Воскрешение Лазаря - Владимир Шаров

Подготовку к Ходынке Спирин вел в основном в двух направлениях. Во-первых, пытаясь прощупать власть, он утроил число арестов, причем, постепенно сужая круги, стал ближе и ближе подбираться к Сталину. Брал не сплошняком, а выдергивал из грядки то там, то тут, и догадаться, куда он целит, было трудно.

Несколько раз, будто заплутавшись, он подступал к вождю почти вплотную были арестованы и Молотов, и Каганович, и Маленков с Рудзутаком. Обвинения стандартные: создание подпольного правотроцкистского центра или организация по заданию западных разведок диверсионно-вредительской группы. Рудзутака с Кагановичем ему безо всяких проблем дали осудить и расстрелять (здесь он угадал - очевидно, и Сталин поставил на них крест), а вот с Молотовым и Маленковым вышла осечка, извинившись, их пришлось выпустить.

Но Спирину это не повредило. Сталин по-прежнему его и ценил и полностью доверял: когда Молотов на секретариате ЦК заикнулся было, что его арест - не случайная ошибка "органов", а запланированная диверсия против партии, Сталин высмеял Молотова.

Разведка боем была для Спирина очень важна. Прежде чем раскрутить террор так, чтобы остановить его было уже невозможно, машину необходимо было запустить и дать ей набрать обороты. Тут следовало начинать как раз с тех, чья песенка все равно была спета, а уж затем шаг за шагом пробираться к другим. Нужна была тонкая, по-настоящему ювелирная работа, и хотя Спирин много чего знал, точно, по фамилиям и по числам определиться, когда кого брать и в чем обвинять - он без подобной разведки сумел бы вряд ли.

Пока судьба берегла его от серьезных ошибок, и маховик постепенно, не спеша, раскручивался. Работа шла хорошо, не было не то что сопротивления, наоборот, и в партии, и в народе требовали брать больше, брать еще и еще. Бросить, наконец, либеральничать, задать врагам острастку по-нашему, по-пролетарски. И здесь, боясь форсажем сорвать двигатель, Спирин, наоборот, притормаживал.

Второе направление было куда скучнее, но отнюдь не менее важным. Еще раньше, чем Коля отправил формальный вызов Феогносту, Спирин написал в ЦК несколько писем, а затем выступал на заседаниях, где они обсуждались. Часть стенограмм до наших дней сохранилась в партийном архиве. Для полноты картины я кое-что тебе перескажу, но прежде заметь: без спиринских обращений в ЦК не было бы ни самой Ходынки, ни событий, которые за ней последовали.

Именно письмами и выступлениями Спирину удалось переломить ситуацию и получить от товарищей по партии фактически карт-бланш. Например, на заседании ЦК 12 марта 1936 года он говорил: "Сейчас ежегодно в партию вступают сотни тысяч новых членов, но преданы ли они нашим идеям, готовы ли пожертвовать всем, отдать даже жизнь, чтобы правда восторжествовала? Ничего этого мы не знаем и узнать не можем. Каждый из них произносит правильные слова, голосует за кого надо, но кто он - брат или замаскированный враг, истинный сподвижник или присосавшийся, примазавшийся к партии карьерист - Бог весть. Никакое ЧК тут помочь не в силах. А ведь важнее ничего нет. Партии на пути, по которому она ведет народ, предстоят еще многие трудности. Будут и расколы, и временные неудачи. Не исключаю, что со стороны не раз будет казаться, что партия уже не та, что она ослабела, выдохлась, больше того - скоро ей конец. И вот тогда присосавшиеся побегут, будто крысы с тонущего корабля. А что, если их будет столько, что своим числом, ужасом они собьют с ног, дезорганизуют честных бойцов, которые и есть истинная партия".

"Партии пора, - продолжал Спирин на другом заседании (3 апреля 1936 года), - посмотреть правде в глаза, давно пора отделить чистых от нечистых. То, что сегодня быть большевиком, членом партии во всех отношениях выгодно, - очень плохо. В партии должны остаться лишь работники, на которых мы можем положиться в любых обстоятельствах". "Неважно мы знаем и своих врагов (письмо в ЦК от 12 апреля). Они отлично маскируются, притворяются простыми обывателями, сочувствующими общему делу. Но обманываться не стоит, врагов у нас много. Решительных, убежденных врагов, только и ждущих момента, чтобы нанести удар в спину. Дать им подобный шанс - преступление перед революцией, непростительная глупость. Сейчас, когда партия сильна как никогда, тактически верно вызвать, спровоцировать их выступление и поименно выявить каждого, кто молится о нашей смерти. Враг, которого знаешь в лицо, - заключал письмо Спирин, - во сто крат менее опасен, чем враг затаившийся, ушедший в подполье".

Апрельские письма и выступления Спирина постепенно рыхлили и удобряли почву. Спирин понимал, что если подготовленный план он лично предложит на секретариате партии, шансов быть принятым у него нет. Радикальность, а главное, необычность некоторых идей могла испугать кого угодно. Спирин не сомневался: стоит ему перейти к конкретным деталям, один за другим члены ЦК станут говорить, что до идеала, конечно, далеко, но положение в стране хорошее, необходимости в изысках нет и, слава богу, не предвидится. Значит, прямой путь был для Спирина отрезан, отрезан напрочь. Но был непрямой: изложить суть - бросить прикормку - и уйти в кусты. Дать цэкистам две-три недели сказанное спокойно, не торопясь, обдумать. Тогда есть надежда, что они сами к нему приступят: что делать? Почему он, заместитель председателя НКВД, в чьем непосредственном ведении находится борьба с "контрой", не принимает срочных мер?

Но спешить не следовало и тут. Рыбка на крючок должна была сесть покрепче. Они должны были испугаться, запаниковать, начать требовать, и требовать от него немедленных действий, кричать, что промедление смерти подобно. Его же роль проще - вяло отбиваться, объясняя, что ситуация сложная, много неясного. Лишь когда они заявят, что если так - пусть из ЧК уходит, "органам" нужны другие люди - можно выводить на сцену и Колю с Феогностом.

Жизнь показала, что спиринский расчет был верен. Он тянул и тянул паузу, тянул до последнего. Десятого мая на секретариате ЦК был поставлен вопрос о его немедленном, прямо сегодня отстранении от должности первого заместителя народного комиссара внутренних дел как не справляющегося со своими обязанностями; перед голосованием Спирин поднял руку и попросил слова. Ему дали.

Держался он спокойно, даже будто отстраненно. Сначала доложил о разных делах, которые были в его ведении, но то ли среди них не было ничего интересного, то ли членов ЦК они не волновали, во всяком случае, Молотов его перебил. С места он заявил, что пришел сюда для обсуждения другого вопроса и снимают его, Спирина, с должности тоже по другой причине. Есть ему что сказать, - они слушают, нет - пускай садится, работы много, и тратить зря время никто не хочет.

Оборвал его Молотов, остальные молчали, но Спирин видел, что и они с ним согласны. Плод созрел, можно собирать урожай. Почему же, по-прежнему не спеша ответил Спирин, и по делу, которое заботит членов ЦК, сказать ему есть что. Но он думал, что, уходя из НКВД, обязан дать общий отчет, однако если ошибся просит прощения. Что же касается вопроса с контрреволюцией, то шанс выправить ситуацию, причем радикально, - неплохой, и он, Спирин, надеется, что партия его не упустит.

Последние месяцы шла тщательная агентурная работа. Ею была занята ровно половина штатных сотрудников "органов", в том числе две трети сексотов, и буквально вчера она дала результат. Результат сенсационный. "Но по порядку, сказал Спирин. - Во-первых, удалось выяснить имена двух главных вождей контрреволюционного заговора. Это родные братья: старший - Федор Кульбарсов, в прошлом епископ русской православной церкви в Нижнем Новгороде, больше известный как отец Феогност, и младший - Николай Кульбарсов; они из дворян средней руки. Поскольку "органы" знают и их имена, и место проживания, обоих нетрудно арестовать и доложить, что операция успешно завершена. Однако он, Спирин, считал бы арест братьев грубой ошибкой. Сегодня у партии есть исторический шанс не просто выявить всех активных противников советской власти, но и то, что бывает реже редкого: разом врагов уничтожить.

Таким оптимистом, - продолжал Спирин, - меня делает вот что. По надежным агентурным донесениям нам известно, что недавно два брата, которые прежде, несмотря на тактические разногласия, действовали заодно, в кровь разругались. Вражда между ними смертельная. И сейчас, пока никто не успел их помирить, есть уникальная возможность развязать в стане контрреволюции настоящую гражданскую войну. Силы братьев примерно равны, ожесточение между ними и их сторонниками чрезвычайное, если им позволить, они будут резать друг друга и резать. От партии, - говорил дальше Спирин, - требуется немногое: чуть контрреволюции помочь. Я предлагаю организовать схватку на Ходынском поле, а чтобы братьям было легче собрать свои силы, думаю, что достаточно сделать железные дороги в стране на месяц бесплатными. Почему Ходынка? - пояснил он, - и по размерам десять квадратных километров, и по удобству контроля лучше места не найдешь во всей стране. То есть нам нужно организовать транспорт, с остальным они справятся сами". Дабы снять оставшиеся вопросы, Спирин заключил: "Ненависть между Феогностом и Николаем Кульбарсовыми так сильна, что обе стороны готовы принять от нашей партии любые услуги, даже готовы, чтобы в их войне она была судьей, арбитром, лишь бы один брат без помех мог расправиться с другим".