На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

— Так к нам никто не приходил? Это ты, что ли, все это устроила? — делаю я ужасающий вывод, наблюдая, как мама разъяренно бросает в стену все попадающие под руку вещи.

— Я же всегда его слушала! Всегда делала, как он хочет! Почему он ушел? За что он так со мной? За что они меня все покидают? — её истошные вопросы летят, точно снаряды из пулемета, а треск и осколки разбивающихся вещей добавляют спецэффектов устроенной истерике, смотреть на которую дольше минуты я просто не выдерживаю.

— Всё! Прекрати, мам. Успокойся, пожалуйста, — перехватываю её кровоточащие руки, когда она порывается совершить ещё один бросок, и заставляю посмотреть на себя. — Успокойся, не плачь. Этот урод тебя не заслуживает, — стираю новые капли слез с её щек, глядя точно в глаза.

— Нет, нет, я не смогу без него. Не смогу, — горестно мотает головой.

— Сможешь. Конечно, сможешь. Все будет хорошо, слышишь? Ты со всем справишься. А точнее, мы со всем справимся. Я же с тобой, я помогу тебе. Все будет хорошо, мама, — теплым голосом заверяю я, но она все равно продолжает утопать в рыданиях, что поневоле переносят меня в самый страшный период моей жизни, когда умер папа. Тогда она тоже точно так же плакала и задыхалась от горя, и я никак не могла ей помочь. Но сейчас мне не семь, и я помогу со всем справиться. Обязательно помогу. Сделаю все ради этого.

Желая хоть немного перенять её боль, я притягиваю маму к себе, крепко обнимаю и, поглаживая по волосам, нашептываю утешительные слова, пока внутри меня будто происходит разлом на противоположные части: маленькая девочка начинает истошно плакать вместе с мамой, а взрослая — прямо-таки прыгать от счастья, о котором я даже не могла мечтать.

Филипп наконец свалил. Неужели?! Это какой-то розыгрыш или мой второй день рожденья? Он сам исчез из нашей жизни?! Если это в самом деле так, то остается лишь молить всевышние силы о том, чтобы он никогда не возвращался.

Ведь его уход — это не просто долгожданное избавление от источника всех финансовых проблем, но и главная надежда на то, что я смогу уговорить маму на лечение. И я по-настоящему верю, что у меня это получится. Без алкаша под боком, который только и делал, что наполнял ей бокалы и убеждал маму, что с ней всё в полном порядке, у меня есть все шансы спасти её. Без вечных долгов Филиппа я смогу позволить себе оплатить лечение в наркологической клинике и вернуть её к прежней жизни. Это всё может стать реальностью, мне всего-то нужно будет быть с ней рядом и уговорить её. Только и всего.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть он навсегда исчезнет из нашей жизни! Прошу, прошу, прошу, ни за что не возвращай эту мразь к нам обратно!» — подняв взгляд к потолку, раз за разом повторяю одно и то же пожелание, продолжая успокаивать маму в своих объятиях, на которые она впервые за долгие годы отвечает. Чувствуя крепкий обхват её рук на своем теле, я упиваюсь нашей редкой близостью настолько, что даже не могу определить, сколько времени проходит до момента, когда она наконец прекращает плакать и соглашается вместе со мной перебраться на диван, где совсем скоро засыпает, уместив голову на моих коленях.

— Я с тобой. Я помогу. Я вылечу тебя, — тихо обещаю я, трепетно поглаживая ее спутанные волосы, не в состоянии больше сдерживать лучезарной улыбки. Такой яркой, что могла бы осветить как минимум полмира. Такой восторженной, какая может быть только у ликующего ребенка. Такой широкой, будто все пережитые мной за последние несколько лет беды мгновенно стерлись из памяти. И такой нереальной, что она растворяется так же быстро, как появившийся джин из бутылки, когда среди кучи разбросанных вещей я совершенно случайно замечаю мигающий экран в точности такого же айфона, какой я вчера запульнула в машину шпиона.

— Какого черта? — произношу я это абсолютно беззвучно, или же мне так только кажется из-за оглушительного грохота сердечных ударов в ушах. Я аккуратно убираю голову мамы со своих ног и тихо добираюсь до места, где валяется смартфон, все еще надеясь, что он мне просто показался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но нет. Не показался.

Он здесь. Он, мать его, здесь, в моих руках, прямо перед глазами.

Мои мысли настолько сильно путает страх, что я даже не задаюсь вопросом, как вообще айфон мог оказаться в моем доме? Голова пуста, а все мышечные волокна сковывает тревога, когда я открываю и прочитываю сообщение, что было прислано еще с самого утра:

Unknown: Только в твоих руках, каким будет будущее твоей мамы — на улице без денег и с любимым мужем, который может вернуться уже сегодня к ней обратно, или же навсегда свободной от него и излеченной от всех психологический проблем и зависимостей. Выбирай правильно, Лина, если не хочешь сделать её жизнь еще хуже.

А теперь попытайтесь представить сцену, как высоченный небоскреб начинает рушиться, трещать, ломаться и проваливаться под землю, за считанные секунды превращаясь в бесформенную груду бетона.

Представили?

Так вот, минуту назад я стояла на крыше этого небоскреба с раскинутыми в стороны руками, наслаждаясь встречными потоками ветра и готовясь взлетать от небывалого счастья к облакам. А сейчас я где-то там, на дне, среди жалких развалин, придавленная плитами и задыхающаяся от цементной пыли.

Я вновь рухнула на головокружительной скорости наземь. И вновь из-за него.

Прислонившись спиной к стене, я сокрушенно сползаю по ней на пол. Тело обдает липкими волнами озноба, а в груди тяжелеет до боли, словно едкое облако смога засоряет легкие невидимым ядом. Но несмотря на это я не чувствую страха, не волнуюсь и нисколько не злюсь, а всего лишь усмехаюсь — нервно, горько, обреченно.

Кому я вообще молюсь? У кого прошу о чудесах и загадываю желания? Во что вообще верю и на что надеюсь?

В моей жизни нет бога, ангелов или других покровителей.

С недавних пор в ней есть только Адам.

Всегда он. Везде он. И ко всему в моей жизни причастен только он. Но в этот раз нужно отдать ему должное — он не промахнулся. Попал в самое яблочко, чтоб его.

Мне было наплевать на себя, на побитое лицо и смертельную усталость. Наплевать на то, что могу оказаться без дома и работы. Наплевать, что, вероятнее всего, потеряла единственную подругу и даже на то, что вынуждена вычеркнуть из жизни человека, которому принадлежит моя душа.

Со всем я могла бы справится. Со всем.

Но с этим…

Выбирай правильно, Лина, если не хочешь сделать ее жизнь еще хуже.

Жизнью и здоровьем мамы я не могу рисковать… Нет… Нет, черт побери! Даже если я сохраню квартиру и оплачу все долги с помощью сделки с Мэрроу, это не никак не поможет ей. Пока Филипп будет травить нас обеих своим присутствием, ничто не изменится. Шансов на её спасение не будет, особенно, если Адам и дальше продолжит всячески усложнять нам жизнь.

И теперь я понимаю, почему этот подонок был столь уверен в нашей сегодняшней встрече — он нашел моё слабое место, которое делает меня уязвимой, хрупкой, зависимой и, в конце концов, просто конченой дурой, которая мечтает спасти самого дорогого для себя человека уже почти тринадцать лет и жаждет этого настолько, что готова без раздумий заплатить за это не только своими фундаментальными принципами, но и жизнью, а точнее, душой, что, вероятнее всего, сгорит бесследно после нескольких месяцев воздействия «очарования».

Я даже не задаю себе контрольный вопрос: «А готова ли я на самом деле?». В нём отпадает всякая необходимость, когда я устало оглядываюсь по сторонам, повторно оценивая масштаб разгрома в квартире, в которой не было прожито ни одного счастливого дня, а затем поворачиваю голову к слегка подрагивающей во сне маме и чувствую, как годами невыплаканные слезы беспощадно встряхивают грудь, а цепь эмоций, затянувшись в петлю, прочно окольцовывает шею.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Да, я однозначно готова. Ради мамы я готова на все! Тут даже думать не о чем. Я не могу больше на это смотреть. Не могу больше позволять ей уничтожать себя. Ей нужна помощь, и уже очень давно, пусть она и сама этого не понимает. И я не могу допустить, чтобы Адам вернул Филиппа, который непременно и дальше продолжит толкать маму к обрыву, пользуясь её благоговейными чувствами к нему.