Солнце над Бабатагом - Александр Листовский

— На. Хвати одним духом.

— Что это, товарищ доктор? — спросил Пейпа.

— Спиртус вини ректификата.

Пейпа выпил, крякнул и закрутил головой.

— Ну как? — поинтересовался Кузьмич.

— Хорошо! Еще бы немного.

— Хватит. Ну ладно, езжай, — сказал лекпом, поглядев вслед ушедшему эскадрону.

— А вы, товарищ доктор?.

— Сумку соберу. Езжай, езжай, нечего тут.

Вскочив на лошадь, Пейпа пустился вскачь по дороге. Кузьмич прикрикнул на своего рыжего мерина, который беспокойно рвался вперед, и присел на траву у высокой стены камыша.

Он не видел, как сквозь раздвинутые тонкие стебли на него злобно смотрел бородатый человек в перехваченном патронной лентой алом чапане.

Пошарив в сумке, Кузьмич достал кусок засохшей лепешки, вновь налил мензурку и прицелился на нее.

— Ай-яй-яй! И как это вы без меня? — услышал он знакомый голос.

Лекпом поднял голову. Климов насмешливо смотрел на приятеля.

— Вы что, вернулись? — спросил Кузьмич.

— А как же! Товарища нет, а я поеду? Здесь ведь опасно, Федор Кузьмич. Слышали, в шестьдесят втором полку один боец тоже так вот отстал от своих, и с тех пор не видали его… А это что — профилактика ваша? — трубач кивнул на мензурку.

— Да, да.

— Я тоже сомневаюсь, как бы мне не заболеть.

— Ну, нате.

— А вы?

— Я и так обойдусь.

— Будьте здоровы, Федор Кузьмич. Хороший вы человек, — сказал Климов, улыбаясь в густые усы. Он взял мензурку вдруг задрожавшими пальцами и, прошептав что-то, опрокинул ее в рот.

Кузьмич сел в седло.

Друзья пришпорили лошадей и пустились догонять эскадрон.

Уже давно рассвело. Воздух накаливался. Становилось знойно и душно.

С дороги открывался широкий вид на пересеченную арыками долину с синевшими тут и там рощами тополей, темными пятнами кишлаков, зелеными полями люцерны и клевера и уже выгоревшей, пожелтевшей травой. Справа громоздились черные горы. Там, на огромной высоте, сиял в голубом небе снеговой пик возле перевала Газа. Слева раскинулась Сурханская долина, в глубине которой, едва видные в туманной дымке, тянулись отроги Бабатага.

Впереди, где, как казалось отсюда, долина замыкалась вставшей поперек длинной грядой желтых холмов, внезапно возник высокий столб пыли.

Ладыгин посмотрел в бинокль. Из округа Ак-Капчигай, куда держал путь эскадрон, рассыпаясь веером, скакали какие-то всадники. Были видны цветные халаты и сверкавшее в лучах солнца оружие. Впереди везли пестрый с конскими хвостами значок.

— Басмачи, — сказал Иван Ильич, опуская бинокль.

— Где? — спросил Седов.

— А вон, левее садов. Навстречу идут.

— Много?

— Человек двести… Постой, постой… Да они же на обоз напали?.. Слышишь?

Теперь уже и Седов слышал частые ружейные выстрелы.

Ладыгин крикнул команду и пустил во весь мах Тур-Айгыра. Эскадрон грохочущей лавой хлынул за ним. Густая пыль окутала всадников. Вихров услышал дикий визг басмачей. Он привстал на стременах. Басмачи придерживали лошадей и рывком через голову снимали винтовки.

— Товарищ командир, вас зовут! — крикнул Суржиков.

Ладыгин, крича что-то, показывал шашкой в сторону садов. Там, среди тонких стволов абрикосовых деревьев, мелькали всадники в красных чалмах. «Во фланг хотят ударить», — подумал Вихров. Он оглянулся, увидел юное, с разгоревшимися глазами лицо Кондратенко и, сделав ему знак, пустился в сторону садов. Чувствуя, как у Гудала напряглись мускулы, он пустил его во весь мах.

Позади что-то кричали. Вихров оглянулся. В двух шагах от него, держа у стремени широкий кавказский клинок, мчался Суржиков. В стороне пришпоривали лошадей Кондратенко и Парда. За ним высокой стеной вихрилась пыль.

Перескочив через широкий арык, Вихров очутился между дувалами, образовавшими здесь узкий проход. Как сквозь туманную дымку, он увидел бородатые злобные лица под красными чалмами. Навстречу ему, держа винтовку наперевес, скакал смуглый всадник. Вихров хотел рвануться вперед, но не мог, сжатый с боков лошадьми Кондратенко и Парды. Басмач прицелился. К нему подскакал сбоку Суржиков. Клинок, блеснув, упал на винтовку: грянул выстрел, пуля прозвенела где-то в стороне. Противники съехались вплотную. Жеребцы с визгом взвились на дыбы. В пыли замелькали руки, кривые шашки, потные лица с кричащими ртами, оскаленные конские морды.

Но вот пыль начала рассеиваться: только тогда Вихров заметил, что басмачей больше нет. Слышался все удаляющийся конский топот.

— Ух, уморился, — сказал Суржиков. Он вытер шашку и бросил ее в ножны. — А где же наши ребята? — спросил он, оглядываясь.

Вихров посмотрел по сторонам. Они были одни.

— Когда мы скакали сюда, я видел, кто-то вместе с лошадью свалился в канаву, — сказал Кондратенко. — Должно быть, взвод не смог перескочить через широкий арык. Помните, нам что-то кричали?

— Ну, наше счастье, что мы такую пылищу подняли. Они видно, думали, что весь эскадрон бросился на них, заметил Суржиков. — Ох и дали бы нам, если б знали, что нас всего четверо.

Парда молча слез с лошади, привязал ее и стал по-хозяйски сносить трофеи в общую кучу. Он собрал шесть винтовок, две берданки и несколько шашек.

— Товарищ командир, что это у вас? — тревожно спросил Суржиков, показывая на залитую кровью руку Вихрова.

— А, пустяки! — сказал Вихров. — Меня этот черный хотел по голове рубануть, а я шашкой закрылся. Так он меня по суставу зацепил. — Только теперь Вихров почувствовал сильную боль.

— Я перевяжу, — предложил Суржиков.

— А бинт есть?

— Найдется.

Суржиков слез с лошади, вынул из кармана индивидуальный пакет, вскрыл его и ловко перевязал руку Вихрова.

Разобрав трофеи, они поехали мимо садов. Над долиной вилась пыль. Там, видно было, группами и поодиночке скакали всадники на гнедых лошадях.

— Смотрите, — сказал Кондратенко. — Сачков наш едет, Парда, позови его.

Услышав резкий свист, Сачков оглянулся, повернул лошадь и направился к ним.

При виде его Вихров ужаснулся. Поперек смуглого лица взводного шли наискось две глубокие царапины.

Разорванная гимнастерка обнажала исцарапанную в кровь шею и грудь. Он был так грязен, словно кто-то нарочно окунул его в арык и вывалял в дорожной ныли.

— Что это с вами, товарищ Сачков? — спросил Вихров, с недоумением глядя на него.

— И сам не верю, товарищ командир, что жив остался, — ответил Сачков, покачав головой.

— А что случилось?

— Да чуть не утопили, товарищ командир. Как вы перемахнули арык, я со взводом взял вправо. А там еще шире, нашим лошадям не перескочить. Тогда мы, значица, пошли по-над арыком. Видим, первый взвод басмачей гонит, ну и мы тут подоспели. Да. Потом гляжу: здоровенный такой басмач, борода рыжая, в золоченом халате, соскочил с коня и во двор забежал. Ну, думаю, дело серьезное. Не иначе как курбаши. Я тоже слез с коня да за ним. Только вбегаю во двор, а он меня подмял под себя, и пошла у нас рукопашная. У него, значит, патроны расстреляны, так он задушить меня хотел. Видать, не получается. В арык тогда столкнул. Сам-то пудов на восемь весу, крепче меня. С головой затопил! Я уж пузыри начал пускать, да спасибо хозяину, хороший дехканин: кетменем его вдоль спины потянул, а то бы погибнуть мне. Ишь, здоровенный, руку прокусил, рыжий черт!

— Слушайте! Сигнал играют! — сказал Кондратенко.

Они поскакали к холмам, откуда доносились настойчивые звуки трубы.

По привычному для глаза Вихрова движению, по тому, как пулеметчики, пригнувшись, сноровисто занимали огневые позиции, а рядовые бойцы, на ходу снимая винтовки, разбегались в стороны, он понял, что эскадрон переходит к обороне. «Зачем это? Почему оборона?»— подумал он. Его недоумение рассеялось, как только Иван Ильич показал ему в направлении Бабатага. Оттуда в густой пыли быстро приближалась большая колонна конницы. Теперь уже простым глазом был виден скачущий всадник в синем чапане и белой чалме. Солнечные лучи вспыхивали яркими бликами на золотой сбруе его большой серой лошади. Всадник в синем чапане был Ибрагим-бек…

Лихарев со своим отрядом уже начал переправу через Сурхан, когда до его слуха донеслись далекие пулеметные очереди. Он прислушался: в долине шел бой. Зная Ладыгина как опытного храброго командира, Лихарев решил, что Иван Ильич встретился с крупной бандой басмачей, иначе он не перешел бы к обороне и не применил пулеметов.

Поговорив с Бочкаревым и высказав ему свое мнение, комбриг решил идти на выстрелы.

Отряд круто свернул на запад и двинулся рысью вдоль Сурханской долины…

Улугбек, хрипло дыша, бежал с веревкой на шее позади эскадрона. Конвоировали его два бойца: Литвиненко, молодой веселый малый, слывший во взводе затейником, и Меркулов, сверхсрочный командир отделения, донской казак лет тридцати. Оба они были очень недовольны тем обстоятельством, что им выпало конвоировать пленного и теперь не придется принять участия в схватке с басмачами.