Под покровом тайны - Робинзон

После этого разговор стал более спокойным. Иван Тимофеевич откушав водочки, и услыхав мои обещания, стал необычайно покладистым и и пообещал выделить нам для жизни пустующий дом, его хозяин погиб в прошлом в году в схватке с медведицей, или еще каким-то зверем.

Они оживленно переговаривались с бабушкой, вспоминали каких-то давно умерших знакомых. Меня же все больше беспокоила мама. Она сидела с отсутствующим лицом, не прислушиваясь к разговору.

— Мамочка, — обратилась я к ней. — Ты устала, может, ляжешь, отдохнешь.

— Не устала я нисколько, — раздраженно ответила она. — Вы меня вчера с бабкой травами опоили, я до сих пор в себя придти не могу. Ох, Ленка, Ленка! Порушила ты всю нашу жизнь, — добавила она и, обняв меня за плечи, прослезилась.

Тим во время всего этого сидел на лавке у печки и оттуда наблюдал за мной. По его надутому лицу было понятно, что он злится на меня.

— Ну, и ладно, — подумала я. — На сердитых воду возят. Сердись, сколько хочешь.

Однако, когда я попросила его, помочь уложить маму спать, он сорвался с лавки, как подстреленный.

Иван Тимофеевич, увидев наши приготовления, сразу начал прощаться, впрочем, пообещав завтра придти с утра, чтобы показать нам новое жилье.

Когда он ушел, мама уже спала. Я улеглась рядом с ней, прижалась к теплому боку и почти сразу провалилась в сон, не обращая внимания на продолжавшуюся беседу прабабушки с Милицей Ивановной.

Утром я проснулась оттого, что в ухо кто-то дышит. Открыв глаза, увидела рядом сопящего рысенка. По запаху это была Глаша. Я опустила руку на ее мягкий пушистый живот и начала почесывать. Рыска довольно заурчала. Однако наша идиллия долго не продлилась. Рука Милицы Ивановны ухватила дочь за ухо и бесцеремонно сдернула с кровати. Та моментально перекинулась в голую замызганную девчонку и начала заливисто рыдать. От этих воплей проснулись уже все. На дворе была еще темень, поэтому хозяйка зажгла коптящий светильник. Бабушка выбралась из-под своего ватного одеяла и начала рыться в вещах. Выудив оттуда керосиновую лампу, она поставила ее на стол и зажгла. Осторожно распаковав завернутое в тряпку стекло, установила его в лампу. Она прибавила огня, и в темной комнате явно посветлело.

— Смотри-ка почти как ваше лепестричество светит, — сказала довольная хозяйка.

В это время мама толкнула меня в бок.

— Лена, может, попробуем в нашу квартиру попасть. За ней если и приглядывают, так снаружи. Последний раз по-человечески помыться хочется, да сюда нужно забрать много чего, — попросила она. Я согласно кивнула, у меня еще вчера, во время бабушкиных сборов мелькали такие же мысли. Вот только времени на это бабуля не дала.

Встав, я сосредоточилась, и передо мной открылось окно в нашу квартиру.

Оглядевшись, осторожно зашла в комнату. Здесь ничего не изменилось с позавчерашнего дня, все так же валялись разбросанные вещи и ящики комода. На кухне тоже был тарарам посуда вытащена из буфета, ящики перевернуты.

В моей комнате вообще царил полный тарарам.

Пока я осматривала квартиру, мама оккупировала ванну и начала мыться под душем.

Милица Ивановна и Тим благоразумно не переходили из своего дома, но во все глаза из проема портала разглядывали наши скромные апартаменты.

На всякий случай я взяла толстую доску, стоявшую без дела в прихожей и уперла ее в дверь. Мало ли за квартирой наблюдают, и решат проверить, кто тут хозяйничает.

Однако повезло, пока мама мылась, никто нас не побеспокоил.

Только бабуля все ходила по квартире и ахала.

— Ох, Варька! Как вы богато живете, прям буржуи. У нас даже у председателя колхоза такого благолепия нету.

Мама, выйдя из ванной комнаты, грустно сказала:

— Закончилось наше благолепие бабушка, будем теперь в деревне жить, а в этой квартире не сегодня, так завтра, другие жильцы появятся.

Мы едва успели собрать часть нужных нам вещей, как раздался звонок, а затем дверь содрогнулась от мощных ударов.

— Уходим! — зашипела я и, схватив маму за руку, нырнула в проем портала. Бабушка последовала за мной, после этого проем закрылся.

— Ну, теперь они все там разнесут. — Вздохнула мама.

— А какой воевода стрельцами командует, — простодушно спросила Милица.

— Мама, я же тебе говорил, — воскликнул Тим. — Нету там у них стрельцов и воевод тоже, теперь царю, солдаты служат. Мне Лена это давно говорила.

Наш разговор прервал появившийся Иван Тимофеевич. Он с любопытством глянул на керосиновую лампу, и сказал:

— А чего это вы вокруг пустого стола хороводы водите. Я думал вы уже во всю блины едите. Кто-то вечор обещал испечь.

— Ой, батя, прости! — воскликнула Милица Ивановна, — Запамятовала совсем, сейчас я все мигом сгоношу. А пока сымай тулуп, да садись за стол.

Довольный староста скинул поношенный овчинный полушубок и уселся за стол.

— Садись и ты, Аглая Никаноровна, — обратился он к бабушке, — в ногах правды нету.

Посидим, поговорим. Давненько мы с тобой так не сиживали.

Бабушка насупилась и явно что-то хотела ляпнуть, но вместо этого вздохнула и села напротив.

Милица Ивановна в это время уже хлопотала у плиты, наливая на смазанную топленым маслом сковороду, пахнущее дрожжами жидкое тесто. Мы же продолжали стоять, ожидая, что будет дальше.

Троюродные брат с сестрой заговорили неожиданно мирно, после чего мы с мамой также уселись рядом с ними. Тим тоже присел на лавку у окна и что-то тихо рассказывал своим младшим братьям и сестрам.

— Ходил с утра дом смотреть, — громко сказал Иван Тимофеевич. — С лета туда не заглядывал. Все там в порядке, только протопить и жить можно. Даже сено на сеновале полно. Только вот скотины я у вас не вижу, — ухмыльнулся он.

— Как это нет скотины?! — воскликнула бабушка. — а коза моя, не скотина что-ли? Ты Ивашка, смотри, не заговаривайся!

Возможно, что старики снова бы разругались, но в это время им на деревянные тарелки Милица Ивановна положила горячие блины и поставила рядом горшок сметаны. Беседа прекратилась сама собой и в следующие минут двадцать, все усиленно поедали блины.

Затем мы напились чаю из бабушкиного самовара, и после этого отправились на осмотр нашего будущего жилья.

Никакой ограды вокруг дома не было. Сам он был огромен, наверно в два раза больше бабушкиного. Высокий, с резным крыльцом, ведущим на второй этаж. В его задней половине широкий помост также поднимался на второй этаж и упирался в большие, закрытые ворота.

На мой вопросительный взгляд мама тихо пояснила:

— Это чтобы на телеге сено на сеновал возить.

День выдался солнечный, на небе не было ни облачка. Снег под яркими лучами искрился мириадами искр, так, что было больно смотреть. Несмотря на подавленное настроение, хорошая погода брала свое и я почувствовала, что апатия проходит.