Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове - Герман Данилович Нагаев

— Починил. Дело не мудреное. А вы тут таких слесарей набрали, что зубила от отвертки отличить не могут.

— Только учатся. Это же бывшие врангелевцы. Их из Турции привезли. Говорят, несколько тысяч на промыслах.

— Эй, товарищи! Идите в вышку, начинаем тартать! — раздался голос мастера.

Оба прошли в вышку.

Желонку с нефтью подняли на тросе, подвели к канавке.

— Погоди выливать! — крикнул человек в шляпе. — Есть у вас ведро?

— Найдется, — ответил желонщик. — Эй, молодцы! Кто-нибудь возьмите ведро.

Подошел рабочий с ведром.

— Давай измерим, сколько в желонке воды.

— Да. Это важно, — подтвердил человек в шляпе. — Только сливай аккуратней.

Рабочий поставил под желонку ведро.

— Опускай!

Ведро со звоном наполнилось водой.

— Стоп! Полное.

— Выплескивай! — сказал человек в шляпе. — Давай еще...

Выплеснули три ведра, а там пошла нефть.

— Довольно! — сказал человек в шляпе и ободряюще улыбнулся. — Ну, у вас, товарищи, дела поправляются. Желаю успеха!..

Выйдя из вышки, он легонько толкнул в бок шагающего рядом Кирова.

— А ты молодец, механик. Желонка работает, как часы.

Подлетел шофер:

— Начальника промысла нет, вызвали в «Азнефть».

— Жалко, — сказал человек в шляпе. — Я тоже хотел его повидать.

— А вы кто же будете, товарищ? — спросил Киров, с любопытством оглядывая могучего, необычного на промыслах гостя.

Тот протянул широкую крестьянскую руку:

— Геолог Губкин!

— Вот так встреча! Я очень рад! Здравствуйте, товарищ Губкин.

— Здравствуйте! А вы-то кто, товарищ?

— Я, собственно, Киров!..

— Киров? Вот удивили! Ведь мне Ильич вас совсем другим человеком обрисовал... А я, знаете ли, принял вас за механика. Уж извините.

— Да я же и есть механик! — добродушно рассмеялся Киров. — Это моя первая и, может быть, главная профессия.

И они, оба улыбаясь, теперь уже крепко, дружески пожали друг другу руки.

Глава двадцать шестая

1

Так вот, оказывается, вы какой, Иван Михайлович, — рассматривая скуластое приветливое лицо, говорил Киров, — очень простой, доступный человек. А я предполагал, что к вам и подступиться будет трудно. Мол, ученый муж и прочее...

— Я, товарищ Киров, — сын крепостного мужика. К науке пробивал дорогу собственными кулаками. И вот весной вступил в Коммунистическую партию. Так что вы со мной говорите попросту.

— Спасибо, Иван Михайлович. Именно на откровенный разговор я и рассчитываю... Надо увеличивать добычу. А как? Слыхал, будто бы с Эмбы нефть собирались возить на верблюдах. Вот как она нужна.

— Да, готовились, — вздохнул Губкин. — Теперь, правда, эта идея отпала. Но промыслы Грозного, Майкопа и особенно Баку — в ужасном состоянии.

— Вот я и хотел спросить... Неужели нет спасения от воды? — В лице Кирова была такая озабоченность и тревога, как будто он говорил с хирургом, которому предстояло оперировать самого близкого и безнадежно больного человека.

Губкин и сам тяжело переживал разруху и запустение промыслов, однако он верил, и верил твердо, что их можно спасти, возродить. Правда, это требовало нечеловеческих усилий. Сказать Кирову прямо он боялся. Боялся подорвать в нем веру в успех. Но и сказать неправду, обнадежить тоже не мог...

Он долго сидел задумавшись, потирая лоб, словно делая в уме какие-то расчеты.

— Ответить на ваш вопрос, Сергей Миронович, очень не просто. Раньше промыслы были разделены на участки, которые находились в руках разных владельцев. Поэтому никто из геологов не имел точного представления о структуре бакинских нефтяных залежей... Сейчас мы получили возможность составить геологические карты всего массива и определить, как велика угроза обводнения. Но ведь для этого потребуется время.

— Я понимаю. Но все-таки...

— То, что я увидел сегодня, вместе с вами, весьма обнадеживает. Полагаю, что на центральном участке дела поправимы. Если энергично возьмемся за откачку воды, большинство скважин можно спасти.

— Спасибо, Иван Михайлович. Именно это я и хотел знать.

— Но при существующем оборудовании, своими средствами, Сергей Миронович, мы ощутимых успехов не добьемся.

— Но как же быть? Возможен ли выход из тупика?

— Выход, по-моему, есть, — сказал Губкин, доверительно подвинувшись к Кирову. — Этот выход подсказан Лениным. Перед моим отъездом мы виделись и говорили обстоятельно. Ильич прямо сказал: надо четверть, даже две четверти промыслов сдать концессионерам Запада, с тем чтобы они помогли нам и оборудованием, и продовольствием. И Ильич настаивает, чтобы переговоры, в целях ускорения дола, вели бы непосредственно руководители «Азнефти».

— А если капиталисты заломят несусветно? Если выдвинут совершенно неприемлемые условия?

— Тогда свяжемся с Америкой. Я жил там почти год. Осмотрел все промыслы и заводы нефтяного оборудования. Американцы пойдут на сотрудничество.

И это важно. Они ведь не долбят скважины, как у нас, а бурят их. Они могут прислать к нам буровые бригады вместе с трубами, бурильными станками и полным оборудованием буровых вышек. Благодаря им мы можем наладить и развернуть у себя буровые работы. Только широкое применение на промыслах быстрого вращательного бурения обеспечит нам успех в росте добычи нефти.

— Спасибо, Иван Михайлович. А кого бы, вы полагали, можно послать за границу?

— Конечно, Серебровского. Он инженер и деловой человек. Ему и карты в руки!

— Пожалуй, больше и некого послать. Хорошо. Я сегодня же поговорю с ним... А вы как и где устроились, Иван Михайлович? Наверное, голодаете?

— Нет, нет, не беспокойтесь, Сергей Миронович.

— Обедать будете у нас в ЦК. И с сегодняшнего дня в вашем распоряжении автомобиль. В гостинице приготовлен лучший номер. И вообще, что бы вам ни понадобилось — звоните мне в любое время. Вот вам телефоны: служебный и домашний. — Киров протянул бумажку. — Мы очень надеемся на вашу помощь, Иван Михайлович.

— Так ведь за этим меня и послали, Сергей Миронович, — сдержанно улыбнулся Губкин. — Как только ознакомлюсь с делами на промыслах, сразу приду к вам.

2

Только попрощался Губкин, в кабинет без доклада вошел крепыш в военной форме — Георгий Атарбеков. По просьбе Кирова он был назначен уполномоченным ВЧК.

Устало опустившись в кресло, Атарбеков взглянул на Кирова большими черными глазами с покрасневшими веками. И эти смелые честные глаза лучше слов сказали Кирову, что диверсия с пожаром еще не раскрыта.

Киров положил карандаш, придвинулся ближе к Атарбекову, спросил негромко:

— Что, Георгий, неужели никого не