Воскрешение Лазаря - Владимир Шаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже не знаю, что его больше в них поразило: красота самого танца или что когда-нибудь люди будут беседовать, вытанцовывая буквы, слова и целые фразы. Теперь Коле пришло в голову, что если он обучит собственное войско хотя бы азам эвритмии, если оденет его в такие же длинные белые одеяния и на Ходынке перед юродивыми Феогноста оно начнет танцевать, пока малограмотный противник будет пытаться понять, что именно Колин отряд хочет сказать своими па, его легко разгромить наголову.
Но Надя давно в квартире не жила, и следы ее были потеряны. Не могло тут Коле помочь и антропософское общество; еще три года назад его члены были арестованы за антисоветскую агитацию и отправлены в лагеря. Кульбарсов не сомневался, что у Нади та же судьба, однако к Спирину обращаться не захотел и на ее поиски отправил Козленкова. Козленков был незаменим: что бы Коля без него делал, я, Анечка, признаться, представляю плохо. И здесь он проявил себя с лучшей стороны. Наденьку ему удалось разыскать меньше чем за неделю. Оказалось, что ей редкостно повезло. Из активных антропософок она уцелела чуть ли не единственная, более того - по-прежнему жила в Москве. Злые языки говорили, что это не просто удача, Наденька выкрутилась, дав нужные следствию показания на других членов общества. Но подобное говорили про многих, доказательств же у меня нет.
Была и вторая проблема: поначалу иметь дело с Козленковым она наотрез отказалась, однако он справился и с ее капризом - уже через три дня она сама приехала к Коле, правда, взвинченная и возмущенная. Впрочем, Колю Наденькины нервы волновали мало. Он объяснил, что ему от нее надо, и даже как будто намекнул, что задание очень важное, чуть ли не правительственное; соответствующей может быть и награда, если за оставшийся до поединка месяц она сумеет обучить его отряд эвритмии. Но и тут Наденька заартачилась; заявила Коле, что у антропософов танцуют лишь женщины, танец - язык женщин, его же отряд целиком состоит из мужчин, и чем она может ему быть полезна, непонятно. Ответ на это у Коли давно был готов. Он сказал Наденьке, что она ошибается: танец, балет - исконно мужское занятие. Достаточно посмотреть на кордебалет, чтобы понять: все родилось из военных парадов и лишь затем стараниями офицеров было перенесено на сцену.
Трудно сказать, убедили ли Наденьку Колины доводы или она посчитала, что деваться ей некуда, так или иначе репетиции начались и до самого поединка шли очень интенсивно, по многу часов в день. Правда, следует пояснить, Наденька сразу честно призналась, что как бы старательно они ни занимались, обучить его отряд всему, что она знает, за месяц невозможно; кроме того и она, Наденька, умеет танцевать лишь три четверти букв и, в частности, не представляет, как танцуются мягкий и твердый знаки. Целые же фразы в России вообще никто никогда не танцевал, чтобы обучиться им, надо ехать к Штейнеру в Гетеанум. Колю ее слова неприятно поразили, но, к счастью, он нашел выход. Наде он сказал, что уверен: для победы вполне хватит, если она обучит танцевать его людей всего двум буквам. Первая и главная - звук "А", крик атаки, с которой они и бросятся в бой, сминая армию Феогноста, сколь бы велика она ни была. Вторая буква "О"; когда кто-нибудь из его отряда будет ранен и ему понадобится срочная помощь, достаточно будет станцевать "О", и он Коля, в прошлом военный санитар, немедля откликнется на призыв.
Так оба брата собирали, а один и тренировал собственное войско для решающей битвы, но ты, Анечка, будешь удивлена, если я скажу, что и для Феогноста, и для Коли это было отнюдь не главной частью подготовки. Важной, но не главной. Я был совершенно поражен, узнав, какие исключительные усилия каждый из братьев предпринял для подкупа, хочешь мягче - для переманивания Спирина на свою сторону. Самого Спирина оба брата никогда всерьез не принимали, считали человеком в жизни Наты и временным, и случайным, то есть что в результате их войны Ната может достаться Спирину, им даже в голову не приходило, а вот что Спирин как арбитр вправе отдать победу любому из них, они не забывали. И братья, лишь бы добиться благосклонного судейства, готовы были на все. За оставшийся месяц оба Кульбарсова написали в НКВД чуть не по десятку писем; Феогност, по обыкновению, рукой Кати, Коля - лично, пытаясь убедить Спирина выступить именно на его стороне. Сохраняя нейтралитет, ни тому, ни другому Спирин ни разу не ответил, но, похоже, ответа они и не ждали.
Интересно, что в посланиях Феогноста, например, активно используется то, что за последние годы писал ему Коля, - несомненное свидетельство, что, как Коля и надеялся, его письма читались. В попытках завербовать или перевербовать Спирина Феогност выглядел успешнее, во всяком случае, убедительнее. Возможно, он лучше подготовился, или же его и Спирина позиции просто были ближе. Особенно замечательно было его (тоже написанное рукой Кати) большое письмо от 17 мая; собственно, не письмо, а целый трактат, обосновывающий необходимость союза между ним и компартией. Но по порядку.
Первые послания Феогноста были менее пространны, но и они выстроены весьма умело. Цель их - с одной стороны, наметить точки соприкосновения, показать полезность друг для друга его, Феогноста, и "органов", с другой - пока пунктиром - обратить внимание Спирина на то, что Коля, а главное - его деятельность для партии большевиков, наоборот, чрезвычайно вредна. Проще говоря, Коля - опасный враг, и если на Ходынском поле он добьется победы, для советской власти она станет катастрофой. В своем втором письме от 20 апреля Феогност писал, что, в сущности, и он и "органы" хотят одного и того же: отделить чистых от нечистых. Не имеет значения, что чистоту и нечистоту они понимают по-разному; важно разделить одних и других; именно такая задача стоит сейчас на повестке дня; именно в ней суть, и тут Феогност мог бы быть "органам" исключительно полезен. Дальше он намекает, что готов сделать за "органы" всю работу, причем с высочайшим качеством и в кратчайшие сроки. Следом - абзац о Коле, где он многократно называется оппортунистом и соглашателем, отмечается, что его фальшивая проповедь единения избранного народа на деле означает братание белых и красных, пролетариев и буржуев, революционеров с "контрой" и лишь способствует проникновению в партию, в органы власти шпионов и вредителей.
Но Коля не чувствует опасности. В письме, которое датируется тем же 20 апреля, он будто хочет одного - подыграть Феогносту, подтвердить его обвинения в свой адрес. Письмо на восьми страницах, но ничего нового в нем нет: опять старые Колины идеи, что во время революции и Гражданской войны все, что было в народе грешного и злого, что было в нем неправедного, погибло; теперь пришла пора зарастить раны и вместе строить светлое будущее. Добавлено лишь, что единение особенно необходимо в условиях враждебного империалистического окружения, враг, стоя на наших границах, только и ждет смуты, чтобы напасть. У соседей, поясняет Коля, не было гражданской войны - там у власти по-прежнему силы зла, люто ненавидящие нас - добро.
Феогност в их заочном поединке смотрится явно умнее. Он берет Колины мысли, прибавляет или, наоборот, убавляет несколько слов, в результате же получается, что Феогност и "органы" - естественные, так сказать, порожденные Богом союзники.
Помнишь, Анечка, например, то замечательное Колино письмо с последней отчаянной попыткой убедить Феогноста выдать Деву Марию, где он писал, что коммунисты сделали все мыслимое, чтобы ускорить второе пришествие на землю Христа. Большую его часть об истоньшении плоти, тянущей, топящей человека в океане греха; духе, который теперь, освободившись от стопудовых вериг плотских соблазнов, готов взмыть вверх, к Богу; о роли в этом, а следовательно, и в спасении человека коммунистов, - Феогност повторил слово в слово. Кстати, письмо так понравилось Кате, которой Феогност его диктовал, что она не удержалась и от себя приписала, вернее, объяснила, как она представляет себе социализм. "Плоть будет прозрачна, словно папиросная бумага, мы станем открыты, и никто уже не сможет прятать злых намерений, более того - мы будем видеть малейшие движения души другого человека и сразу отзываться на них. Наша плоть сделается так изрежена, невесома, что тихими летними вечерами, на закате, когда от согретой за день почвы поднимаются восходящие потоки воздуха, советские люди будут легко отрываться от земли и, соединясь в хороводы, парить в этих струях, беззаботные, будто ангелы". А всего-то, чтобы угодить Спирину, Феогносту пришлось убрать, что коммунисты народ обманут.
Коля же по обыкновению писал в лоб. Он не забывал обратить внимание Спирина на то, что Феогност лишь месяц назад кончил отбывать свой третий тюремный срок и сейчас живет на поселении, следовательно, он патентованный, заклятый враг советской власти, вообще всего советского. Дальше Коля, не придумав ничего умнее, начинал его пугать: писал, что если в их с Феогностом поединке Спирин станет на сторону Феогноста, не чем иным, кроме как изменой родине, счесть это будет невозможно.