часа её сны стали опасны для окружающих.

– Не слишком ли ты возбуждён, эльтасмирий? Я вижу яркий свет в твоих глазах. Не так много существ способны заснуть, глядя на солнце. Тем более, в преддверии смерти, как бы достойна она ни была.

– Твои слова разумны, Хироюки. – Неожиданно спокойно ответил Вельсиолл, и волна эмоций, обрушившись на сияющий песок его глаз, схлынула обратно в океан эльтасмирийской мудрости.

Архонт молчал весь скорый путь до раскидистой акации, в тень которой он бережно уложил Улианту. Хироюки показалось, что ветви дерева потянулись навстречу, а трава мягко и призывно склонилась вокруг, но он силой воли отогнал любые мысли, потворствующие наступлению сна.

Лучший воин Рокушимы заступил на ночное дежурство.

Глава 27

Некоторое время глаза Улианты привыкали к прямым лучам закатного солнца. Пусть они и потеряли свою полуденную силу, но после сумрачной трапезной залы эльтасмирийке пришлось закрыться от них ладонью. Вокруг неё шумели ребячьи голоса, замкнутые в тесноте узкой улицы. Девушка убрала ладонь с лица, ожидая увидеть детей, но вместо них прямо перед ней оказалась женщина, сгорбившаяся под тяжестью массивной лейки. Улианта мгновенно узнала её. В детстве она казалась ей старой, но увидев её сейчас, стало ясно – в том, оставшемся в детстве городе-государстве Кхатаз, где Улианта провела ранние годы, этой женщине было едва за тридцать.

У Баожэй не было детей. Всю жизнь она прожила одна. Никто не видел её с мужчиной. Всю любовь, живущую в её сердце, она отдавала маленькому палисаднику рядом с собственной лавкой, доставшейся от родителей. Вот и сейчас Баожэй заботливо поливала тянущиеся по тонким натянутым верёвочкам побеги молодых огурцов. Улианта узнала и этот палисадник. Сама того не подозревая, через годы она обустроила точно такой же у себя дома, в Лондо Ллар, бессознательно скопировав его у одинокой женщины.

Девушка вспомнила, что произошло дальше, и её сердце заколотилось.

– А давайте срывать их и кидаться с крыш? – Услышала она рядом знакомый голос кхатазского мальчишки. Согласно старинной традиции настоящие имена детей скрывались до совершеннолетия, чтобы злые духи не могли навредить им. Этот парень, носивший короткое воинское прозвище – Самшит, старший сын уважаемого Поющего меча с детства знал своё предназначение и готовился к нему. Умение вести за собой людей, хоть им на троих и не исполнилось тридцати лет, было у него в крови.

– Она так любит свои растения. – Засомневался второй мальчишка.

Улианта едва вспомнила прозвище этого юного простолюдина – Камыш, но хорошо знала, что его отец зарабатывал на рис рыбацким промыслом, исчезая за горизонтом каждое утро, солнечное или дождливое. С младых ногтей он впитал уважение к труду и сейчас не желал нарушать господствующий в палисаднике порядок.

Самшит грозно поглядел на него из-под бровей, как учил его отец и рыбацкий сын отступил назад. Но сомнения в правильности поступка остались, и дети растерянно замерли. Из ступора их вывел звонкий мелодичный голос за спиной Улианты. Он развеивал любые сомнения и заставлял подчиняться лучше любого намека на принуждение.

– Она не такая, как остальные взрослые. Слишком высокомерная. Эти огурцы для неё важнее нашего внимания! Мы сорвём их все, как делали это с цветами. Помните, как она рыдала? Мы научим её смирению. Ты ведь с нами, Улианта?

Улианта обернулась и увидела Гортензию. Девочка родилась и выросла за прилавком ломбарда, а потому знала о людских слабостях и пороках больше иного мудреца.

Самшит, Камыш, Гортензия… Воин, крестьянин, торговец… Страшная догадка родилась в голове Улианты. Её воспоминания используются духами – тремя Бамбуковыми Цветками из пяти. Они выстраивают новую память, стирают личность, ослабляют её волю, заставляя вновь пережить самое болезненное событие детства. Её используют для какой то цели, ведомой лишь им. Улианте стало страшно.

– Нет! – Завопила она, но её голос был тихим, как предсмертная дрожь стрекозиных крыльев прохладной осенней ночью.

Вельсиолл проснулся от гадкого запаха разлагающегося мяса. Он открыл глаза и увидел, что вновь находится в трапезной зале замка Хикари. Перед ним стояло огромное блюдо с растёкшейся по нему тушей громового сома. Речной гигант превратился в гниющую тёмную слизь и, не видя его ранее, Вельсиолл не смог бы даже определить вида этой рыбины. Сквозь её рёбра проросли побеги мелиссы. Архонт вспомнил, что именно это растение подавляет действие дикой камелии и клонит в сон. Подозрения эльтасмирия в отношении Локтоиэль, возникшие