Прорывные экономики. В поисках следующего экономического чуда - Ручир Шарма

Мое личное отношение к происходящему на Корейском полуострове резко изменилось после великого глобального бума 2003–2007 годов, когда создавалось полное впечатление, что корейское «чудо» пошло на спад. Как большинство азиатских наций, до этого момента Южная Корея росла и развивалась прежде всего за счет производства дешевых и относительно дешевых товаров, предназначавшихся для продажи в богатых странах, но эта стратегия, казалось, исчерпала себя. К 2003 году выпуск продукции данного типа составлял такую огромную долю экономики Южной Кореи, ее доля от мирового экспорта промышленных товаров была так велика, что было крайне трудно найти там хоть какое-то пространство для дальнейшего роста. Тем не менее на сегодняшний момент на обрабатывающую промышленность страны приходится 31 процент экономики, в то время как всего пять лет назад этот показатель составлял 26 процентов, что, несомненно, в очередной раз подтверждает непревзойденное мастерство Кореи в сфере промышленного производства. Кроме того, Корея сегодня уверенно выходит за рамки своих традиционно сильных отраслей – производство автомобилей и стали – и превращается в глобального игрока в принципиально новых направлениях, например: выпуск промышленного оборудования, робототехники и аккумуляторных батарей, аэрокосмическая промышленность, биотехнологии и материаловедение. Так что корейское «чудо», судя по всему, продолжается.

Правила экономического роста варьируются в зависимости от времени и страны. Например, раньше, если доля обрабатывающей промышленности в экономике страны достигала 25–30 процентов от ВВП, можно было ожидать, что в этой области достигнут естественный лимит и экономика, скорее всего, сместит свой фокус на сервисный сектор. Обычно данный сдвиг происходит на относительно ранней стадии игры под названием «экономическое развитие», при доходе на душу населения не выше 10 тысяч долларов. Так было в Соединенных Штатах, Японии и даже в Германии, обрабатывающая промышленность которой и сегодня остается мощным сектором экономики страны. Однако все это еще не значит, что закон переключения фокуса на сферу услуг работает во всех странах и во все времена, и Южная Корея, возможно, представляет собой исключение из данного правила, хотя и редкое.

Приехав в Южную Корею в 2007 году, я увидел нацию, которая не знала, как реагировать на знаки судьбы. Надо сказать, что на предыдущих этапах развития Сеул на удивление легко и с огромным мастерством договаривался с нацией обо всех важнейших изменениях: о переходе с легкой промышленности на тяжелую, с текстильной на сталелитейную и т. д. Начиная с Пак Чон Хи – генерала, захватившего власть в стране в результате переворота 1961 года и руководившего народом вплоть до своей насильственной смерти в 1979 году, – целый ряд автократических корейских президентов продемонстрировал бесспорную способность управлять административно-командной системой, создав, в частности, такие национальные промышленные гиганты, как Samsung и Hyundai. Южная Корея стала мировым лидером в сталелитейной промышленности, нефтехимии и судостроении.

К 1990-м годам следующий логичный шаг заключался в усилении и развитии внутреннего потребительского рынка и создании сильных сервисных отраслей: страхования, туризма и розничной торговли, – но Сеул будто вдруг лишился своего дара в деле развития. Государство научилось освобождать производителей для свободной конкуренции, но так и не смогло заставить себя не вмешиваться в дела сервисного сектора, в котором даже сегодня темпы роста продуктивности почти вдвое ниже, чем в производственном, прежде всего за счет назойливого регулирования и управления со стороны государства. Когда в конце 1990-х «корейская поп-музыка» стала настоящим азиатским хитом, Сеул, верный своим родительским инстинктам, умудрился создать специализированное государственное агентство для продвижения этого музыкального направления и управления им.

Однако, хотя правительство и видело необходимость потребительской революции, ее запуск был проведен неудачно. После азиатского финансового кризиса 1998 года Сеул попытался инициировать потребительский бум, поощряя распространение кредитных карт. Но вместо бума это привело к кризису задолженностей населения, ибо многие корейцы при первой же возможности исчерпывали кредит по всем своим карточкам. Растущий корейский средний класс изо всех сил старался продемонстрировать всем свое благосостояние, но его вековая обида на тех, чье богатство для него недостижимо, никуда не делась. В 2003 году именно благодаря усилиям этого класса президентом был избран Но Му Хён, пообещавший осуществить справедливое перераспределение богатства. В конечном итоге в попытке предотвратить спекуляции с недвижимостью этот лидер пошел на такие агрессивные меры, что Южная Корея стала одной из редких стран, полностью прозевавших глобальный бум цен на недвижимость. Это в числе прочего привело к тому, что корейцы решили, будто их дома слишком бедные, чтобы они могли позволить себе много тратить, что практически свело на нет усилия правительства по продвижению экономики потребления. При этом корейских производителей почти не ограничивали в том, где и как вести бизнес, и они, чтобы не нанимать местную рабочую силу, начали массово перемещать производство за рубеж. Корея занимает второе место по уровню зарплат в Азии, уступая только Японии, а по строгости законов об обеспечении занятости среди всех развитых стран мира уступает только Португалии. Отток крупных компаний с отечественного рынка привел к сильной безработице среди молодежи, что, в свою очередь, еще более негативно отразилось на настрое потребителей, и без того угнетенных большими долгами.

Внутренний рынок Южной Кореи остается малоподвижным и сегодня. Потребительский спрос практически не растет, а расходы физических лиц как доля от ВВП сократились с 75 процентов в 1970 году до 53 процентов в настоящее время, что почти на 20 пунктов ниже среднего показателя для стран с тем же уровнем дохода. Корейцы все еще выбираются из глубокой долговой ямы, в которую они угодили из-за маневра с кредитными картами. Задолженность населения составляет 146 процентов от общего объема экономики – один из самых высоких показателей в мире. В сущности, можно сказать, что южнокорейский потребитель в настоящее время страдает от «бумофобии», сильнейшего страха перед долгами, болезнью, характерной для стран, восстанавливающихся после цикла «спад-подъем».

Азиатская Германия

Несмотря на очевидные проблемы отечественного потребительского рынка и сервисной сферы, сегодня я вижу еще одну, совершенно другую сторону Южной Кореи. Считается, что если очевидно, что, казалось бы, абсолютно нетрадиционный подход отлично работает, в какой-то момент следует попытаться изменить традицию, а не подход. Но Южная Корея упорно продолжает пробиваться к процветанию в основном благодаря экспорту товаров обрабатывающей промышленности. Эта модель зависящего от экспорта роста зародилась в далекие 1960-е годы; в те времена ее было относительно просто воплотить в жизнь, поскольку на азиатском рынке существовало всего три крупных игрока: Япония, Тайвань и Южная Корея. Но чем больше игроков вступало в конкурентную борьбу – сначала Таиланд, Малайзия и Индонезия, чуть позже Китай и Индия, затем Вьетнам и Бангладеш, – тем труднее становилось добиться заметных результатов. Южной Корее удалось переиграть в этой игре всех, в том числе и своих главных соперников по наиболее престижным и прибыльным производственным нишам, Японию и Тайвань. В итоге она добилась роста ВВП более 4 процентов – весьма существенное достижение для такой богатой страны, как Южная Корея. Сегодня специалисты начинают говорить о Южной Корее как об «азиатской Германии», многие уже считают ее региональным «золотым стандартом» в области высокотехнологичного производства, хотя прежде этот титул принадлежал Японии.