Изгои - Маргарет Мерфи

Лицо Наоми Харт выразило глубочайшее сомнение.

– Адвокаты?! С чего бы это они захотели помогать полиции?

– Вы правы, – сказал Хинчклиф. – Это верно. Забудем, что я это говорил.

Хинчклиф был твердо уверен, что наблюдение за Джорданом даст результаты только в случае, если оно будет круглосуточным. Потому в нем были задействованы три группы, каждая из двух человек, ведшие слежку на машинах разных моделей и цветов по скользящему графику. Они постоянно находились на радиосвязи друг с другом и с базой. Все шесть офицеров, четверо мужчин и две женщины, имели радиомикрофоны, спрятанные на одежде.

Уилл Гарви был командиром группы и пассажиром машины, за рулем которой сидел Брайан Маккензи. Они только что сменили автомобиль номер два. Гарви нажал кнопку рации и отрапортовал:

– Гарви. Вижу транспортное средство объекта. – Он говорил, не глядя на пульт, поэтому любой глянувший в салон решил бы, что он просто болтает с водителем. – Объект движется в направлении Эгберт-роуд.

Гарви обменялся взглядом с Маккензи, когда Джордан остановился на светофоре, еще только переключившемся на желтый. Гарви было чуть больше сорока. Пять футов десять дюймов ростом, нормального телосложения и с русыми волосами. Его заурядная внешность была совершенно незапоминающейся, что как раз и требуется для работы в наружке.

– Он что-то затевает, – сказал Маккензи. – Всю дорогу держит не больше тридцати.

– Видать, куда-то намылился, – согласился Гарви. – Лекс Джордан не выезжал из центра города лет десять.

Солнце висело низко, слепя водителя в зеркало заднего вида, что облегчало полицейским работу. Если Джордан взглянет в зеркало, то не увидит ничего, кроме неясного силуэта машины.

– Куда ж его черт несет? – заинтересовался Маккензи, когда они проехали мимо ливерпульского крикет-клуба.

– Скоро выясним. – Гарви снова нажал кнопку. – Объект поворачивает направо, еще раз направо и сразу же налево, в Крессингтон-парк.

Маккензи сбросил газ, позволяя машине номер три последовать за Джорданом. Они приотстали, одна машина осталась ждать на Эгберт-роуд, развернувшись в сторону города. Другая, когда «мерседес» Джордана отъехал подальше, миновала сложенные из песчаника ворота Крессингтон-парка. Архитектурные изыски восьмидесятых годов стояли бок о бок с викторианскими особняками и виллами эпохи короля Эдуарда. Здесь жили настоящие богачи.

Джордан остановился перед одним из старинных особняков, окруженных большим парком и высоким забором. Передовая машина прошла дальше и припарковалась впереди внедорожника, удачно спрятавшись за его высоким кузовом.

Маккензи сдал задом на подъездную дорожку к шале в швейцарском стиле.

Гарви посмотрел на него:

– Будем надеяться, что в данный момент хозяева зарабатывают бабки, чтобы выплачивать ипотеку.

Маккензи пожал плечами:

– Если они и дома, нас им не увидеть.

Гарви пришлось согласиться. У них был прекрасный обзор входной двери и верхних этажей дома, в то время как их самих стена шале надежно укрывала от взоров. Он достал бинокль и навел его на особняк.

– Райвенделл, – прочитал он. – Интересно, во что им обошелся этот домишко?

– Не иначе, они продали души мамоне, – пробурчал Маккензи, завистливо разглядывая дом.

– Не продав душу, такую хибару не построишь, – вздохнул Гарви.

Маккензи бросил на него внимательный взгляд. Трудно понять, когда Гарви шутит.

Гарви сообщил по рации название и номер дома для проверки личности владельцев и, чтобы время так нудно не тянулось, предался воспоминаниям. Слишком молодой, чтобы успеть побыть настоящим хиппи, он тем не менее к четырнадцати годам три раза перечитал «Властелина колец».

– Ты бы ни за что не поверил, глядя на меня сейчас, – рассказывал он. – У меня были все дела: длинные волосы, клеш, шикарный тренчкот… Что за черт, что он там затеял?

Джордан как раз доставал из багажника полицейскую дубинку.

– Вот наглая рожа! – воскликнул Маккензи. – Откуда он это спер?

С пассажирского сиденья вылез здоровенный негр, и они с Джорданом пошли к входной двери «Райвенделла», как два урук-хая, задвинутых на войне[11].

Гарви схватил с заднего сиденья камеру и сделал несколько снимков. Дверь распахнулась после второго удара чернокожего мордоворота, посыпалось цветное стекло дорогих светильников над входом, а деревянная щепа полетела в вестибюль. Двое друзей неторопливо и деловито вошли внутрь.

Гарви открыл дверцу машины и попросил по рации помощи. Одновременно запиликал его мобильник, он нажал на кнопку и услышал:

– Оставаться на позициях. Не вмешиваться. Повторяю, НЕ вмешиваться.

– Кто это? – удивился Гарви, оглядывая дома вокруг. В одном из них отдернулась занавеска, показалась чья-то фигура и тут же скрылась, как привидение.

Тут же взорвался радиотелефон у него в ухе. Хинчклиф говорил слишком громко, слишком близко к микрофону. Гарви покрутил настройку и ответил:

– Сэр?

– Не вмешиваться, – повторил Хинчклиф.

Со звоном разлетелось оконное стекло, и на мощеную подъездную дорожку «Райвенделла» грохнулся ноутбук, за ним последовали телевизор и лазерный проигрыватель.

– В этом доме прямо криминальная война.

– Это, – подсказал в ухо Хинчклиф, – дом Петерингтонов.

Гарви только охнул.

Мистер и миссис Петерингтон были членами всех престижных клубов Ливерпуля. Он был банкиром, она – старшим налоговым инспектором. У их сыновей, Дарси и Стивена, имелся свой маленький наркобизнес.

– Что ты хотел сказать своим оханьем? – поинтересовался Маккензи.

Гарви повернулся к Маккензи:

– Стивен и Дарси Петерингтоны начали приторговывать наркотиками: экстази, кокаин, кета-мин, понемножку ЛСД. Но они честолюбивы. Ходят слухи, что, как только Хинчклиф прикрыл Кенсингтонскую группировку, братцы стали пытаться расширить свой бизнес.

Теперь уже охнул Маккензи. Вполне понятно, что предыдущее дело Хинчклифа создало новые возможности для оставшихся на этом рынке. Недоучившиеся экономисты, братья успели усвоить в своих университетах, что уничтожение конкурентов сулит новые возможности для бизнеса.

Они прислушались к треску ломаемой мебели. Когда появился потный, с остекленевшими глазами Джордан, еще раза два щелкнули его на камеру и влились в боевой порядок. Меняя головную машину через каждые две мили, они прибыли назад к дому Джордана.

Глава 42

Фостера подключили к детективу Харт для проведения допроса солиситора Грегори Капстика. Около десяти мистер Капстик был доставлен двумя офицерами отдела уголовного розыска Дувра. Фостер пошел доложить Хинчклифу.

Старший инспектор прихлебывал ароматный кофе из кружки с эмблемой Мерсисайдского полицейского управления. Видимо, тот, кто принес кофеварку на пирушку в честь дня рождения Харт, решил на некоторое время оставить ее в отделе, и теперь любой, от уборщицы до Хинчклифа, мог насладиться отлично сваренным кофе.

– Он прибыл? – спросил Хинчклиф.

– Со своим адвокатом, – ответил Фостер. – Мы готовы начать допрос, как только они завершат формальности.

По закону у них было только двадцать четыре часа, чтобы вытащить информацию из солиситора, из которых восемь отводилось на сон.

– Есть заявления после инцидента в Крессингтон-парке?

Фостер пожал плечами:

– Пара жалоб от соседей. Дарси и Стивен утверждают, что это была дружеская потасовка между братьями и они слегка увлеклись.

– Ну что ж, – сказал Хинчклиф. – Это уже кое-что. Нам необходимо выяснить, был ли Джордан деловым партнером Капстика. Он жаден, что подтверждает его наезд на братьев Петерингтонов. Посмотрим, насколько далеко заходят его амбиции.

– Так точно, босс, – ответил Фостер.

– Дайте знать, когда начнете. – Хинчклиф нахмурился. – Что там с документами?

– Папки Капстика прибудут отдельно, в полицейском фургоне, – сообщил Фостер. – Их доставят сюда через полчаса.

В помещении отдела народу было больше чем обычно. Офицеры предпочли задержаться допоздна, зная, что шансов добиться результатов в начале расследования больше. Кто-то не уходил из суеверия, что в его отсутствие на службе произойдет что-то важное, всякому хотелось, чтобы сообщение об удаче поступило именно в его дежурство. Общей целью было отыскать убийцу Грейс. Все остальное отодвинулось на второй план.

Детектив Рейд получил задание проверить все телефонные номера, по которым Грейс звонила с мобильника незадолго до смерти. Он поговорил с ее коллегами. Все они были потрясены случившимся, и никто не знал, почему доктор Чэндлер оказалась в последний день жизни у Натальи Сремач.

Но один номер, который он только что получил для проверки, отличался от остальных. Во-первых, он был наспех написан толстым черным маркером на обороте письма, обнаруженного в сумочке доктора Чэндлер. Во-вторых, этот лист был не чем иным, как рекомендательным письмом Натальи, датированным девяносто седьмым годом.